Домой Вниз Поиск по сайту

Борис Слуцкий

СЛУЦКИЙ Борис Абрамович (7 мая 1919, Славянск, Украина - 23 февраля 1986, Тула; похоронен на Пятницком кладбище в Москве), русский поэт.

Борис Слуцкий. Boris Slutsky

Подробнее

Фотогалерея (27)

[Предлагаю посмотреть моё стихотворение «Борису Слуцкому»]

СТИХИ (31):

Вверх Вниз

Неужели

Неужели сто или двести строк,
те, которым не скоро выйдет срок, -
это я, те два или три стиха
в хрестоматии - это я,
а моя жена и моя семья -
шелуха, чепуха, труха?
Неужели чёрные угли - в счёт?
А костёр, а огонь, а дым?
Так уж первостепенен посмертный почёт?
Неужели необходим?
Я людей из тюрем освобождал,
я такое перевидал,
что ни в ямб, ни в дактиль не уложить -
столько мне довелось пережить.
Неужели Эгейское море не в счёт,
поглотившее солнце при мне,
и лишь двум или трём стихам почёт,
уваженье в родной стороне?
Неужели слёзы в глазах жены
и лучи, что в них отражены,
значат меньше, чем малопонятные сны,
те, что в строки мной сведены?
Я топил лошадей и людей спасал,
ордена получал за то,
а потом на досуге всё описал.
Ну и что,
ну и что,
ну и что!

1978 (?)


Баня

Вы не были в районной бане
В периферийном городке?
Там шайки с профилем кабаньим
И плеск,
         как летом на реке.

Там ордена сдают вахтёрам,
Зато приносят в мыльный зал
Рубцы и шрамы - те, которым
Я лично больше б доверял.

Там двое одноруких
                   спины
Один другому бодро трут.
Там тело всякого мужчины
Исчёркали
          война
                и труд.

Там по рисунку каждой травмы
Читаю каждый вторник я
Без лести и обмана драмы
Или романы без вранья.

Там на груди своей широкой
Из дальних плаваний
                    матрос
Лиловые татуировки
В наш сухопутный край
                      занёс.

Там я, волнуясь и ликуя,
Читал, забыв о кипятке:
«Мы не оставим мать родную!» -
У партизана на руке.

Там слышен визг и хохот женский
За деревянною стеной.
Там чувство острого блаженства
Переживается в парной.

Там рассуждают о футболе.
Там с поднятою головой
Несёт портной свои мозоли,
Свои ожоги - горновой.

Там всяческих удобств -
                        немножко,
И много
        всяческой воды.
Там не с довольства,
                     а с картошки
Иным раздуло животы.

Но бедствий и сражений годы
Согнуть и сгорбить не смогли
Ширококостную породу
Сынов моей большой земли.

Вы не были в раю районном,
Что меж кино и стадионом?
В райбане
          были вы иль нет?
Там два рубля любой билет.

?


Читает Борис Слуцкий:

Звук

***

Я говорил от имени России,
Её уполномочен правотой,
Её приказов формулы простые
Я разъяснял с достойной прямотой.

Я был политработником. Три года:
Сорок второй и два ещё потом,
Политработа - трудная работа.
Работали её таким путём:

Стою перед шеренгами неплотными,
Рассеянными час назад
                      в бою,
Перед голодными,
                 перед холодными.
Голодный и холодный.
                     Так!
                          Стою.

Им хлеб не выдан,
                  им патрон недодано,
Который день поспать им не дают.
Но я напоминаю им про Родину.
Молчат. Поют. И в новый бой идут.

Всё то, что в письмах им писали из дому,
Всё то, что в песнях с их душой слилось,
Всё это снова, заново и сызнова
Высоким словом - Родина - звалось.

Я этот день,
             воспоминанье это,
Как справку,
             собираюсь предъявить
Затем,
       чтоб в новой должности - поэта -
От имени России
                говорить.

?


Читает Борис Слуцкий:

Звук

***

Хорошо, когда хулят и славят,
Превозносят или наземь валят,
Хорошо стыдиться и гордиться
И на что-нибудь годиться.

Не хочу быть вычеркнутым словом
В телеграмме - без него дойдёт! -
А хочу быть вытянутым ломом,
В будущее продолбавшим ход.

?


Читает Борис Слуцкий:

Звук

Мои товарищи

Сгорели в танках мои товарищи -
До пепла, до золы, дотла.
Трава, полмира покрывающая,
Из них, конечно, произросла.

Мои товарищи на минах
Подорвались,
             взлетели ввысь,
И много звёзд, далёких, мирных,
Из них,
        моих друзей,
                     зажглись.
					 
Про них рассказывают праздники,
Показывают их в кино,
И однокурсники, и одноклассники
Стихами стали уже давно.

?


Читает Борис Слуцкий:

Звук

Бог

Мы все ходили под богом.
У бога под самым боком.
Он жил не в небесной дали,
Его иногда видали
Живого. На Мавзолее.
Он был умнее и злее
Того - иного, другого,
По имени Иегова,
Которого он низринул,
Извёл, пережёг на уголь,
А после из бездны вынул
И дал ему стол и угол.

Мы все ходили под богом.
У бога под самым боком.
Однажды я шёл Арбатом,
Бог ехал в пяти машинах.
От страха почти горбата,
В своих пальтишках мышиных
Рядом дрожала охрана.
Было поздно и рано.
Серело. Брезжило утро.
Он глянул жестоко, мудро
Своим всевидящим оком,
Всепроницающим взглядом.

Мы все ходили под богом.
С богом почти что рядом.

1955


Бесплатная снежная баба

Я заслужил признательность Италии.
Её народа и её истории,
Её литературы с языком.
Я снегу дал. Бесплатно. Целый ком.

Вагон перевозил военнопленных,
Пленённых на Дону и на Донце,
Некормленых, непоеных военных,
Мечтающих о скоростном конце.

Гуманность по закону, по конвенции
Не применялась в этой интервенции
Ни с той, ни даже с этой стороны,
Она была не для большой войны.

Нет, применялась. Сволочь и подлец,
Начальник эшелона, гад ползучий,
Давал за пару золотых колец
Ведро воды теплушке невезучей.

А я был в форме, я в погонах был
И сохранил, по-видимому, тот пыл,
Что образован чтением Толстого
И Чехова и вовсе не остыл,
А я был с фронта и заехал в тыл
И в качестве решения простого
В теплушку бабу снежную вкатил.

О, римлян взоры чёрные, тоску
С признательностью пополам мешавшие
И долго засыпать потом мешавшие!

А бабу - разобрали по куску.

?


Про евреев

Евреи хлеба не сеют,
Евреи в лавках торгуют,
Евреи раньше лысеют,
Евреи больше воруют.

Евреи - люди лихие,
Они солдаты плохие:
Иван воюет в окопе,
Абрам торгует в рабкопе.

Я всё это слышал с детства,
Скоро совсем постарею,
Но всё никуда не деться
От крика: «Евреи, евреи!»

Не торговавши ни разу,
Не воровавши ни разу,
Ношу в себе, как заразу,
Проклятую эту расу.

Пуля меня миновала,
Чтоб говорили нелживо:
«Евреев не убивало!
Все воротились живы!»

?


***

Я судил людей и знаю точно,
что судить людей совсем несложно -
только погодя бывает тошно,
если вспомнишь как-нибудь оплошно.

Кто они, мои четыре пуда
мяса, чтоб судить чужое мясо?
Больше никого судить не буду.
Хорошо быть не вождём, а массой.

Хорошо быть педагогом школьным,
иль сидельцем в книжном магазине,
иль судьёй… Каким судьёй? футбольным:
быть на матчах пристальным разиней.

Если сны приснятся этим судьям,
то они во сне кричать не станут.
Ну, а мы? Мы закричим, мы будем
вспоминать былое неустанно.

Опыт мой особенный и скверный -
как забыть его себя заставить?
Этот стих - ошибочный, неверный.
Я неправ. Пускай меня поправят.

?


Хозяин

А мой хозяин не любил меня.
Не знал меня, не слышал и не видел,
но всё-таки боялся как огня
и сумрачно, угрюмо ненавидел.

Когда меня он плакать заставлял -
ему казалось: я притворно плачу.
Когда пред ним я голову склонял -
ему казалось: я усмешку прячу.

А я всю жизнь работал на него,
ложился поздно, поднимался рано,
любил его и за него был ранен.
Но мне не помогало ничего.

А я всю жизнь возил его портрет,
в землянке вешал и в палатке вешал,
смотрел, смотрел, не уставал смотреть.
И с каждым годом мне всё реже, реже
обидною казалась нелюбовь.

И ныне настроенья мне не губит
тот явный факт, что испокон веков
таких, как я, хозяева не любят.

1954


Читает Борис Слуцкий:

Звук

Прозаики

Исааку Бабелю, Артёму Весёлому,
Ивану Катаеву, Александру Лебеденко
Когда русская проза пошла в лагеря:
в лесорубы, а кто половчей - в лекаря.
в землекопы, а кто потолковей - в шофёры,
в парикмахеры или актёры, -
вы немедля забыли своё ремесло.
Прозой разве утешишься в горе!
Словно утлые щепки, вас влекло и несло,
вас качало поэзии море.

По утрам, до поверки, смирны и тихи,
вы на нарах писали стихи.
От бескормиц, как палки тощи и сухи,
вы на марше слагали стихи.
Из любой чепухи вы лепили стихи.

Весь барак, как дурак, бормотал, подбирал
рифму к рифме и строку к строке.
То начальство стихом до костей пробирал,
то стремился излиться в тоске.

Ямб рождался из мерного боя лопат.
Словно уголь, он в шахтах копался.
Точно так же на фронте, из шага солдат,
он рождался и в строфы слагался.

А хорей вам за пайку заказывал вор,
чтобы песня была потягучей,
чтобы длинной была, как ночной разговор,
как Печора и Лена - текучей.

А поэты вам в этом помочь не могли,
Потому что поэты до шахт не дошли.

?


Артём Весёлый, Исаак Бабель, Иван Катаев, Александр Лебеденко — репрессированные прозаики. Первые трое, однако, до шахт не дошли, так как были расстреляны вскоре после ареста. А.Г.Лебеденко вернулся и рассказывал Слуцкому о лагерном существовании.

***

Как убивали мою бабку!
Мою бабку убивали так:
Утром к зданию горбанка
Подошёл танк.
Сто пятьдесят евреев города,
Лёгкие
от годовалого голода,
Бледные
        от предсмертной тоски
Пришли туда, неся узелки.
Юные немцы и полицаи
Бодро теснили старух, стариков
И повели, котелками бряцая,
За город повели,
                 далеко.

А бабка, маленькая, словно атом,
Семидесятилетняя бабка моя
Крыла немцев,
Ругала матом,
Кричала немцам о том, где я.
Она кричала: «Мой внук на фронте.
Вы только посмейте,
Только троньте!
Слышите,
         наша пальба слышна!»

Бабка плакала и кричала.
Шла. Опять начинала сначала
Кричать.
Из каждого окна
Шумели Ивановны, Андреевны,
Плакали Сидоровны, Петровны:
«Держись, Полина Матвеевна!
Кричи на них! Иди ровно!»
Они шумели: «Ой, що робыть
З отым нимцем, нашим ворогом!»
И немцам
         бабку
               пришлось убить
Досрочно,
          пока ещё шли городом.
Пуля взметнула волоса,
Выпала седенькая коса,
И бабка наземь упала.
Так она и пропала.

?


Госпиталь

Ещё скребут по сердцу «мессера»,
ещё вот здесь безумствуют стрелки,
ещё в ушах работает «ура»,
русское «ура-рарара-рарара!» -
на двадцать слогов строки.
Здесь ставший клубом
                     бывший сельский храм,
лежим под диаграммами труда,
но прелым богом пахнет по углам -
попа бы деревенского сюда!
Крепка анафема, хоть вера не тверда.
Попишку бы лядащего сюда!

Какие фрески светятся в углу!
Здесь рай поёт! Здесь ад ревмя ревёт!

На глиняном нетопленом полу
лежит диавол, раненный в живот.
Под фресками в нетопленом углу
Лежит подбитый унтер на полу.

Напротив, на приземистом топчане,
кончается молоденький комбат.
На гимнастёрке ордена горят.
Он. Нарушает. Молчанье.
Кричит! (Шёпотом - как мёртвые кричат.)
Он требует как офицер, как русский,
как человек, чтоб в этот крайний час
зелёный, рыжий, ржавый унтер прусский
не помирал меж нас!
Он гладит, гладит, гладит ордена,
оглаживает, гладит гимнастерку
и плачет, плачет, плачет горько,
что эта просьба не соблюдена.

А в двух шагах, в нетопленом углу,
лежит подбитый унтер на полу.
И санитар его, покорного,
уносит прочь, в какой-то дальний зал,
чтобы он своею смертью чёрной
нашей светлой смерти не смущал.
И снова ниспадает тишина.
И новобранца наставляют воины:
- Так вот оно, какая здесь война!
Тебе, видать, не нравится она -
попробуй перевоевать по-своему!

?


Кёльнская яма

Нас было семьдесят тысяч пленных
В большом овраге с крутыми краями.
Лежим безмолвно и дерзновенно,
Мрём с голодухи в Кёльнской яме.

Над краем оврага утоптана площадь -
До самого края спускается криво.
Раз в день на площадь выводят лошадь,
Живую сталкивают с обрыва.

Пока она свергается в яму,
Пока её делим на доли неравно,
Пока по конине молотим зубами, -
О бюргеры Кёльна, да будет вам срамно!

О граждане Кёльна, как же так?
Вы, трезвые, честные, где же вы были,
Когда, зеленее, чем медный пятак,
Мы в Кёльнской яме с голоду выли?

Собрав свои последние силы,
Мы выскребли надпись на стенке отвесной,
Короткую надпись над нашей могилой -
Письмо солдату Страны Советской.

«Товарищ боец, остановись над нами,
Над нами, над нами, над белыми костями.
Нас было семьдесят тысяч пленных,
Мы пали за родину в Кёльнской яме!»

Когда в подлецы вербовать нас хотели,
Когда нам о хлебе кричали с оврага,
Когда патефоны о женщинах пели,
Партийцы шептали: «Ни шагу, ни шагу…»

Читайте надпись над нашей могилой!
Да будем достойны посмертной славы!
А если кто больше терпеть не в силах,
Партком разрешает самоубийство слабым.

О вы, кто наши души живые
Хотели купить за похлёбку с кашей,
Смотрите, как, мясо с ладони выев,
Кончают жизнь товарищи наши!

Землю роем, скребём ногтями,
Стоном стонем в Кёльнской яме,
Но всё остаётся - как было, как было! -
Каша с вами, а души с нами.

?


Молчаливый вой

Закончена охота на волков,
но волки не закончили охоты.
Им рисковать покуда неохота,
но есть ещё немало уголков,
где у самой истории в тени
на волчьем солнце греются волчата.
Тихонько тренируются они,
и волк волчице молвит: - Ну и чада! -
В статистике всё волчье - до нуля
доведено. Истреблено всё волчье.
Но есть ещё обширные поля,
чащобы есть, где волки воют. Молча.

?


***

Нам чёрное солнце светило,
нас жгло, опаляло оно,
сжигая иные светила,
сияя на небе - одно.

О, чёрного солнца сиянье,
зиянье его в облаках!
О, долгие годы стоянья
на сомкнутых каблуках!

И вот - потемнели блондины.
И вот - почернели снега.
И билась о чёрные льдины
чернейшего цвета пурга.

И чёрной фатою невесты
окутывались тогда,
когда приходили не вести,
а в чёрной каёмке беда.

А тёмный, а белый, а серый
казались оттенками тьмы,
которую полною мерой
мы видели, слышали мы.

Мы её ощущали.
Мы её осязали.
Ели вместе со щами.
Выплакивали со слезами.

?


***

- До чего же они наладили быт!
Как им только не надоест!
Те, кто много пьёт,
те, кто мягко спит,
те, кто сладко ест.

Присмотрюсь, обдумаю и пойму,
что в обмен пришлось принести
право выбирать самому
направления и пути.

Право выбора - право на ответ
собственный на вопрос любой:
если можешь, «да», если хочешь, «нет», -
право встать над своей судьбой.

Это самое правильное из всех
право - на непочтительный смех
и на то, что если все смирно стоят,
вольно стать, а также на то,
чтобы вслух сказать, то, что все таят,
кутаясь от дрожи в пальто.

Я не знаю, прав я или не прав,
но пока на плечах голова,
выбираю это право из прав
всех! Меняю на все права.

?


***

Нелюдские гласы басов,
теноров немужские напевы -
не люблю я таких голосов.
Девки лучше поют, чем девы.
Я люблю не пенье, а песню,
и не в опере, в зальную тьму -
в поле, в поезде, в дали вешней,
в роте и - себе самому.

?


Сбрасывая силу страха

Силу тяготения земли
первыми открыли пехотинцы -
поняли, нашли, изобрели,
а Ньютон позднее подкатился.

Как он мог, оторванный от практики,
кабинетный деятель, понять
первое из требований тактики:
что солдата надобно поднять.

Что солдат, который страхом мается,
ужасом, как будто животом,
в землю всей душой своей вжимается,
должен всей душой забыть о том.

Должен эту силу, силу страха,
ту, что силы все его берёт,
сбросить, словно грязную рубаху.
Встать. Вскричать «ура». Шагнуть вперёд.

?


***

Ленина звали «Ильич» и «Старик» -
Так крестьянина зовёт крестьянин.
Так рабочий с рабочим привык,
Ленина не звали «Хозяин».
«Старик» - называли его, пока
Он был ещё молод - в знак уваженья.
А «Хозяин» - это словцо батрака,
Тихое от униженья.

Весь наш большой материк
И все другие страны земли
Хороших людей называют «старик»
И лучшего слова найти б не смогли.

?


Сон

Утро брезжит,
              а дождик брызжет.
Я лежу на вокзале
                  в углу.
Я ещё молодой и рыжий,
Мне легко
          на твёрдом полу.

Ещё волосы не поседели
И товарищей милых
                  ряды
Не стеснились, не поредели
От победы
          и от беды.

Засыпаю, а это значит:
Засыпает меня, как песок,
Сон, который вчера был начат,
Но остался большой кусок.

Вот я вижу себя в каптёрке,
А над ней снаряды снуют.
Гимнастёрки. Да, гимнастёрки!
Выдают нам. Да, выдают!

Девятнадцатый год рожденья -
Двадцать два в сорок первом году -
Принимаю без возраженья,
Как планиду и как звезду.

Выхожу, двадцатидвухлетний
И совсем некрасивый собой,
В свой решительный, и последний,
И предсказанный песней бой.

Привокзальный Ленин мне снится:
С пьедестала он сходит в тиши
И, протягивая десницу,
Пожимает мою от души.

?


Читает Борис Слуцкий:

Звук

Поэты «Правды» и «Звезды»

Поэты «Правды» и «Звезды»,
Подпольной музы адъютанты!
На пьедесталы возвести
Хочу забытые таланты.
Целы хранимые в пыли,
В седом архивном прахе крылья.
Вы первые произнесли,
Не повторили, а открыли
Слова: НАРОД, СВОБОДА, НОВЬ,
А также КРОВЬ
И в том же роде.
Слова те били в глаз и в бровь
И были вправду о народе.
И новь не старою была,
А новой новью и - победной.
И кровь действительно текла
От рифмы тощей к рифме бедной.
Короче не было пути
От слова к делу у поэта,
Чем тот, где вам пришлось пройти
И умереть в борьбе за это!

?


Физики и лирики

Что-то физики в почёте.
Что-то лирики в загоне.
Дело не в сухом расчёте,
дело в мировом законе.
Значит, что-то не раскрыли
мы, что следовало нам бы!
Значит, слабенькие крылья -
наши сладенькие ямбы,
и в пегасовом полёте
не взлетают наши кони…
То-то физики в почёте,
то-то лирики в загоне.
Это самоочевидно.
Спорить просто бесполезно.
Так что даже не обидно,
а скорее интересно
наблюдать, как, словно пена,
опадают наши рифмы
и величие степенно
отступает в логарифмы.

1959


Память

Я носил ордена. После - планки носил.
После - просто следы этих планок носил,
А потом гимнастёрку до дыр износил.
И надел заурядный пиджак.

А вдова Ковалёва всё помнит о нём,
И дорожки от слёз - это память о нём,
Сколько лет не забудет никак!

И не надо ходить. И нельзя не пойти.
Я иду. Покупаю букет по пути.
Ковалёва Мария Петровна, вдова,
Говорит мне у входа слова.

Ковалёвой Марии Петровне в ответ
Говорю на пороге: - Привет! -
Я сажусь, постаравшись к портрету - спиной,

Но бессменно висит надо мной
Муж Марии Петровны, мой друг Ковалёв,
Не убитый ещё, жив-здоров.
В глянцевитый стакан наливается чай,
А потом выпивается чай. Невзначай.

Я сижу за столом, я в глаза ей смотрю,
Я пристойно шучу и острю.
Я советы толково и веско даю -
У двух глаз, у двух бездн на краю.
И, утешив Марию Петровну как мог,
Ухожу за порог.

1956


Памятник

Дивизия лезла на гребень горы
По мёрзлому,
             мёртвому,
                       мокрому камню,
Но вышло,
          что та высота высока мне.
И пал я тогда. И затих до поры.
Солдаты сыскали мой прах по весне,
Сказали, что снова я Родине нужен,
Что славное дело,
                  почётная служба,
Большая задача поручена мне.
- Да я уже с пылью подножной смешался!
Да я уж травой придорожной пророс!
- Вставай, поднимайся!
                       Я встал и поднялся.
И скульптор размеры на камень нанёс.
Гримасу лица, искажённого криком,
Расправил, разгладил резцом ножевым.
Я умер простым, а поднялся великим.
И стал я гранитным,
                    а был я живым.
Расту из хребта,
                 как вершина хребта.
И выше вершин
              над землёй вырастаю,
И ниже меня остаётся крутая
Не взятая мною в бою высота.
Здесь скалы
            от имени камня стоят.
Здесь сокол
            от имени неба летает.
Но выше поставлен пехотный солдат,
Который Советский Союз представляет.
От имени Родины здесь я стою
И кутаю тучей ушанку свою!
Отсюда мне ясные дали видны -
Просторы
         освобождённой страны,
Где графские земли
                   вручал батракам я,
Где тюрьмы раскрыл,
                    где голодных
                                 кормил,
Где в скалах не сыщется
                        малого камня,
Которого б кровью своей не кропил.
Стою над землёй
                как пример и маяк.
И в этом
         посмертная
                    служба
                           моя.

[1953]


Голос друга

Памяти поэта
Михаила Кульчицкого
Давайте после драки
Помашем кулаками.
Не только пиво-раки
Мы ели и лакали.
Нет, назначались сроки,
Готовились бои,
Готовились в пророки
Товарищи мои.

Сейчас всё это странно,
Звучит всё это глупо.
В пяти соседних странах
Зарыты наши трупы.
И мрамор лейтенантов -
Фанерный монумент -
Венчанье тех талантов,
Развязка тех легенд.

За наши судьбы (личные),
За нашу славу (общую),
За ту строку отличную,
Что мы искали ощупью,
За то, что не испортили
Ни песню мы, ни стих,
Давайте выпьем, мёртвые,
За здравие живых!

1952


Читает Борис Слуцкий:

Звук

Лошади в океане

И. Эренбургу
Лошади умеют плавать,
Но - не хорошо. Недалеко.
«Глория» - по-русски - значит «Слава», -
Это вам запомнится легко.

Шёл корабль, своим названьем гордый,
Океан стараясь превозмочь.
В трюме, добрыми мотая мордами,
Тыща лощадей топталась день и ночь.

Тыща лошадей! Подков четыре тыщи!
Счастья всё ж они не принесли.
Мина кораблю пробила днище
Далеко-далёко от земли.

Люди сели в лодки, в шлюпки влезли.
Лошади поплыли просто так.
Что ж им было делать, бедным, если
Нету мест на лодках и плотах?

Плыл по океану рыжий остров.
В море в синем остров плыл гнедой.
И сперва казалось - плавать просто,
Океан казался им рекой.

Но не видно у реки той края,
На исходе лошадиных сил
Вдруг заржали кони, возражая
Тем, кто в океане их топил.

Кони шли на дно и ржали, ржали,
Все на дно покуда не пошли.
Вот и всё. А всё-таки мне жаль их -
Рыжих, не увидевших земли.

1950


Читает Борис Слуцкий:

Звук

Сельское кладбище
Элегия

На этом кладбище простом
покрыты травкой молодой
и погребённый под крестом
и упокоенный звездой.

Лежат, сомкнув бока могил.
И так в веках пребыть должны,
кого раскол разъединил
мировоззрения страны.

Как спорили звезда и крест!
Не согласились до сих пор!
Конечно, нет в России мест,
где был доспорен этот спор.

А ветер ударяет в жесть
креста, и слышится: Бог есть!
И жесть звезды скрипит в ответ,
что бога не было и нет.

Пока была душа жива,
ревели эти голоса.
Теперь вокруг одна трава.
Теперь вокруг одни леса.

Но, словно затаённый вздох,
внезапно слышится: есть Бог!
И словно приглушённый стон:
Нет бога! - отвечают в тон.

?


Высвобождение

За маленькие подвиги даются
медали небольшой величины.

В ушах моих разрывы отдаются.
Глаза мои пургой заметены.

Я кашу съел. Была большая миска.
Я водки выпил. Мало: сотню грамм.
Кругом зима. Шоссе идёт до Минска.
Лежу и слушаю вороний грай.

Здесь, в зоне автоматного огня,
когда до немца метров сто осталось,
выкапывает из меня усталость,
выскакивает робость из меня.

Высвобождает фронт от всех забот,
выталкивает маленькие беды.
Лежу в снегу, как маленький завод,
производящий скорую победу.

Теперь сниму и выколочу валенки,
поставлю к печке и часок сосну.
И будет сниться только про войну.

Сегодняшний окончен подвиг маленький.

?


***

Последнею усталостью устав,
Предсмертным умиранием охвачен,
Большие руки вяло распластав,
Лежит солдат. Он мог лежать иначе,

Он мог лежать с женой в своей постели,
Он мог не рвать намокший кровью мох,
Он мог… Да мог ли? Будто? Неужели?
Нет, он не мог.

Ему военкомат повестки слал.
С ним рядом офицеры шли, шагали.
В тылу стучал машинкой трибунал.
А если б не стучал, он мог? Едва ли.

Он без повесток, он бы сам пошёл.
И не за страх - за совесть и за почесть.
Лежит солдат - в крови лежит, в большой,
А жаловаться ни на что не хочет.

?


Декабрь 41-го года

Та линия, которую мы гнули,
Дорога, по которой юность шла,
Была прямою от стиха до пули -
Кратчайшим расстоянием была.
Недаром за полгода до начала
Войны
      мы написали по стиху
На смерь друг друга.
                     Это означало,
Что знали мы.
              И вот - земля в пуху,
Морозы лужи накрепко стеклят,
Трещат, искрятся, как в печи поленья:
Настали дни проверки исполненья,
Проверки исполненья наших клятв.
Не ждите льгот, в спасение не верьте:
Стучит судьба, как молотком бочар,
И Ленин учит нас презренью к смерти,
Как прежде воле к жизни обучал.

?


Вверх Вниз

«Я на медные деньги учился стихам»

Родители: отец служащий, мать преподавательница музыки. Детство и отрочество прошли в Харькове, в рабочем районе, где жизнь была трудной и скудной.

Вспоминая это время, Слуцкий писал: «Я на медные деньги учился стихам, На тяжёлую, гулкую медь, И набат этой меди с тех пор не стихал, До сих пор продолжает греметь». В школьные годы на почве общего увлечения поэзией сдружился с М. Кульчицким, подававшим большие надежды, но погибшим на фронте. Память о нём Слуцкий пронёс через всю жизнь, она многое определила в его творчестве.

После окончания школы в 1937 поступил в Московский юридический институт (окончил в 1941), в 1939, продолжая учёбу в юридическом институте, по рекомендации П. Г. Антокольского был принят в Литературный институт им. Горького, который окончил в 1941. В опубликованных после смерти поэта автобиографических заметках, Слуцкий писал со свойственной ему самоиронией: «Хорошо я жил в те годы - 37-й, 38-й, 39-й! Стипендия 120 рублей плюс 50 из дому. Обедал раз или два в месяц - питался булками, тогда ещё именовавшимися французскими. И беконом, разрезанным столь тонко, что хватало надолго. Чай - без заварки, но с карамелью. Температура в общежитии - не выше 9 градусов всю зиму… Бронхиты, плевриты, воспаление надкостницы. Процессы в лёгких. Процессы в газетах. В 37-м, 38-м, 39-м годах у меня не было ничего, кроме заплатанного ватного одеяла и стихов, которые я писал всё время…».

Слуцкий входил в предвоенные годы в творческое содружество молодых поэтов, участниками которого были П. Д. Коган, Кульчицкий, Д. С. Самойлов, С. С. Наровчатов, Н. И. Глазков. Впервые стихи Слуцкого были опубликованы в подборке «Стихи студентов Москвы» в 1941 в мартовской книжке журнала «Октябрь».

На войне

С начала войны в действующей армии - воевал на Западном, Юго-Западном, Степном и 3-м Украинском фронтах, в Белоруссии, под Москвой, на Украине, в Румынии, Югославии, Венгрии, Австрии. Был тяжело ранен и контужен. «На войне, - рассказывал Слуцкий, - я почти не писал по самой простой и уважительной причине - был занят войной». Вскоре после Победы написал прозаические записки о последних месяцах войны и первых послевоенных месяцах, фрагменты из которых были напечатаны только в «перестроечные» годы - до этого у них, отличающихся суровой правдой, не было ни малейших шансов на публикацию (в 2000 «Записки о войне» изданы в Санкт-Петербурге). После войны Слуцкий надолго попадает в госпиталь: непрекращающиеся головные боли, две трепанации черепа. Из армии его увольняют как инвалида.

«Непечатающийся поэт»

В 1948 снова начал сочинять стихи, как вспоминал он потом, «путём полного напряжения я за месяц сочинил четыре стихотворных строки, рифмованных», но стихи вернули его к жизни, «вытолкнули из положения инвалида Отечественной войны II группы». В эти годы, когда у него не было своего угла (одиннадцать лет он снимал комнаты) и зарабатывал он себе на жизнь сочинением радиокомпозиций для детей и юношества, поэт написал первые три десятка стихотворений, которые составили ему имя. Ещё до публикации они стали довольно широко известны в литературных кругах и любителям поэзии. Никаких шансов у этих стихов быть опубликованными тогда не было. Слуцкий сказал о себе, что был «непечатающимся поэтом».

Первое его стихотворение «Памятник» увидело свет в августе 1953, оно было замечено, выбивалось из привычного ряда. Вспоминая ту пору, Слуцкий писал: «Моя поэтическая известность была первой по времени в послесталинский период новой известностью. Потом было несколько слав, куда больших, но первой была моя глухая слава. До меня все лавры были фондированные, их бросали сверху. Мои лавры читатели вырастили на собственных приусадебных участках». К Слуцкому приходит признание поэтов-современников. В 1954, когда он читал свои статьи на секции поэтов, М. А. Светлов сказал: «По-моему, всем ясно, что пришёл поэт лучше нас». И хотя это было ясно не всем, и у Слуцкого были влиятельные воинственные недруги и среди обласканных властями поэтов, и в стане официозной критики, у точки зрения Светлова оказалось немало сторонников. К. М. Симонов писал: «И о войне, и о послевоенном времени Слуцкий написал много таких стихотворений, читая которые нередко кажется: вот это ты хотел написать сам, но не написал, а вот об этом думал так, как он, но у тебя твоя мысль не воплотилась в стихи, а ему удалось». Очень высоко оценивали поэзию Слуцкого А. П. Межиров и В. Н. Соколов, И. А. Бродский и Е. Б. Рейн. И сейчас, когда в оценке Е. А. Евтушенко уже угасла интонация вызова, он как будто констатирует: «Теперь можно сказать то, что почему-то не принято говорить при жизни. Да, я убеждён: Слуцкий был одним из великих поэтов нашего времени».

Публикации

В 1957 вышла первая книга Слуцкого - «Память». За ней последовали сборники «Время» (1959), «Сегодня и вчера» (1961), «Работа» (1964), «Современные истории» (1969), «Годовая стрелка» (1971), «Доброта дня» (1973), «Продлённый полдень» (1975), «Неоконченные споры» (1978). Однако он был постоянным объектом бдительного внимания редакторов и цензуры: немало его стихов было искалечено вынужденной правкой и купюрами, некоторые вообще увидели свет лишь после ликвидации Главлита.

Душевный кризис

В феврале 1977 умерла Татьяна Дашевская - жена Слуцкого. Её смерть стала тяжелейшим ударом для поэта. Как и после госпиталя, когда его возвратила к жизни поэзия, Слуцкий в надежде преодолеть душевный кризис целиком отдаётся писанию стихов. За три месяца он написал восемьдесят стихотворений. После этого Слуцкий не написал ни строчки. Тяжелейшая депрессия, которую он так и не смог преодолеть, надолго приковывает его к больничной койке. Жить один он не может, вынужден переселиться в Тулу к брату, живёт в его семье, где и закончит свои дни. Однако в годы болезни Слуцкого и после его смерти продолжается публикация стихов - это огромный массив, превосходящий то, что поэту удалось самому напечатать. Публикацией стихов самоотверженно занимался критик Ю. Болдырев, которому Слуцкий поручил свой архив. Его усилиями вышло несколько книг Слуцкого, среди которых следует отметить «Стихи разных лет (Из неизданного)» (1988) и «Я историю излагаю…» (1990).

Особенности поэтической индивидуальности

Уже первые публикации стихов Слуцкого свидетельствовали, что в литературу пришёл человек, за плечами которого большой выстраданный жизненный опыт, и сложившийся поэт со зрелым взглядом на мир, с определившимися эстетическими симпатиями и антипатиями, с самобытной поэтикой. Он не был певцом только своего поколения, он писал об испытаниях, через которые прошёл весь народ. В центре его внимания были самые насущные проблемы 20 века, его трагедии и обольщения, духовные драмы современников, переживших катаклизмы революции и истребительных войн, тяжёлый пресс тоталитарного режима, его бесчеловечность, подавление свободной мысли и преследование свободного слова, разорённые жизни и несломленные души. Слуцкий не писал поэм, но мозаика его лирических стихотворений и баллад складывается в поразительную, эпического размаха фреску современности.

В 1956 (ещё до выхода первой книги Слуцкого) И. Г. Эренбург выступил со статьёй, посвящённой его стихам, в которой писал: «Конечно, стих Слуцкого помечен нашим временем - после Блока, после Маяковского, но если бы меня спросили, чью музу вспоминаешь, читая стихи Слуцкого, я бы, не колеблясь, ответил - музу Некрасова». Ассимиляция прозы жизни в стихах - вот в чём Слуцкий следует за Некрасовым, это одна из важнейших особенностей его поэтической индивидуальности. Слуцкий изменил представления о границах поэтического, существенно расширил владения стиха, отвоевав для него большие площади у прозы, считавшиеся прежде поэтически бесплодными. Проза жизни не только определила круг тем, к которым обращается поэт, не только обусловила его пристальное внимание к быту и подсказала выбор героев - рядовые солдаты, посетители районной бани, жители городских окраин, соседи по коммунальной квартире. Вторжение прозы оказало воздействие на все элементы стиха: образный строй, язык, интонацию. Смело и широко Слуцкий использует солдатский жаргон военных лет, просторечия, даже вошедшие в разговорную речь канцеляризмы. И перебои ритма, и недосказанная, оборванная или намеренно нескладная фраза, и повторение какого-то характерного словечка - всё это от сегодняшнего говора улицы, который чутко схватывал Слуцкий. Угловатость стихов Слуцкого обманчива - это результат не небрежности, а стремления разрушить, взорвать гладкость, зализанность, литературщину. При этом его «прозаический» стих пронизан музыкой - этот сплав прозы и музыки и делает его большим поэтом. Внутренняя мелодия в стихе Слуцкого преобразует прозу, властно подчиняет её себе, ведёт за собой. Поразительны сила и энергия этой музыки, разнообразны, но сразу же узнаваемы - это Слуцкий - его мелодии. А лейтмотивом его поэзии была защита свободы, правды и добра.

Л. И. Лазарев


СЛУЦКИЙ, Борис Абрамович (р. 7.V.1919, Славянск, Донбасс) - русский советский поэт. Член Коммунистической партии с 1943. Окончил Литературный институт им. М. Горького (1941). Участник Великой Отечественной войны. Первые стихи опубликовал в 1941. Вновь стал печататься в 1953. В 1957 опубликована книга стихов «Память». Слуцкий - поэт глубоко трагической темы («В пяти соседних странах зарыты наши трупы…»). Некоторая жёсткость красок, присущая стихам Слуцкого, не противоречит тем не менее их героической настроенности; война становится испытанием душ на чистоту и прочность («Памятник», «Кёльнская яма», «Голос друга»). Слуцкий говорит от имени простого человека, защищавшего родину, вводит в поэзию оригинальную публицистическую и полемическую тему. Некоторые критики писали о «приземленности» пафоса Слуцкого. В книгах «Сегодня и вчера» (1961) и «Работа» (1964) поэт подтвердил свои принципы, расширил круг интересов. История, события современности, часто в их злободневном обличье, рассматриваются в напряжённости борьбы, конфликтах. Быт, ежедневность, факт для Слуцкого важны не сами по себе, но как документ, как доказательство обобщения, становящегося философской мыслью.

Стих Слуцкого подчёркнуто прост, безыскусствен, богат интонационно, намеренно сближен с прозой, с разговорной речью. Стихи просты композиционно, деловиты, иногда рассудочны. Слуцкому важны внутренний смысл, ёмкость высказывания, не созерцающая, а действующая мысль. Переводит с польского, немецкого, английского и других языков. Автор критических статей и рецензий.

Соч.: Время, М., 1959; Избр. лирика. [Вступ. ст. Вл. Сякина], М., 1965; Память. Стихи. 1944-1968. [Вступ. ст. Л. Лазорева], М., 1969; Современные истории. Новая книга стихов, М., 1969.

Лит.: Эренбург И., О стихах Бориса Слуцкого, «Лит. газета», 1956, 28 июля; Огнев В., Жизнь и мастерство, в сб.: День поэзии, М., 1960; Рассадин С., О стихах последних лет, М., 1961; Озеров Л., Поэты и книги, в его кн.: Работа поэта, М., 1963; Урбан А., Стихи и работа, «Звезда», 1965, № 1; Калмановский Е., Язык стихов, язык поэтов, «Урал», 1966, № 4; Дымшиц А., А что, коль это проза?, «Москва», 1965, № 5; Лазарев Л., Когда проза становится поэзией…, «Вопр. лит-ры», 1967, № 1.

А. А. Урбан

Краткая литературная энциклопедия: В 9 т. - Т. 6. - М.: Советская энциклопедия, 1971

Все авторские права на произведения принадлежат их авторам и охраняются законом.
Если Вы считаете, что Ваши права нарушены, - свяжитесь с автором сайта.

Админ Вверх
МЕНЮ САЙТА