Валерий Брюсов, статьи о нём

Брюсов
(статья из Краткой литературной энциклопедии: В 9 т. - Т. 1. - М.: Советская энциклопедия, 1962)

БРЮСОВ, Валерий Яковлевич [1(13).XII.1873, Москва, - 9.X.1924, там же] - русский советский писатель. Родился в зажиточной купеческой семье. Дед со стороны отца был крепостным; дед со стороны матери - А. Я. Бакулин - поэт-самоучка (издал в 40-х годах 19 века сборник «Басни провинциала»). Отец Брюсова некоторое время слушал лекции в Петровской сельско-хозяственной академии, имевшей репутацию «революционного гнезда». Воспитывали Брюсова, как он говорил, «в принципах материализма и атеизма»; поэтом, особо чтившимся в семье, был Н. А. Некрасов. Начал писать Брюсов в раннем детстве. В 1899 он окончил историческое отделение историко-филологического факультета Московского университета. В 1894-95 вышли три сборника «Русские символисты», составленные преимущественно из стихов самого Брюсова, отмеченных сильным влиянием западноевропейского декаданса (П. Верлен, А. Рембо, С. Малларме и др.). Брюсов рассматривал эти сборники как «сознательный подбор образцов», нечто вроде маленькой хрестоматии различных приёмов новейшей западной поэзии. Однако в предисловии к первому сборнику он предупреждал читателей, что отнюдь не считает французский символизм «поэзией будущего». Рационалисту и позитивисту, Брюсову даже в те годы были чужды не только крайности декадентства, но и самая поэтика символизма с её зыбкими светотенями и намёками. Применяя формальные новшества, Брюсов надеялся вывести русскую поэзию из застоя 80-х - начала 90-х годов и «эпатировать» косную буржуазную публику. В последующих книгах - «Chefs d’Oeuvre» («Шедевры», 1895) и «Me eum esse» («Это - я», 1897) - уже намечаются некоторые существенные черты зрелого творчества Брюсова - урбанизм, мотивы научной поэзии, обращение к истории, тема смены культур. Эти книги также отмечены влиянием декаданса, но демонстративности, расчёта на шумный эффект здесь уже нет. Это - поиски новых форм в поэзии, способных выразить новые чувства, «ощущения конца века».

Книга стихов «Tertia Vigilia» («Третья стража», 1900) знаменовала собой начало творческой зрелости Брюсова. Здесь уже ясно проступают характерные черты «поэта мрамора и бронзы», как называли его современники: скульптурная выпуклость и строгая завершённость образов, чёткая композиция отдельных стихотворений и всей книги в целом, декламационный строй стиха, ораторский пафос. Теперь Брюсов признаёт своими учителями Пушкина, Верхарна и Тютчева. От этой книги ведут начало знаменитые брюсовские историко-мифологические циклы; в цикле «Любимцы веков» есть блестящие образцы творческого осмысления прошлого и проекции его в настоящее, например, «Ассаргадон», «Александр Великий», «Старый викинг» и др. Нарастание революционного движения в России на рубеже двух столетий заставляет поэта напряжённо размышлять о судьбах человечества («В дни запустений», «В неконченном здании»). Он предвидит неизбежность революции, которая до основания уничтожит старый мир. Эти предвидения особенно чётко выражены в неоконченной поэме «Замкнутые» (1900-01). Резкая критика буржуазного общества (главным образом, с позиций этического и эстетического максимализма) завершается предсказанием жестокой борьбы, которая, «как ярый вихрь, промчится по вселенной». Ограниченность мировоззрения Брюсова не помешала ему разглядеть реальную движущую силу будущей революции - пролетариат. В следующей книге стихов «Urbi et Orbi» («Городу и миру», 1903) - одной из лучших своих книг - Брюсов говорит о рабочих: «И, спину яростно клоня, скрывают бешенство проклятий среди железа и огня давно испытанные рати» («Ночь», 1902). Там же был напечатан и знаменитый «Каменщик» (1901), ставший народной песней. «С „Tertia Vigilia“ началось моё „признание“ как поэта», - писал Брюсов в автобиографии («Советские писатели», т. 2, 1959). Брюсов становится лидером модернистской литературы. Он активно участвует в делах издательства «Скорпион», позднее редактирует журнал «Весы», крупнейший литературный центр русского модернизма. Однако положение Брюсова в лагере символистов было весьма сложным. «…Я - как заложник в неприятельском лагере», - писал он. Философско-общественная позиция Брюсова, его поэтика резко противоречили основным положениям русского символизма, вождём которого Брюсов считался. «Младшие символисты» (Вяч. Иванов, А. Белый, Эллис и другие) развивали неоплатоническую теорию Вл. Соловьёва об идеальном мире «высших реальностей», слабым, искажённым отражением которого является внешний, видимый мир; поэту, согласно этой теории, надлежало «видеть просвет вечного во временном», т. е. не изображать реальную действительность, а стремиться уловить скрытый в ней мистический смысл. Брюсов же был рационалистом, чуждым всякой мистики, певцом труда. В стихотворении «В ответ» (1902) он с умышленным антиэстетизмом уподобляет мечту волу, работающему на пашне («Вперёд, мечта, мой верный вол!»). Это решительно противоречило символистскому представлению о поэте-пророке и провидце. Однако эклектичность мировоззрения и отсутствие чёткой общественной ориентации привели к тому, что Брюсов несколько лет был связан с русским символизмом, и только события революции 1905 заставили его порвать эту связь.

Книга стихов «Stephanos» («Венок», 1906) - вершина дооктябрьской поэзии Брюсова. Высокий взлёт романтической лирики («Приветствие», «В полдень», «Встреча», «Из песен Мальдуна» и др.), великолепные образы из истории и мифологии («Медея», «Орфей и Эвридика», «Ахиллес у алтаря», «Антоний») сочетаются в ней с яркими образцами революционной поэзии. Цикл «Современность» представляет собой своеобразный политический дневник, где поэт высказывает своё отношение к войне и революции. В. И. Ленин в эти годы назвал Брюсова поэтом анархистом, исходя из чётких тезисов брюсовского стихотворения «Близким» (30 июля 1905): «Ломать я буду с вами, строить - нет!». Брюсов действительно критиковал большевиков с позиций анархической революционности; он считал, что революция должна уничтожить решительно всё, что создано старым миром (в т. ч. и поэзию самого Брюсова); отсюда - знаменитое восклицание в «Грядущих гуннах» (10 авг. 1905): «Вас, кто меня уничтожит, встречаю приветственным гимном». Поэт гневно клеймил либералов, ликующих по поводу манифеста 17 октября: «Довольство ваше - радость стада, нашедшего клочок травы» («Довольным», 18 октября 1905); прославлял борьбу и певцов борьбы: «Поэт всегда с людьми, когда шумит гроза, и песня с бурей - вечно сёстры» («Кинжал», 1905). Брюсов верит в счастливое будущее, где осуществятся идеалы братства, равенства и свободы («К счастливым», 1904-05). Но при всём обаянии, искренней и пламенной страстности, присущих политической лирике «Венка», нельзя не видеть, что задачи революции Брюсов понимал односторонне, приветствуя лишь беспощадное уничтожение старого. Слабые стороны мировоззрения Брюсова в этот период проявились и в том, что он полемизировал со статьёй В. И. Ленина «Партийная организация и партийная литература» (1905), поверхностно толкуя её положения и пытаясь доказать, что художник может быть независимым от буржуазного общества, если он субъективно честен.

В годы реакции Брюсов продолжает верить в конечное торжество революции (стихи «В моей стране», 1909, «Зерно», 1909). Он создаёт образ капиталистического города, в недрах которого таится его гибель («Городу», 1907), прославляет подвиги безвестных тружеников - строителей египетских пирамид и римских дорог («Египетский раб», 1911, «На форуме», 1908), славит человека, его неукротимый дух исканий, отвагу и дерзкий разум («Хвала Человеку», 1906). В сборниках стихов периода реакции - «Все напевы» (1909), «Зеркало теней» (1912), а также в сборнике «Семь цветов радуги» (1916) содержится немало образцов жизнеутверждающей поэзии («Весёлый зов», 1910, «Голос мёртвого», 1906, «Счастье Цезаря», 1911). В эти же годы Брюсов выступает как прозаик и драматург. Исторические романы «Огненный ангел» (1908) и «Алтарь победы» (1913) родственны по духу историко-мифологическим циклам Брюсова - это тоже проекция прошлого на современность. Изображая Германию 16 века («Огненный ангел»), Брюсов пытался найти решение сложного психологического конфликта. Рисуя трагическую судьбу юноши - гражданина Римской империи 4 века, Брюсов спрашивал современников: с кем вы пойдёте - с новым миром или со старым? Историческая эпоха в обоих романах изображена скрупулёзно точно, без всякой модернизации, и всё же за историческими образами ясно проступают черты современников Брюсова. В сборниках «Земная ось» (1907), «Ночи и дни» (1913) интересны раздумья о будущем (драма «Земля», рассказ «Республика Южного Креста»). Брюсов в эти годы активно выступает как литературный критик, призывая поэтов изучать действительность, знакомиться «с последними выводами философской мысли, с новыми открытиями точных наук, с ходом политической и социальной жизни своего времени» (статья «Новые течения в русской поэзии», 1913). В дальнейшем поэзия Брюсова уже не поднимается до высокого пафоса «Венка»; всё чаще звучат в ней мотивы усталости, одиночества («Умирающий костёр», 1908, «Демон самоубийства», 1910, и другие), появляются перепевы прежних мотивов, формальные поиски выступают как самоцель («Ночь», 1915, «Мой маяк», 1914). Война вначале казалась Брюсову последней войной, за которой настанут мир и свобода («Последняя война», 17 июля 1914). Однако, побывав в качестве корреспондента на фронте, Брюсов отрешился от этих иллюзий («Тридцатый месяц», 1917). Во время войны Брюсов по-настоящему сближается с М. Горьким, сотрудничает с ним. Он изучает историю и литературу Армении, переводит на русский язык стихи армянских поэтов, за что впоследствии Совнарком Армении присвоил Брюсову звание народного поэта Армении.

Октябрьскую революцию поэт принял безоговорочно и тотчас же начал активно сотрудничать с Советской властью. В 1920 он вступил в ряды Коммунистической партии. После революции Брюсов вёл интенсивную общественную деятельность: работал в Наркомпросе (вместе с А. В. Луначарским), в Госиздате, читал лекции в университете, организовал в 1921 Высший литературно-художестаенный институт (впоследствии ВЛХИ им. В. Я. Брюсова), был организатором литературных сил, воспитателем поэтической молодежи. Он выступал с исследованиями в области стиховедения («Наука о стихе», 1919), опубликовал сборники стихов «Последние мечты» (1920), «В такие дни» (1921), «Миг» (1922), «Дали» (1922), «Mea!» («Спеши!», 1924). В них есть стихотворения, которые позволяют видеть в Брюсове одного из первых советских поэтов; это стихи о революции («Третья осень», 1920; «К русской революции», 1920; «У Кремля», 1923), стихи на смерть В. И. Ленина («Ленин», 1924; «После смерти В. И. Ленина», 1924). В двух последних сборниках есть интересные образцы научной поэзии («Мир электрона», 1922; «Мир N-измерений», 1924, и др.). Но в целом послеоктябрьская поэзия Брюсова представляет собой упорные, мучительные и далеко не всегда удачные поиски новых форм для выражения нового содержания и нового отношения к миру. Брюсов пересматривал основы своего мировоззрения, стараясь придерживаться принципов социалистической партийности. Но предпринятая им крутая ломка поэтической формы не дала особенно плодотворных результатов. Большая часть послеоктябрьских стихов Брюсова отличается излишне усложнённым, изломанным синтаксисом, тяжеловесной ритмикой.

Наследие Брюсова исключительно богато и разнообразно. Поэт и прозаик, драматург и переводчик, критик и теоретик стиха, историк и литературовед, он много сделал в каждой из этих областей. М. Горький называл Брюсова «самым культурным писателем на Руси» и высоко ценил его энциклопедическую образованность. «Если б мне иметь сто жизней, они не насытили бы всей жажды познания, которая сжигает меня!» - писал поэт. Брюсов внёс крупный вклад в историю русской литературы. Вместе с А. Блоком он вывел русскую поэзию из состояния упадка и застоя, подготовив почву для поэтической деятельности В. В. Маяковского и других советских поэтов.

Соч.: Полное собр. соч. и переводов, тт. 1-4, 12, 13, 15, 21, СПБ, 1913-14; Далёкие и близкие, М., 1912; Избр. произведения, т. 1-3, М., 1926; Ашукин Н. [составитель], Валерий Брюсов. В автобиографич. записях, письмах…, М., 1929; Из моей жизни…, М., 1927; Дневники 1891-1910, М., 1927; Избр. стихи (Редакц. вступ. ст. и примеч. И. Поступальского), М., 1933; Стихотворения (Вступ. ст. А. Мясникова), т. 1-2, М., 1955; Избр. соч. (Вступ. ст. и общая ред. В. М. Саянова), Л., 1959; Стихотворения и поэмы, Л., 1961.

Лит.: Горький М., Письма к Валерию Брюсову. Собр. соч., т. 28, 29, М., 1954-55; Луначарский А. В., Брюсов и революция, в его кн.: Русская лит-ра, М., 1947; Жирмунский В. М., Валерий Брюсов и наследие Пушкина, П., 1922; Максимов Д. Е., Поэзия Валерия Брюсова, Л., 1940; Сергиевский И. В., В. Я. Брюсов. Очерк творчества. 1873-1924, М., 1944; Валерию Брюсову. Сб., посвящённый 50-летию со дня рождения поэта, М., 1924 (библиография, с. 86-91); Брюсов Валерий Яковлевич (1873-1924). Опись документальных материалов личного фонда № 56. [Подгот. к печати Н. А. Сербова], М., 1950; История русской лит-ры, т. 10, М - Л., 1954; Михайловский Б. В., В. Я. Брюсов, в кн.: История русской советской лит-ры, АН СССР, т. 1, М., 1958; Максимов Д. Е., О стихе Брюсова, «Уч. зап. ленингр. Гос. пед. ин-та им. А. И. Герцена», 1959, т. 198.

А. Г. Громова

Краткая литературная энциклопедия: В 9 т. - Т. 1. - М.: Советская энциклопедия, 1962

Брюсов
(статья из Литературной энциклопедии: В 11 т. - [М.], 1929-1939)

БРЮСОВ Валерий Яковлевич [1873-1924] - один из крупнейших русских писателей первой четверти XX в. Родился в Москве в зажиточной купеческой семье. Дед Брюсова по отцу - крепостной крестьянин, откупившийся на волю, - открыл в Москве пробочную торговлю, разбогател. Патриархальный купеческий быт, едва сложившись в семье Брюсова, начал распадаться при отце поэта (также родился крепостным). Отец Брюсова оказался неспособным продолжать торговое дело; в молодости он увлёкся идеями 60-х гг., дружил с некоторыми представителями революционного народничества; позднее завёл скаковую конюшню, стал играть, пить, запутался в долгах. Брюсов рос в доме отца «в принципах материализма и атеизма», «лет восьми прочёл Добролюбова и Писарева». Вместе с тем на его воспитании с самого начала сказался распад крепкого дедовского быта. Мальчик рос предоставленный самому себе, читал не по возрасту, вслед за отцом увлекался скачками (первыми печатными строками Брюсова была статейка в защиту тотализатора, в «Русском спорте» в 1889) и уже с 12 лет, по его собственному признанию, научился срывать все городские «цветы зла»: «узнал продажную любовь», «заглянул в область кафе-шантанов и весёлых домов». Учился Брюсов в частных гимназиях, затем на историко-филологическом факультете Московского университета (окончил в 1899). Писать начал ребёнком, сочиняя «печатными буквами» «научные статьи», рассказы и стихи (первые стихотворные опыты относятся к 1881). Первым и долгое время единственным поэтом, которого знал Брюсов, был Некрасов. Позднее Брюсов «подпал под влияние Надсона». К началу 90-х гг. познакомился с поэзией родоначальников французского символизма - Бодлера, Верлена, Малларме и др. Знакомство с французской поэзией открыло Брюсову «новый мир». С целью насадить символизм в России Брюсов издаёт в 1894-1895 три маленьких сборника «Русские символисты». В 1895 выпускает свои стихи отдельной книжкой под вызывающим названием «Chefs d’oeuvre». На Брюсове как на «главном декаденте» сосредоточились нападки всей печати, остроумные статьи-пародии Влад. Соловьёва и др. Репутация смешного и дерзкого бунтаря против установленных литературных традиций надолго закрыла перед Брюсовым все издательства и журналы. Но она же сделала его центром собирания вокруг лозунгов символизма литературной молодежи. С конца 90-х гг. Брюсов начал журнальную работу секретарём «Русского архива», с 1903 - секретарём «Нового пути». С момента организации в 1899 издательства «Скорпион», поставившего задачей пропаганду западно-европейской и русской «новой поэзии», стал принимать ближайшее участие в его работе. В «Скорпионе» вышла третья книга стихов Брюсова - «Tertia Vigilia», встреченная полусочувственными отзывами критиков, в том числе Максима Горького, и четвертая - «Urbi et Orbi», твёрдо упрочившая за Брюсовым репутацию главы школы русского символизма. С 1904 до начала 1909 Брюсов редактирует издаваемый «Скорпионом» журнал «Весы». С 1907 перед Брюсовым открываются страницы толстых журналов. С 1910 по 1912 он заведует литературно-критическим отделом «Русской мысли». К этому времени он уже имеет длинный ряд книг - сборников стихов, рассказов, романов, критических статей, переводов, исследований и т. п. (всего при жизни Брюсова вышло более 80 его книг); в сборниках, журналах, газетах он печатает огромное количество статей, заметок, рецензий; состоит членом большинства литературных обществ; путешествует по Европе. Сочинения Брюсова переводятся на главные европейские, ряд славянских и некоторые восточные языки. В 1914 Брюсов едет военным корреспондентом на фронт. Патриотические настроения первых месяцев скоро сменяются у Брюсова разочарованием в «освободительных» целях войны. Брюсов печатается в «Летописи» и антимилитаристской «Новой жизни» Горького. В июле 1917 обращается с сочувственными стихами к Горькому, которого в это время травили в кругах, стоявших на платформе Временного правительства. С конца 1917 начинает работать с советской властью. В 1919 вступает в РКП(б). Работает в ряде советских учреждений. Состоит членом Моссовета; с 1921 - профессором I МГУ. В результате горячей проповеди о необходимости для писателей специального художественного образования - основывает в 1921 Высший литературно-художественный институт, в качестве ректора руководит всей его учебной работой. Одновременно продолжается напряжённая творческая работа Брюсова: за годы революции им выпущено семь сборников стихов, напечатано большое количество переводов, критических и научных исследований, статей, рецензий; начато редактирование нового полного собрания сочинений Пушкина. В 1923, в связи с пятидесятилетием со дня рождения Брюсова, Президиум ВЦИКа обратился к нему с грамотой, в которой «отмечает перед всей страной его выдающиеся заслуги» и «выражает благодарность рабоче-крестьянского правительства». 9 октября 1924 Брюсов скончался от крупозного воспаления лёгких.

Литературная деятельность Брюсова исключительно разнообразна. Поэт, романист, драматург, переводчик соединяются в нём с критиком, учёным исследователем стиха, историком и теоретиком литературы, редактором-комментатором. Однако с наибольшей силой и завершённостью художественная индивидуальность Брюсова и его социальная сущность выразились в его поэзии. Начальный период своего поэтического творчества от «Русских символистов» до второго сборника стихов «Me eum esse» [1897] сам Брюсов называл впоследствии «декадентским» периодом. Доля преднамеренности, вызванной желанием овладеть вниманием публики, несомненно имеется в раннем «декадентстве» Брюсова, однако оно носит и бесспорно органический характер. Пафос ранних стихов Брюсова - борьба незаурядной личности, задыхающейся в «дряхлом ветхом мире», «запечатлённом Островским», - патриархальном «амбарном» быту докапиталистического купечества. Из скудости, душной затхлости этого пережившего себя быта, родилась ненависть Брюсова «ко всему общепринятому», стремление во что бы то ни стало оторваться от «будничной действительности», уйти из «тусклых дней унылой прозы». Отсутствие какого-либо жизненного дела внутри своего класса, элементы распада, господствовавшие в семье отца, предопределили направление этого ухода, подготовили Брюсова к «принятию в душу» того «мира идей, вкусов, суждений», который открылся ему в произведениях французских декадентов - от Бодлера до Гюисманса. Махровая экзотика, с одной стороны, с другой - вся гамма индивидуализма - «беспредельная» любовь к самому себе, полная отрешённость от «действительности», от «нашего века», «бесцельное поклоненье» чистому искусству, «бесстрастие», равнодушие к людям, ко всему человеческому, душевный «холод», покинутость, одиночество - составляют наиболее характерные мотивы стихов Брюсова этого периода. Круг индивидуалистических переживаний последовательно завершается обращением к темам смерти, самоубийства, причём Брюсов не только пишет «предсмертные стихи», но и на самом деле собирается покончить с собой. Экзотике содержания соответствует стремление к «новым неведомым формам». Брюсов вслед за французскими символистами «упивается экзотическими названиями», «редкими словами», «богатством, роскошью, излишеством рифмы», эксцентричными образами, экстравагантными «ультрасимволическими» эпитетами. Формально в стихах первого периода Брюсов наименее находит себя, подчиняясь в них главным образом влиянию Верлена, поэта, по всему своему складу наиболее от него далёкого. Но эмоциональная неотчётливость, музыкальная зыбкость образов и ритмов Верлена приходится особенно по вкусу отрешённой мечтательности Брюсова этого периода. Третьей книгой стихов Брюсова - «Tertia Vigilia» [1900] начинается новый центральный период его творчества. Книга открывается циклом под характерным названием «Возвращение». В первом же стихотворении под тем же названием поэт провозглашает свой уход из «пустыни» индивидуализма, «возврат к людям». Поэт, «много зим» «не видевший действительности», «не знавший нашего века», обращает свой взор к действительности и современности. Между тем, пока он «бродил» по пустыням отверженности и одиночества, действительность сильно изменилась. На конец 90-х гг. падает бурный рост капитализма: колоссальный промышленный подъём, небывалая горячка железнодорожного строительства и т. п. Брюсов не узнаёт того «сонного», «грязного», «жалкого» мира, к которому он привык с детства: на месте «низеньких, одноэтажных домишек», в которых «ютились полутёмные лавки и амбары», «воздвиглись здания из стали и стекла, дворцы огромные, где вольно бродят взоры»; «тот знакомый мир был тускл и нем, теперь сверкало всё, гремело в гуле гулком». И поэт очарован ликом нового капиталистического города. Если в «Me eum esse» он восклицал: «родину я ненавижу», новые его стихи - страстные признания в любви вновь обретённому «отчему дому» - той же буржуазной культуре, только поднявшейся на более высокую ступень своего развития: «люблю большие дома…», «пространства люблю площадей», «город и камни люблю, грохот его и шумы…». Стихи о городе в сборнике «Tertia Vigilia» были первыми образцами русской урбанистической поэзии и «откровениями» новой поэзии вообще. Брюсов не только даёт в них городской пейзаж (зачатки последнего, не говоря о «Медном всаднике» Пушкина, имелись уже у Некрасова, у Фофанова), решительно предпочитая его традиционной «природе» дворянской классической поэзии, но и применяет новые формы стиха (дольники, неточные рифмы), соответствующие ритмам новой городской действительности. На стихи о природе Брюсов также накладывает печать восприятий горожанина («волны, словно стёкла», «месячный свет электрический» и т. п.). Перелому в настроениях соответствует смена литературных влияний: от верленовской поэзии оттенков, полутонов, намёков Брюсов обращается к яркому, красочному, исполненному могучей жизненности творчеству поэта-урбаниста Верхарна. В «Tertia Vigilia» даны первые русские переводы из Верхарна; одновременно Брюсов сообщает о подготовке им целой книги переводов из Верхарна под знаменательным названием «Стихи о современности». Жгучее переживание современности становится основной творческой стихией самого Брюсова. Современность воспринимается Брюсовым под знаком стремительного роста города, в темпах лихорадочно созидающейся капиталистической культуры. Поэт увлечён грандиозностью, размахами этого созидания. Над его стихами реет видение гигантского города будущего, который в своей «глуби, разумно расчисленной, замкнёт человеческий род». Обращаясь мыслью к этому «будущему царю вселенной», Брюсов молитвенно восклицает: «Тебе поклоняюсь, гряди, могущ и неведом. Пред тобой во прах повергаюсь, пусть буду путём к победам». Поэт-индивидуалист, в первом периоде своего творчества «покинувший людей», выпавший из своего класса, «бежавший» из-под низких сводов «тёмного» купеческого амбара, подхватывается «встающей волной» капитализма, готов, как «египетский раб», служить созиданию городской, буржуазно-капиталистической культуры. В начале 900-х гг. происходит перемена и в социальном положении Брюсова. «Неизвестный, осмеянный, странный» слагатель «декадентских» стихов, не печатавшихся ни одним журналом, лишённый твёрдой жизненной установки, Брюсов вступает ближайшим работником в крупное издательское дело, которое ставит своей задачей организацию новой воинствующей литературной школы, претендующей на первое место в современной литературе. В организационно-редакторскую работу по издательству «Скорпион» и журналу «Весы» Брюсов вносит столько же неутомимой энергии, настойчивости, организаторской воли и способностей, сколько его дед вносил в свою пробочную торговлю. Один из наиболее близких сотрудников «Весов», Андрей Белый, впоследствии вынужден был признать, что «социальная среда» вокруг «Скорпиона» и «Весов» «складывалась по линии интересов крупного купечества к новой литературе… Миллионер входил в литературный салон осторожно, с конфузом, а выходил… уверенно и без всякого конфуза». В стихах Брюсова «крупное купечество», растущая капиталистическая буржуазия находила отзвук своих настроений и чаяний. Пафос овладения миром, введения себя в историю в качестве законной наследницы «веков», долженствующей занять своё место на исторической авансцене, наконец стремление к культурной гегемонии - все эти черты восходящей воинствующей буржуазии характерно отмечают творчество Брюсова второго периода от «Tertia Vigilia» [1900] до «Семи цветов радуги» [1916] включительно. Любимыми образами поэта являются могучие образы «вождей», «завоевателей», «миродержцев», покорителей вселенной - Ассаргадона, Александра Великого, Наполеона… В набросках своего социального романа «Семь земных соблазнов» Брюсов сам даёт ключ к пониманию этих образов, уподобляя канцелярию современного банка «тронной зале ассирийского дворца», ставя в кабинет «короля мира» банкира Питера Варстрема «мраморный бюст Наполеона». В «Банкире» (перевод из Верхарна), который, «подавляя всё Ньягарами своей растущей силы… над грудами счетов весь погружённый в думы, решает судьбы царств и участь королей», этот излюбленный образ «властителя вселенной» явлён без доспехов истории, в его современном обличьи. В 1903 Брюсов ведёт «политические обозрения» в журнале Мережковских «Новый путь», выступая в них горячим приверженцем империализма. Гражданско-патриотические стихи Брюсова эпохи русско-японской войны проникнуты мечтами о «мировом назначении» России. «Историзм» - чувство живой связи с «веками», непрерывное ощущение себя «в истории», постоянное оперирование историческими образами и аналогиями - составляет одну из отличительных особенностей поэтического творчества Брюсова, причём характерно преимущественное обращение его к темам и образам «великодержавной» римской истории. Самый мистицизм Брюсова, тяготение к которому он разделяет со всеми символистами, проявляется у него не в форме пассивных «служений Непостижной» - бесплотных порываний в область сверхчувственного, как хотя бы у Блока, а принимает характерный вид «оккультизма», «магии», активного стремления подчинить своей воле природу, овладеть «тайнами естества».

Русская крупная буржуазия не успела создать своей культуры, зато её представители были ревностными собирателями культуры прошлого. Брюсов - типичный поэт-книжник, поэт-коллекционер. Подобно тому как Щукины, Морозовы, Рябушинские коллекционировали в своих дворцах статуи, картины, фарфор, - Брюсов стремится собрать в «пантеон» своей поэзии «всех богов», отразить в своих стихах «все мечты» и «все речи», «все напевы» «всех времён и народов».

Стихотворение «Конь блед» [1903-1904] Брюсова - грандиозный апофеоз городской буржуазно-капиталистической культуры. В основе «Коня бледа» лежит излюбленная поэтами-символистами апокалиптическая тема конца мира. Однако у Брюсова эта тема получает вполне оригинальную трактовку. Городские «грохоты и гулы», «буря и бред» городского уличного движения бесследно сметают со своего пути призрак смерти, конца, - «многошумно-яростная» жизнь города продолжается с прежней «неисчерпаемой» напряжённостью. Ощущение этой «напряжённости» - отличительная черта урбанизма Брюсова. «Трепет», «дрожь» - излюбленные слова его словаря. В русскую поэзию он вносит новое чувство времени. Если прежние поэты, представители неторопливого быта дворянской усадьбы или докапиталистического города измеряли время «днями и годинами», в руках у Брюсова - секундомер, единицей времени для него является «миг». «Час рассеки на сотню тысяч миль. Хватай зубами каждый быстрый миг, его вбирай всей глубью дум, всей волей» - таков завет, обращаемый им к певцу современности. В этом судорожном цепляньи за время, «хватаньи зубами» мигов отражается не только ускоренный темп современной городской действительности, но и некоторые характерные черты исторической обстановки того времени. Вместе с «катастрофическим», по выражению М. Н. Покровского, развитием капитализма происходил одновременно рост рабочего движения, подъём стачечной волны. В воздухе пахло революцией, ощущалась близость решительного переворота. И в поэзии Брюсова, наряду с мажорными образами и ритмами «Коня бледа» звучат другие, совершенно противоположные им голоса. Одновременно с «гимнами» и «дифирамбами» городу, творческим воображением Брюсова характерно владеют темы разрушения, неминуемого конца городской, буржуазно-капиталистической культуры; мысль его, обращается ли она в прошлое или стремится в будущее, настойчиво влечётся к «последнему дню», временам «последних запустений» - эпохам ущерба, декаданса, гибели. В период революции 1905 эти темы и настроения овладевают Брюсовым с особенной силой. В 1904 он пишет драму «Земля», рисующую «сцены будущих времён» - картины вырождения и смерти всего человечества; 1905 помечено знаменитое стихотворение о «грядущих гуннах»; 1906 - прозаическая новелла из эпохи «грядущей мировой революции» - «Последние мученики». Служители секты, в которой мистика сочетается с самой безудержной эротикой - вся интеллигенция страны - «поэты, художники, мыслители», - присуждённые «центральным революционным штабом» к смертной казни, справляют перед лицом смерти извращённую половую оргию. Исступлённой эротикой, возведённой на высоту своеобразного религиозного служения, культом болезненной страсти, граничащей одновременно и с мученичеством и с мучительством, пронизано всё творчество самого Брюсова. В «Urbi et Orbi» в цикле «Баллады» им подобрана целая коллекция всех возможных половых извращений - садизма, всех видов кровосмесительства, однополой любви… В поэме «Подземное жилище» [1910] даны все виды наркотических опьянений. В «Зеркале теней» [1912] - все способы самоубийства.

Элементы упадка, «декадентства», окрасившие первый индивидуалистический период творчества Брюсова и заметно заглохнувшие в начале второго периода, когда Брюсов объединяется со своим классом в общем строительстве «недоконченного здания» буржуазно-капиталистической культуры, с годами снова резко усиливаются. Подобно тому как в русской буржуазии положительные, жизненные, прогрессивные элементы, свойственные восходящему, развивающемуся классу, сочетались с элементами упадочничества, разложения, - сквозь всё творчество Брюсова проходят два противоположные начала. С одной стороны, в поэзии Брюсова звучат «трубные призывы» к подвигам, завоеваниям, борьбе, неослабевающему волевому напору, труду, упорному созиданию жизни, культуры, с другой - голоса, «поющие» об «исступленьи сладострастья», «неотразимых упоеньях» извращённой половой любви, «сокровенных наслажденьях искусственных эдемов», «соблазнительных тайнах» самоубийства, - о «позоре жизни» и «блаженстве смерти», об «обещаньи сладостной Нирваны». В стихах Брюсова мы имеем две серии образов, в одинаковой степени родственных, интимно близких поэту: с одной стороны, Тезей, Эней, которые, следуя «трубному гласу» долга, «разрывают кольцо из рук», «бегут из пышного алькова», с другой - Антоний, бежавший из боя вслед за Клеопатрой, «променяв на поцелуй» «победный лавр и скиптр вселенной». Муза Брюсова попеременно является то в суровом, мужественном образе героя, бойца, труженика, завоевателя, то в изнеженном, утончённом облике женоподобного юноши, с отпечатком всех пороков и извращений на «бескровном» лице, или в соблазнительном обличьи извращённой куртизанки, «венценосной гетеры» с «проституированным телом и эгоистической душой», устами которой Брюсов так любит говорить в своих стихах и рассказах, от имени которой написана им целая книга «Стихи Нелли» [1913]. Сложной противоречивости тем, образов, настроений Брюсова соответствует сложность, многообразие его поэтического стиля. С одной стороны, отличительным свойством Брюсова является стремление к неудержимому новаторству в области поэтической формы, движимому потребностью передать всю сложную игру мысли, все оттенки настроений и чувствований, всё бессилие и всю напряженность хотёний утончённой и упадочной «души современного человека», выросшего на почве городской, буржуазно-капиталистической культуры. Брюсов по праву может быть назван инициатором большинства формальных новшеств, лежащих в основе поэтики русского символизма: он переносит в русскую поэзию приёмы, выработанные французскими символистами, развивает и усложняет их сообразно специфической природе русского стиха, безгранично расширяет возможности последнего в области метрики, рифмы, строфики, композиции. С другой стороны - творчество Брюсова характеризуется явным тяготением к устойчивым, монументальным «классическим» формам. Во «всех напевах» его стихов мы имеем реминисценции, скрещивающиеся влияния почти всех предшествовавших ему русских поэтов как больших, так и малых. Но преимущественно влечёт Брюсова к «прекрасной ясности», к строгим и стройным формам пушкинского стиха. Сжатость, почти афористичность речи, строгая взвешенность, чёткость образов, точность эпитетов, величайшая крепость, «кованность» стиха, безукоризненное формальное мастерство - все эти черты действительно приближают Брюсова в лучших его созданиях к основным стихиям пушкинского творчества. Однако в поэзии Брюсова эти стихии зачастую искажены стремлением к редкостности, изысканности, необычайности, экзотичности как «внутренних переживаний», так и внешних изобразительных форм стиха. На сравнении «Египетских ночей» Пушкина с предпринятой Брюсовым в 1916 попыткой их окончания ярче всего выступают отличия пушкинского дворянского «ампира» от буржуазно-капиталистического «модерна» Брюсова.

Законченным мастером, вполне нашедшим себя, овладевшим кругом своих тем и способами их выражения, Брюсов является впервые в сборнике «Urbi et Orbi» [1903]. Следующие сборники: «Венок» [1906] и «Все напевы» [1909] не вносят в творчество Брюсова ничего существенно нового. В предисловии ко «Всем напевам», объединённым Брюсовым вместе с избранными стихами предшествующих годов в трёх томах («Пути и перепутья») Брюсов писал: «Третий том я считаю последним томом «Путей и перепутий», Эти «пути» пройдены мною до конца и менее всего склонен я повторять самого себя». Однако следующие два сборника Брюсова: «Зеркало теней» [1912] и «Семь цветов радуги» [1916] - оказались, помимо воли их автора, почти полным повторением «пройденных» старых путей. Возможность новых путей открыла Брюсову Октябрьская революция.

Октябрём начинается третий и последний период творчества Брюсова. То, что Брюсов присоединяется к Октябрьской революции, принимает её идеологию и патетику, вступает в ряды РКП(б), - не только является в высшей степени интересной проблемой личной и творческой биографии Брюсова, но и бросает новый свет на некоторые стороны его прежнего творчества. В период присоединения к Октябрю Брюсов говорит о «мужичьей крови», текущей в его жилах: «Мне Гёте - близкий, друг - Вергилий, Верхарну я дарю любовь… Но ввысь всходил не без усилий - тот, в жилах чьих мужичья кровь» (стихотворение 1918, при жизни не печатавшееся). Следует указать, что происхождение Брюсова в той или иной степени давало себя чувствовать и в его дооктябрьском творчестве. Среди «гулов и грохотов» города с самого начала в стихах Брюсова звучит под сурдинку голос того, «кто вёл соху под барский бич». В стихах Брюсова характерно постоянное употребление метафор и образов, заимствованных из трудовой сельской действительности. Образы эти естественно носят у него отвлечённый, символический характер; но упорное обращение к ним поэта знаменательно. Мало того, в поэзии урбаниста, «градопоклонника» Брюсова находим в то же время темы отвращения, неприязни, ненависти к городу - типичные темы так называемой «крестьянской поэзии». Весь вступительный цикл стихов сборника «Urbi et Orbi», написанного в эпоху полного приобщения Брюсова к городской, буржуазно-капиталистической культуре, посвящён теме «бегства» с «асфальтов», «камней» на лоно «матери-земли», в «мир лесов и нив». Слагая «дифирамбы» городу, Брюсов одновременно воспринимает его как «плен», как «всемирную тюрьму», себя, культурного горожанина, ощущает «узником в цепях», «рабом каменьев», мечтает о разрушении современных городов, о диких зверях, которые будут бродить на развалинах нынешних «столиц мира», о «восторге дикой воли», «освобождения». В кругу этих «раздумий» и мечтаний об «освобождении» из «стен», из-под «медной крышки гроба» современной городской культуры возникают первые мысли Брюсова о революционерах и революции. Брюсов, даже в первый «декадентский» период творчества, в эпоху своего «бравурного пренебрежения к русскому либерализму» относился к революционным проявлениям тех годов иначе, чем его товарищи символисты. Замечательнее всего, что Брюсов уже в то время ощущал надвигающуюся революцию как революцию промышленного пролетариата. В 1900, в эпоху толков о «жёлтой опасности», возбуждённых боксерским восстанием и известными «Тремя разговорами» Влад. Соловьёва, Брюсов пишет в письме, отправленном одновременно четырём главным деятелям молодого русского символизма: «О, придут не китайцы, избиваемые в Тяньцзине, а те - более страшные, втоптанные в шахты и втиснутые в фабрики» и добавляет: «Я зову их, ибо они неизбежны». В этих словах содержится весь комплекс тех противочувствий, которые возникали у Брюсова при мысли о революции и нашли своё выражение в его позднейших стихах до 1917. Он уже тогда, в 1900, чувствует неизбежность революции. Как представителю буржуазно-капиталистического общества, против которого она будет направлена, революция «страшна» Брюсову. Однако в то же время в самом Брюсове имеются элементы, которые заставляют его тяготиться городской буржуазно-капиталистической культурой, ощущать себя её «пленником», «рабом». К 1901 относится первое гражданское стихотворение Брюсова - знаменитый «Каменщик». В свете признаний Брюсова в письмах, дневниках, наконец, его стихотворных высказываний становится ощутим второй «символический» план «Каменщика». Таким каменщиком капитализма, воздвигающим над самим собою тюрьму, ощущал себя Брюсов в своём культурном строительстве в рамках буржуазно-капиталистического уклада. С ещё большей силой и прозрачностью эта рабская обречённость, «прикованность» к буржуазно-капиталистической культуре, выражена им в замечательных «Гребцах триремы» [1905]. Брюсов «зовёт» пролетарскую революцию как освободительницу из-под ига этой культуры. Тема революции нарастает в стихах Брюсова соответственно нарастанию действительного революционного взрыва. 1903 помечено первое революционное стихотворение Брюсова «Кинжал», в котором не только выражено предчувствие вплотную подступившей революции, но и даётся обещание быть вместе с революцией, быть «песенником борьбы». В 1905 Брюсов пишет целую серию революционных стихов и среди них замечательное стихотворение «Довольным», направленное против либеральной половинчатости кадетствующей буржуазной интеллигенции. Несмотря на весь подлинный революционный пафос некоторых из этих стихов, Брюсов в сознательном плане своего творчества всё же продолжает ощущать в «грядущих гуннах» революции классового врага, тех, кто придёт его «уничтожить». Бессознательная близость к делу и делателям революции - «детям пламенного дня» - сказывается однако в парадоксальной готовности поэта «встретить приветственным гимном» уничтожение буржуазно-капиталистической культуры, - своё собственное уничтожение: «бесследно всё сгибнет, быть может, что ведомо было одним нам, но вас, кто меня уничтожит, встречаю приветственным гимном». Ту же борьбу двух начал имеем в драме «Земля». Основная нота «Земли» - глубочайший пессимизм, глубочайшая усталость. Будущее человечество - жители гигантского города - «замкнутых галлерей с искусственным светом, с приготовленным машинами воздухом» - символ «достроенного здания» буржуазно-капиталистической культуры, - «оторванное» от «земли», от «простора полей» неукоснительно вымирает. Единственный выход - «гордая смерть» - коллективное самоубийство. Им драма и завершается. Однако наряду с голосами проповедников смерти, на протяжении всей пьесы звучат другие, правда, менее громкие голоса, говорящие о «возрождении», «новой жизни», «новом человечестве». И даже в самый момент всеобщей гибели звонкий юношеский голос «в экстазе» продолжает твердить, что «земля жива», что существует «истинное человечество», которому «вверена жизнь земли», что жители города - «лишь несчастная толпа, заблудившаяся в тёмных залах, отрезанная от своего ствола ветвь».

Таким образом уже в пределах дооктябрьского творчества Брюсова в нём имелись элементы, несвойственные буржуазно-капиталистической культуре, певцом и «рабом» которой он в то время являлся. Элементы эти не бросались в глаза, образовывали нижний, подпочвенный слой его поэзии и только в редкие минуты, как например в эпоху 1905, бурно вырывались наружу. После Октября они решительно овладевают поэтом. В Октябрьской революции Брюсов находит то, что тщетно искал он в обманувшей его буржуазно-капиталистической культуре: с Октябрём идёт в мир «новое человечество» - новый победоносный класс, начинающий «веков новый круг», несущий с собой «дыханье воли», «страшную силу», «мировой масштаб» поставленных задач, подлинную возможность «новой жизни», «возрождения». В восторженных стихах поэт славит «слепительный Октябрь». Среди навеянных Октябрём стихов Брюсова (сборник «В такие дни», 1923) имеется несколько превосходных вещей, не только стоящих на уровне его лучших созданий, но и таких, в которых ему действительно удаётся «быть напевом бури властной» - петь в один голос с революцией («Третья осень», «Товарищам интеллигентам» и некоторые др.). Однако, несмотря на своё стремление слиться с новой эпохой, о чём свидетельствует неутомимая организационно-административная деятельность Брюсова за время революции, поэтом Октября он стать не смог. Поэтическое творчество Брюсова в основных чертах было детерминировано буржуазно-капиталистической культурой, в рамках которой вырос и окреп его «символизм», сложилась его тематика и стилистика. Приветствуя Октябрьскую революцию, «зажёгшую новый день над дряхлой жизнью», Брюсов сам сознаёт себя роковым образом во власти прошлого, в «прошлом, прежнем, давнем, старом». Вслед за Тютчевым Брюсов повторяет: «душа моя - элизиум теней», уподобляет себя «виденьями заселенному дому», ощущает на своих плечах «груз веков», «книг, статуй, гор, огромных городов и цифр, и формул - груз, вселенной равный». И поэт изнемогает под этим грузом. Наряду с бодрыми призывами, гимнами труду, строительству новой жизни, попытками создать особую, соответствующую духу новой эпохи «научную поэзию», в пооктябрьских стихах Брюсова звучат ноты усталости, разочарования, пессимизма по отношению к той же науке, по отношению к самой революции (сборники: «Дали», 1922, «Меа», 1924 и др.). Мир, действительность попрежнему представляется ему «древней нелепицей», «скучной сменой» дней и событий; люди, человечество - банальным «свёртком», заклеенным «одной бандеролью»: «Все люди теперь и прежде, и в грядущем, взглянув за забор, повтор всё тех же арпеджий, аккордов старый набор». Поэт сам всё время чувствует себя на распутьи двух путей - двух противоположных тематических рядов: «мысль в напеве кругами двумя: ей в грядущие дни, в Илион ли ей?». Всем своим сознанием и волей «увязший по пояс в прошлом», Брюсов стремится в «наши», в «грядущие дни», однако он чаще всего невольно и незаметно поворачивает назад, «в Илион» символизма, в круг старых образов и тем, прежней лексики и стиля. Трагическая раздвоенность поэта, судорожная борьба между «грядущими днями» и «Илионом» сказывается и на затруднённой, вымученной форме большинства его пооктябрьских стихов. Наименее из всей поэзии Брюсова оправданные художественно, стихи эти замечательны, как выражение изумительной энергии их автора, в поисках новых творческих путей отказывающегося от всего своего блестящего мастерства предшествующих лет, готового «стать учеником» своих собственных учеников.

Неутомимая творческая энергия, всегда составлявшая одну из наиболее характерных черт писательского облика Брюсова, побуждала его не ограничиваться пределами только стихов, пробовать свои силы в самых разнообразных областях словесного творчества - в области художественной прозы, переводов прозой и стихами, критических essays, научно-популярных статей, газетных корреспонденций и фельетонов, историко-литературных исследований и т. п. Среди многочисленных образцов художественной прозы Брюсова нужно особенно выделить исторический роман «Огненный ангел» [1907-1908]. Брюсову принадлежат первые и лучшие переводы Эмиля Верхарна. Из других переводческих работ Брюсова следует упомянуть полный перевод «Фауста» Гёте (напечатана только первая часть, 1928), перевод Энеиды (не напечатан), переводы из армянских поэтов и мн. др. Часть критических статей и рецензий Брюсова собрана в книге «Далёкие и близкие» [1912], остальное рассеяно по различным журналам. На критических суждениях Брюсова в такой же мере, как на его стихах, воспитывалось всё «младшее» поколение русских символистов. Однако в своих критических статьях Брюсов не замыкался в узких рамках школы. Не соглашаясь с крайностями русских футуристов, он один из первых дал в общем сочувственную оценку их творческих усилий. После Октября мужественно признал «смерть» русского символизма, горячо оценил первые побеги пролетарской поэзии. Из историко-литературных исследований Брюсова особенно выдаются его многочисленные работы по Пушкину, статьи о Тютчеве, открывшие этого поэта широкой публике, о Боратынском, речь о Гоголе («Испепелённый»). В своих работах по стиху Брюсов исходит из взгляда на поэзию как на «ремесло», технике которого «и можно и должно учиться», призывает к созданию специальной «науки о стихе». Эти взгляды Брюсова за последнее время получили у нас почти всеобщее признание. Самые же его работы по метрике и ритмике, несмотря на ряд спорных и ошибочных утверждений, в значительной степени положили начало русскому стиховедению. Наконец, из редакторской деятельности Брюсова должно назвать редактирование им сочинений Каролины Павловой, после революции - редактирование для широких масс отдельных произведений Пушкина и собраний его стихов. Работа по редактированию полного собрания сочинений Пушкина, в основу которого Брюсов кладёт спорный, но весьма интересный метод девинации - досоздания незаконченных набросков и черновиков поэта, - прервалась на первом томе.

Библиография: I. Книги Брюсова: Полное собр. сочин. и перев., СПБ., 1913-1914 (издание не окончено, из 25 тт. вышло только 8); Избранные произведения в 3 тт., М. - Л., 1926; Неизданные стихи, М. - Л., 1928; Автобиографические и биографические материалы: Автобиографии в «Русской литературе XX в.», под ред. Венгерова, т. I, М., 1914 и в сб. «Валерию Брюсову», М., 1924; Из архива В. Брюсова, «Новый мир», XII, М., 1926; Десять писем к П. П. Перцову, «Печать и революция», VII, М., 1926; Из моей жизни, М., 1927; Дневники (1891-1910), М., 1927; Письма Брюсова к П. П. Перцову, М., 1927; Письма Максима Горького к Брюсову, «Печать и революция», V, М., 1928.

II. Пяст В., в «Книге о русских поэтах последнего десятилетия», СПБ. - М., 1909; Анненский И., О современном лиризме, «Аполлон», I-II, СПБ., 1909; Белый А., Луг зелёный, М., 1910; Эллис, Символизм, М., 1910; Айхенвальд Ю., Силуэты русских писателей, т. III, М., 1910; Белый А., Арабески, М., 1911; Торов М., Основы стихотворной техники Брюсова, сб. «Горн», I, 1918; Жирмунский В., В. Брюсов и наследие Пушкина, П., 1922; Белый Андрей, Воспоминания, «Россия», № 4(13), М. - Л., 1925; Чулков Г., Воспоминания (1900-1907), «Искусство», II, М., 1926; Шувалов С. В., Последние песни Брюсова в книге «Семь поэтов», М., 1927; Гудзий Н., Московские сборники «Русские символисты», «Искусство», т. III, кн. IV, М., 1927; Арватов Б., Контрреволюция формы, в книге «Социологическая поэтика», М., 1928; Гольцев В., Брюсов и Блок, «Печать и революция», кн. IV и V, М., 1928.

Важнейшие марксистские работы о Брюсове: Каменев Ю., О ласковом старике и Валерии Брюсове, «Литературный распад», т. I, изд. 2-е, СПБ., 1908; Львов-Рогачевский В. Л., Лирика современной души, «Соврем. мир», VI, 1910; Луначарский А. В., Литературные силуэты, изд. 2-е, М. - Л., 1926; Лелевич Г., В. Брюсов, М. - Л., 1926; Горбачев Г. Е., Два года литературной революции, Л., 1926; Полянский В., О Брюсове, Вопросы современной критики, М. - Л., 1927; Горбачев Г. Е., Капитализм и русская литература, изд. 2-е, Л., 1928; Подробнее в указателе Мандельштам Р. С., Художественная литература в оценке русской марксистской критики, изд. 4-е, М - Л., 1928.

Библиография В. Брюсова, 1889-1912, М., 1913; полнее в «Русской литературе XX в.», под ред. Венгерова, кн. V (год не обозначен), в сборнике «В. Брюсову», М., 1924 и в словаре «Писатели современной эпохи», т. I, М., 1928.

Д. Благой