Александр Одоевский

***

Ты знаешь их, кого я так любил,
С кем чёрную годину я делил…
Ты знаешь их! Как я, ты жал им руку
И передал мне дружний разговор,
Душе моей знакомый с давних пор;
И я опять внимал родному звуку,
Казалось, был на родине моей,
Опять в кругу соузников-друзей.
Так путники идут на богомолье
Сквозь огненно-песчаный океан,
И пальмы тень, студёных вод приволье
Манят их в даль… лишь сладостный обман
Чарует их; но их бодреют силы,
И далее проходит караван,
Забыв про зной пылающей могилы.

3 октября 1836, Ишим

В издании А. Е. Розена (1883) есть заглавие этого стихотворения: «Ему же [А. М. Янушкевичу], передавшему привет от курганских товарищей». В Кургане на поселении находилось несколько товарищей Одоевского по Петровскому Заводу. А. M. Янушкевич — польский деятель, высланный в Сибирь в 1832 г.

***

Из детских всех воспоминаний
Одно во мне свежее всех,
Я в нём ищу в часы страданий
Душе младенческих утех.

Я помню липу, нераздельно
Я с нею жил; и листьев шум
Мне веял песней колыбельной,
Всей негой первых детских дум.

Как ветви сладостно шептали!
Как отвечал им лепет мой!
Мы будто вместе песнь слагали
С любовью, с радостью одной.

Давно я с липой разлучился;
Она как прежде зелена,
А я? Как стар! Как изменился!
Не молодит меня весна!

Увижу ль липу я родную?
Там мог бы сердце я согреть
И песнь младенчески простую
С тобой, мой добрый друг, запеть.

Ты стар, но листья молодеют,
А люди, люди! Что мне в них?
Чем старей - больше всё черствеют
И чувств стыдятся молодых!

Между 1832 и 1835 (?)

Колыбельная песня

К. А. Розену

Спи, мой младенец,
Милый мой Атий,
Сладко усни!
Пусть к изголовью
Ангел-хранитель
Тихо слетит.
   Вот он незримый
   Люльку качает;
   Крылышком мирный
   Сон навевает.
Атий, мой Атий
Веянье крыльев
Слышит сквозь сон;
Сладко он дышит,
Сладкой улыбкой
Вскрылись уста.
   Ангел-хранитель
   Люльку качает,
   Крылышком тихо
   Сон навевает.
Когда же ты, младенец, возъюнеешь,
Окрепнешь телом и душой
И вступишь в мир и мыслию созреешь,
Блеснёшь взмужавшей красотой, -
Тогда к тебе сойдёт другой хранитель,
Твой соименный в небесах!
Сей сын земли был вечный небожитель!

Он сводит небо в чудных снах!
С любовью на тебя свой ясный взор он склонит,
И на тебя дохнёт, и в душу огнь заронит!
И очи с трепетом увидят, как венец
Вкруг выи синий пламень вьётся,
И вспомнишь ты земной его конец,
И грудь твоя невольно содрогнётся!
Но он, даруя цель земному бытию,
По верному пути стопы твои направит, -
Благословит на жизнь, а не на смерть свою,
И только жизнь в завет тебе оставит.

1832

Впервые опубликовано в изд. А. Е. Розена, 1883, без последних 18 строк, которые цензура не пропустила, усмотрев, что в них «декабрист Рылеев представляется ангелом-хранителем младенца» и даётся совет «этому младенцу идти по его стопам». Атий - сокращённое имя второго сына А.Е.Розена Кондратия (т.е., К.А.Розен, которому посвящено это стихотворение), родившегося 5 апреля 1831 г. в Петровском Заводе и названного в честь казнённого декабриста К.Ф.Рылеева.

***

Сначала он полком командовал гусарским,
Потом убийцею он вызвался быть царским,
   Теперь он зубы рвёт
      И врёт.

1831 или 1832 (?)

[При известии о польской революции]

Недвижимы, как мёртвые в гробах,
Невольно мы в болезненных сердцах
Хороним чувств привычные порывы;
Но их объял ещё не вечный сон,
Ещё струна издаст бывалый звон,
   Она дрожит - ещё мы живы!

Едва дошёл с далёких берегов
Небесный звук спадающих оков
И вздрогнули в сердцах живые струны, -
Все чувства вдруг в созвучие слились…
Нет, струны в них ещё не порвались!
   Ещё, друзья, мы сердцем юны!

И в ком оно от чувств не задрожит?
Вы слышите: на Висле брань кипит! -
Там с Русью лях воюет за свободу
И в шуме битв поёт за упокой
Несчастных жертв, проливших луч святой
   В спасенье русскому народу.

Мы братья их!.. Святые имена
Ещё горят в душе: она полна
Их образов, и мыслей, и страданий.
В их имени таится чудный звук:
В нас будит он всю грусть минувших мук,
   Всю цепь возвышенных мечтаний.

Нет! В нас ещё не гаснут их мечты.
У нас в сердца их врезаны черты,
Как имена в надгробный камень.
Лишь вспыхнет огнь во глубине сердец,
Пять жертв встают пред нами; как венец,
   Вкруг выи вьётся синий пламень.

Сей огнь пожжёт чело их палачей,
Когда пред суд властителя царей
И палачи и жертвы станут рядом…
Да судит бог!.. А нас, мои друзья,
Пускай утешит мирная кутья
   Своим таинственным обрядом.

13 июля 1831, Петровский завод

…поёт за упокой несчастных жертв, проливших луч святой в спасенье русскому народу. - Подразумевается панихида, отслуженная польскими повстанцами 1830 г. по казнённым декабристам.

Два образа

Мне в ранней юности два образа предстали
И, вечно ясные, над сумрачным путём
Слились в созвездие, светились сквозь печали
И согревали дух живительным лучом.

Я возносился к ним с молитвой благодарной,
Следил их мирный свет и жаждал их огня,
И каждая черта красы их светозарной
Запала в душу мне и врезалась в меня.

Я мира не узнал в отливе их сиянья -
Казалось, предо мной открылся мир чудес;
Он их лучами цвёл; и блеск всего созданья
Был отсвет образов, светивших мне с небес.

И жаждал я на всё пролить их вдохновенье,
Блестящий ими путь сквозь бури провести…
Я в море бросился, и бурное волненье
Пловца умчало вдаль по шумному пути.

Светились две звезды, я видел их сквозь тучи;
Я ими взор поил; но встал девятый вал,
На влажную главу подъял меня могучий,
Меня, недвижного, понёс он и примчал, -

И с пеной выбросил в могильную пустыню…
Что шаг - то гроб, на жизнь - ответной жизни нет;
Но я ещё хранил души моей святыню,
Заветных образов небесный огнь и свет!

Что искрилось в душе, что из души теснилось, -
Всё было их огнём! их луч меня живил;
Но небо надо мной померкло и спустилось -
И пали две звезды на камни двух могил…

Они рассыпались! они смешались с прахом!
Где образы? Их нет! Я каждую черту
Ловлю, храню в душе и с нежностью и страхом,
Но не могу их слить в живую полноту.

Кто силу воскресит потухших впечатлений
И в образы сведёт несвязные черты?
Ловлю все призраки летучих сновидений -
Но в них божественной не блещет красоты.

И только в памяти, как на плитах могилы,
Два имени горят! Когда я их прочту,
Как струны задрожат все жизненные силы,
И вспомню я сквозь сон всю мира красоту!

1830 (?)

Элегия

В. И. Ланской

Что вы печальны, дети снов,
Летучей жизни привиденья?
Как хороводы облаков,
С небес, по воле дуновенья,
Летят и тают в вышине,
Следов нигде не оставляя,
Равно в подоблачной стране
Неслися вы!.. Едва мелькая,
Едва касаяся земли,
Вы мира мрачные печали,
Все бури сердца миновали
И безыменно протекли.
Вы и пылинки за собою
В теченье дней не увлекли,
И безотчётною стопою,
Пути взметая лёгкий прах,
Следов не врезали в граните
И не оставили в сердцах.
Зачем же вы назад глядите
На путь пройдённый? Нет для вас
Ни горьких дум, ни утешений;
Минула жизнь без потрясений,
Огонь без пламени погас.

Кто был рождён для вдохновений
И мир в себе очаровал,
Но с юных лет пил желчь мучений
И в гробе заживо лежал;
Кто ядом облит был холодным
И с разрушительной тоской
Ещё пылал огнём бесплодным,
И порывался в мир душой,
Но порывался из могилы…
Тот жил! Он духом был борец:
Он, искусив все жизни силы,
Стяжал страдальческий венец;
Он может бросить взор обратный
И на минувший, тёмный путь
С улыбкой горькою взглянуть.

Кто жаждал жизни всеобъятной,
Но чей стеснительный обзор
Был ограничен цепью гор,
Темницей вкруг его темницы;
Кто жаждал снов, как ждут друзей,
И проклинал восход денницы,
Когда от розовых лучей
Виденья лёгкие ночей
Толпой воздушной улетали,
И он темницу озирал
И к ним объятья простирал,
К сим утешителям печали;
Кто с миром связь ещё хранил,
Но не на радость, а мученье,
Чтобы из света в заточенье
Любимый голос доходил,
Как по умершим стон прощальный, -
Чтобы утратам слух внимал
И отзыв песни погребальной
В тюрьму свободно проникал;
Кто прелесть всю воспоминаний,
Святыню чувства, мир мечтаний,
Порывы всех душевных сил,
Всю жизнь в любимом взоре слил,
И, небесам во всём покорный,
Просил в молитвах одного:
От друга вести животворной;
И кто узнал, что нет его -
Тот мог спросить у провиденья,
Зачем земли он путник был,
И ангел смерти и забвенья,
Крылом сметая поколенья,
Его коснуться позабыл?

Зачем мучительною тайной
Непостижимый жизни путь
Волнует трепетную грудь?
Как званый гость, или случайный,
Пришёл он в этот чудный мир,
Где скудно сердца наслажденье
И скорби с радостью смешенье
Томит, как похоронный пир;
Где нас объемлет разрушенье,
Где колыбель - могилы дань,
Развалин цепь - поля и горы;
Где вдохновительные взоры
И уст пленительная ткань
Из гроба в гроб переходили,
Из тлена в жизнь, из жизни в тлен,
И в постепенности времен
Образовалися из пыли
Погибших тысячи племен. -
Как тени, исчезают лица
В тебе, обширная гробница!

Но вечен род! Едва слетят
Потомков новых поколенья,
Иные звенья заменят
Из цепи выпавшие звенья;
Младенцы снова расцветут,
Вновь закипит младое племя,
И до могилы жизни бремя,
Как дар без цели, донесут
И сбросят путники земные…
Без цели!.. Кто мне даст ответ?
Но в нас порывы есть святые,
И чувства жар, и мыслей свет,
Высоких мыслей достоянье!..
В лазурь небес восходит зданье:
Оно незримо, каждый день,
Трудами возрастает века;
Но со ступени на ступень
Века возводят человека.

1829, Чита

Ланская В. И. - родственница Одоевского.

Элегия на смерть А. С. Грибоедова

Где он? Кого о нём спросить?
Где дух? Где прах?.. В краю далёком!
О, дайте горьких слёз потоком
Его могилу оросить,
Её согреть моим дыханьем;
Я с ненасытимым страданьем
Вопьюсь очами в прах его,
Исполнюсь весь моей утратой,
И горсть земли, с могилы взятой,
Прижму - как друга моего!
Как друга!.. Он смешался с нею,
И вся она родная мне.
Я там один с тоской моею,
В ненарушимой тишине,
Предамся всей порывной силе
Моей любви, любви святой,
И прирасту к его могиле,
Могилы памятник живой…
Но под иными небесами
Он и погиб, и погребен;
А я - в темнице! Из-за стен
Напрасно рвуся я мечтами:
Они меня не унесут,
И капли слёз с горячей вежды
К нему на дёрн не упадут.
Я в узах был; - но тень надежды
Взглянуть на взор его очей,
Взглянуть, сжать руку, звук речей
Услышать на одно мгновенье -
Живило грудь, как вдохновенье,
Восторгом полнило меня!
Не изменилось заточенье;
Но от надежд, как от огня,
Остались только - дым и тленье;
Они - мне огнь: уже давно
Всё жгут, к чему ни прикоснутся;
Что год, что день, то связи рвутся,
И мне, мне даже не дано
В темнице призраки лелеять,
Забыться миг весёлым сном
И грусть сердечную развеять
Мечтанья радужным крылом.

1829, Чита

***

Струн вещих пламенные звуки
До слуха нашего дошли,
К мечам рванулись наши руки,
И - лишь оковы обрели.

Но будь покоен, бард! - цепями,
Своей судьбой гордимся мы,
И за затворами тюрьмы
В душе смеёмся над царями.

Наш скорбный труд не пропадёт,
Из искры возгорится пламя,
И просвещённый наш народ
Сберётся под святое знамя.

Мечи скуем мы из цепей
И пламя вновь зажжём свободы!
Она нагрянет на царей,
И радостно вздохнут народы!

Конец 1828 или начало 1829 (?), Читинский острог

Умирающий художник

Все впечатленья в звук и цвет
И слово стройное теснились,
И музы юношей гордились
И говорили: «Он поэт!..»
Но нет, - едва лучи денницы
Моей коснулися зеницы -
И свет во взорах потемнел;
Плод жизни свеян недоспелый!
Нет! Снов небесных кистью смелой
Одушевить я не успел;
Глас песни, мною недопетой,
Не дозвучит в земных струнах,
И я - в нетление одетый -
Её дослышу в небесах.
Но на земле, где в чистый пламень
Огня души я не излил,
Я умер весь… И грубый камень,
Обычный кров немых могил,
На череп мой остывший ляжет
И соплеменнику не скажет,
Что рано выпала из рук
Едва настроенная лира,
И не успел я в стройный звук
Излить красу и стройность мира.

1828, Чита

Стихотворение написано на смерть Д.В.Веневитинова

***

Звучит вся жизнь, как звонкий смех,
От жара чувств душа не вянет…
Люблю я всех, и пью за всех!
Вина, ей-богу, недостанет!

Я меньше пью, зато к вину
Воды вовек не примешаю…
Люблю одну - и за одну
Всю чашу жизни осушаю!

1828, Чита

Учитывая словарь передовых дворянских кругов 10-20-х годов, вероятно, что под «одной» имеется в виду свобода (сравните у Пушкина: «И за здоровье тех и той до дна, до капли выпиваем»).

Тризна

Ф. Ф. Вадковскому

Утихнул бой Гафурский. По волнам
Летят изгнанники отчизны.
Они, пристав к Исландии брегам,
Убитым в честь готовят тризны.
Златится мёд, играет меч с мечом…
Обряд исполнили священный,
И мрачные воссели пред холмом
И внемлют арфе вдохновенной.

Скальд

Утешьтесь о павших! Они в облаках
Пьют юных Валкирий живые лобзанья.
Их чела цветут на небесных пирах,
Над прахом костей расцветает преданье.
Утешьтесь! За павших ваш меч отомстит.
И где б ни потухнул наш пламенник жизни,
Пусть доблестный дух до могилы кипит,
Как чаша заздравная в память отчизны.

1828

Вадковский Ф. Ф. - декабрист, находившийся на каторге вместе с Одоевским. Стихотворение в иносказательной форме говорит о казнённых и погибших декабристах.

Дева 1610 года
(К «Василию Шуйскому»)

Явилась мне божественная дева;
Зелёный лавр вился в её власах;
Слова любви, и жалости, и гнева
   У ней дрожали на устах:

«Я вам чужда; меня вы позабыли,
Отвыкли вы от красоты моей,
Но в сердце вы навек ли потушили
   Святое пламя древних дней?

О русские! Я вам была родная:
Дышала я в отечестве славян,
И за меня стояла Русь святая,
   И юный пел меня Боян.

Прошли века. Россия задремала,
Но тягостный был прерываем сон;
И часто я с восторгом низлетала
   На вещий колокола звон.

Моголов бич нагрянул: искажённый
Стенал во прах поверженный народ,
И цепь свою, к неволе приучённый,
    Передавал из рода в род.

Татарин пал; но рабские уставы
Народ почёл святою стариной.
У ног князей, своей не помня славы,
    Забыл он даже образ мой.

Где ж русские? Где предков дух и сила?
Развеяна и самая молва,
Пожрала их нещадная могила,
    И стёрлись надписи слова.

Без чувств любви, без красоты, без жизни
Сыны славян, полмира мертвецов,
Моей не слышат укоризны
   От оглушающих оков.

Безумный взор возводят и молитву
Постыдную возносят к небесам.
Пора, пора начать святую битву -
   К мечам! за родину к мечам!

Да смолкнет бич, лиющий кровь родную!
Да вспыхнет бой! К мечам с восходом дня!
Но где ж мечи за родину святую,
   За Русь, за славу, за меня?

Сверкает меч, и падают герои,
Но не за Русь, а за тиранов честь.
Когда ж, когда мои нагрянут строи
   Исполнить вековую месть?

Что медлишь ты? Из западного мира,
Где я дышу, где царствую одна,
И где давно кровавая порфира
   С богов неправды сорвана,

Где рабства нет, но братья, но граждане
Боготворят божественность мою
И тысячи, как волны в океане,
   Слились в единую семью, -

Из стран моих, и вольных, и счастливых,
К тебе, на твой я прилетела зов
Узреть чело сармат волелюбивых
   И внять стенаниям рабов.

Но я твоё исполнила призванье,
Но сердцем и одним я дорожу,
И на души высокое желанье
   Благословенье низвожу».

Между 1827 и 1830 (?)

Стихотворение, очевидно, представляет собой набросок к поэме, озаглавленной «Василий Шуйский», о борьбе с польскими интервентами.

Божественная дева - вольность.

Вещий колокола звон - звон колокола, созывающего на вече.

Моголов бич - нашествие татар.

Сарматы - поляки.

Сон поэта

Таится звук в безмолвной лире,
Как искра в тёмных облаках;
И песнь, незнаемую в мире,
Я вылью в огненных словах.
В темнице есть певец народный.
Но - не поёт для суеты:
Срывает он душой свободной
Небес бессмертные цветы;
Но, похвалой не обольщенный,
Не ищет раннего венца. -
Почтите сон его священный,
Как пред борьбою сон борца.

Между июлем 1826 и февралем 1827, Петропавловская крепость

***

Что мы, о боже? - В дом небесный,
Где сын твой ждёт земных гостей,
Ты нас ведёшь дорогой тесной,
Путём томительных скорбей,
Сквозь огнь несбыточных желаний!
Мы все приемлем час страданий
Как испытание твоё;
Но для чего, о бесконечный!
Вложил ты мысль разлуки вечной
В одноночнОе бытиё?

Начало 1826 (?)

Бал

Открылся бал. Кружась, летели
Четы младые за четой;
Одежды роскошью блестели,
А лица - свежей красотой.
Усталый, из толпы я скрылся
И, жаркую склоня главу,
К окну в раздумье прислонился
И загляделся на Неву.
Она покоилась, дремала
В своих гранитных берегах,
И в тихих, сребряных водах
Луна, купаясь, трепетала.
Стоял я долго. Зал гремел…
Вдруг без размера полетел
За звуком звук. Я оглянулся,
Вперил глаза; весь содрогнулся;
Мороз по телу пробежал.
Свет меркнул… Весь огромный зал
Был полон остовов… Четами
Сплетясь, толпясь, друг друга мча,
Обнявшись жёлтыми костями,
Кружася, по полу стуча,
Они зал быстро облетали.
Лиц прелесть, станов красота -
С костей их - все покровы спали.
Одно осталось: их уста,
Как прежде, всё ещё смеялись;
Но одинаков был у всех
Широких уст безгласный смех.
Глаза мои в толпе терялись,
Я никого не видел в ней:
Все были сходны, все смешались.
Плясало сборище костей.

1825