Иван Хемницер

Надгробная моя

Жив честным образом, он весь свой век трудился,
Но умер так же наг, как был, когда родился.

[1799]

Дурак и тень

Я видел дурака такого одного,
Который всё гналсЯ за тению своею,
Чтобы поймать её, да как? бегом за нею.
        За тенью он, - тень от него.
Из жалости к нему, что столько он трудится,
Прохожий дураку велел остановиться:
«Ты хочешь, - говорит ему он, - тень поймать;
Да ты над ней стоишь, а чтоб её достать,
        Лишь только стоит наклониться».
Так некто в счастии да счастия ж искал,
И так же этому не знаю кто сказал:
        «Ты счастья ищешь, а не знаешь,
Что ты, гоняяся за ним, его теряешь.
Послушайся меня, и ты его найдёшь:
        Остановись своим желаньем
        И будь доволен состояньем,
           В котором ты живёшь».

[1799]

По идее к этой басне близка басня Крылова «Тень и человек».

Привилегия

Какой-то вздумал лев указ публиковать,
Что звери могут все вперёд, без опасенья,
Кто только смог кого, душить и обдирать.
Что лучше быть могло такого позволенья
Для тех, которые дерут и без того?
        Об этом чтоб указе знали,
        Его два раза не читали.
        Уж то-то было пиршество!
        И кожу, кто лишь мог с кого,
Похваливают, знай, указ, да обдирают.
          Душ, душ погибло тут,
        Что их считают - не сочтут!
Лисице мудрено, однако, показалось,
Что позволение такое состоялось:
        Зверям указом волю дать
Привольно меж собой друг с друга кожи драть! -
Весьма сомнительным лисица находила
И в рассуждении самой, и всех скотов,
«Повыведать бы льва!» - лисица говорила,
И львиное его величество спросила,
Не так чтоб прямо, нет, - как спрашивают львов,
По-лисьи, на весы кладя значенье слов,
        Всё хитростью, обиняками,
     Всё гладкими придворными словами:
«Не будет ли его величеству во вред,
     Что звери власть такую получили?»
Но сколько хитрости её ни тонки были,
Лев ей, однакоже, на то ни да, ни нет.
        Когда ж по львову расчисленью
Указ уж действие своё довольно взял,
По высочайшему тогда соизволенью
Лев всем зверям к себе явиться указал.
Тут те, которые жирнее всех казались,
        Назад уже не возвращались.
«Вот я чего хотел, - лисице лев сказал, -
Когда о вольности указ такой я дал:
Чем жир мне по клочкам
                       сбирать с зверей трудиться,
        Я лучше дам ему скопиться.
        Султан ведь также позволяет
        Пашам с народа частно драть,
А сам уж кучами потом с пашей сдирает:
Так я и рассудил пример с султана взять».
Хотела было тут лисица в возраженье
        Сказать своё об этом мненье
И изъясниться льву о следствии худом,
Да вобразила то, что говорит со львом…

        А мне хотелось бы, признаться,
Здесь об откупщиках словцо одно сказать,
Что также и они в число пашей годятся;
Да также думаю по-лисьи промолчать.

[1799]

Здесь об откупщиках словцо одно сказать. - Вероятно, имеется в виду указ о винных откупах, изданный Екатериной II в 1767 и предоставлявший право откупщикам в несколько раз увеличивать цены на вино и водку.

Буквы

         Чтобы учёных отучить
В словах пустых искать и тайну находить,
Которую они, по их речам, находят
И в толки глупые свои других заводят,
         Царь у себя земли одной
         Их шуткой осмеял такой:
Под городом одним развалины стояли,
         Остатки башен городских,
         А около обломки их,
         Землёй засыпаны, лежали.
На сих обломках царь, учёным в искушенье,
         Иссечь по букве приказал;
         Потом те буквы на решенье
За редкость по своим учёным разослал.
           «Посмотрим, - царь сказал, -
Какое выведут учёные значенье.
           Уж то-то толки тут
                 Пойдут!»
И подлинно, пошли. Хлопочут, разбирают,
         Чтоб тайный смысл найти словам,
Рассылка букв по всем учёным и землям;
Все академии к решенью приглашают,
Записки древностей, архивы разбирают;
Газеты даже все о буквах говорят;
Робята все об них и старики твердят;
Но мрачность древности никто не проницает.
Царь наконец, хотев их глупость обличить,
Всем приказал к себе своим ученым быть
И заданные сам им буквы объясняет.
         Весь смысл неразрешимых слов
         Был тот: здесь водопой ослов.

[1799]

РезчИк и статУя

        Художник некакий, резчИк,
В художестве своём и славен и велик,
        Задумал вырезать статУю
                Такую,
        Которая б могла ходить
             И говорить
        И с виду человеком быть.
        РезчИк статУю начинает,
Всё мастерство своё резчИк истощевает:
СтатУя движется, статУя говорит
И человеческий во всём имеет вид;
Но всё статУя та не человек - машина:
Статуя действует, коль действует пружина;
СтатУе нравственной души недостает.

Искусством чувств не дашь, когда природных нет.

[1799]

Побор львиный

        В числе поборов тех, других,
Не помню право я, за множеством, каких,
Определённых льву с звериного народа
(Так, как бы, например, крестьянский наш народ
        Даёт оброки на господ),
И масло также шло для львина обихода.
А этот также сбор, как всякий и другой,
        Имел приказ особый свой,
Особых и зверей, которых выбирали,
Чтоб должность сборщиков
                         при сборе отправляли.
Велик ли сбор тот был, не удалось узнать,
        А сборщиков не мало было.
Да речь и не о том; мне хочется сказать
То, что при сборе том и как происходило:
Большая часть из них, его передавая,
        Катала в лапах наперёд,
        А масло ведь к сухому льнёт:
        Так следственно его не мало
        К звериным лапам приставало;
        И, царским пользуясь добром,
Огромный масла ком стал маленьким комком.
        Однако как промеж скотами,
        Как и людскими тож душами,
Не все бездельники, а знающие честь
        И совестные души есть,
То эти в лапах ком не только не катали,
Но сверх того ещё и в воду опускали,
Чтоб масло передать по совести своей.
        Ну, если бы честных зверей
        При сборе этом не сыскалось,
        То сколько б масла льву досталось?

Не знаю, так ли я на вкус людей судил;
Я льву, на жалобу об этом, говорил:
                 «Где сборы,
              Там и воры;
        И дело это таково:
Чем больше сборщиков, тем больше воровство».

[1799]

Дом

       Был дом, хотя и не большой,
         Однако же такой,
       Что выгод не недоставало:
         Жить можно было в нем.
       Да кто когда доволен чем?
     Любимое людское слово: «мало»,
         То есть, когда не дать,
                Но взять.
А слова этого хозяин тож держался:
       Всё тесен дом ему казался,
Каких пристроек он к нему ни прибавлял.
Дом наконец не дом, а целый город стал.
Чем дом обширнее, тем более смотренья,
       Чтоб не дошёл до разоренья.
Сперва таки его хозяин содержал,
Но после собственных ни глаз, ни иждивенья,
       Чтоб дом исправно содержать,
       Не стало боле доставать;
       Ведь самому не разделиться,
       Чтоб всё успеть обнять собой,
А на присмотр чужой нет хуже положиться:
Чужой не видит глаз того, что видит свой.
       Дом всё ветшае становИтся:
В том месте починЯт, в другом,
А в десяти местах валится.

             Пусть это дом, -
А сколько государств, которые упали,
Когда безмерное пространство получали?
       И я бы на совет такой
       Весьма охотно согласился:
Что лучше дом иметь исправный небольшой,
А нежели дворец, который развалился.

[1799]

Народ и идолы

На простяков всегда обманщики бывали
Равно в старинные и в наши времена.
        Ухватка только не одна,
Какую обмануть народ употребляли;
        А первых на обман жрецов,
        Бывало, в старину считали.
        От наших нынешних попов
Обманов столько нет: умняе люди стали.
        А чтоб обманывать народ,
        Жрецов был первый способ тот,
Что разных идолов народу вымышляли:
Везде, где ни был жрец, и идолы бывали.
Народ, о коем я теперь заговорил,
        Обманут точно тем же был.
Жрец, сделав идола и принося моленье,
        Ему на жертвоприношенье
Давать и приносить народу предписал
Всё то, что, например, и сам бы жрец желал:
Жрецы и идолы всегда согласны были,
Не так, как то у нас бывает меж судей,
        Что, против истины вещей,
Не могут иногда на мненье согласиться.
Но, чтобы к идолу опять нам возвратиться, -
Сперва народу дан один лишь идол был;
        Потом уж идол народил
Ещё, да и ещё, и столько прибывало,
        Что наконец числа не стало.
Как это разуметь, что идол мог родить?
Об этом надобно самих жрецов спросить.
Такие ли ещё их чудеса бывали!
Жрецы на жерновах водою разъезжали;
Так мудрено ль, когда их идолы рожали?
По-моему, так мой простой рассудок тот:
В чудотворениях жрецов не сомневаться,
А слепо веровать: от них всё может статься.
Чем более семья, тем более расход;
ТащИт со всех сторон для идолов народ
        И есть, и пить, и одеваться,
А сверх того ещё наряды украшаться,
А у народа всё, какой и был, доход.
С часу на час народ становится бедняе,
А жертвы идолам с часу на час знатняе.
Народ сей наконец от идолов дошел,
Что пропитанья сам почти уж не имел.
Сперва повольно дань жрецы с народа брали,
Потом уж по статьям народу предписали,
По скольку идолам чего с души давать.
Народ сей, с голоду почти что помирая,
Соседов стал просить, чтоб помощь им подать,
        Свою им крайность представляя.
        «Да как, - соседи им сказали, -
        До крайности такой дошли
Вы, кои б хлебом нас ссудить ещё могли?
Земля у вас всегда богато урожала,
        А ныне разве перестала?
Иль более у вас трудиться не хотят?»
- «Нет, всё родит земля как прежде, - говорят, -
И мы трудимся тож, как прежде, - отвечают, -
Да что мы ни сожнём, всё боги поедят».
- «Как? боги есть у вас, которые едят?»
        - «Так наши нам жрецы сказали
        И сверх того нам толковали:
        Чем больше боги с нас возьмут,
        Тем больше нам опять дадут».
- «Быть так, поможем вам, но знайте, - говорят, -
Вас должно сожалеть, а более смеяться,
Что вы на плутовство жрецов могли поддаться.
Не боги хлеб у вас - жрецы его едят,
И если впредь опять того же не хотите;
        Так от себя жрецов сгоните,
А идолов своих разбейте и сожгите.
У нас один лишь бог; но тот не с нас берёт,
А напротИв того, наш бог всё нам даёт.
Его мы одного лишь только прославляем,
По благостям одним об нём мы вображаем,
        А вид ему не можем дать».

        Решился ли народ отстать
От закоснелого годами заблужденья,
От идолов своих и жертвоприношенья, -
        Ещё об этом не слыхать.

[1783]

Жрецы на жерновах водою разъезжали. - По-видимому, имеется ввиду легенда об Антонии Римлянине, новгородском «чудотворце», переплывшем на камне море.

Два льва соседи

        Два льва, соседи меж собой,
        Пошли друг нА друга войной,
        За что, про что - никто не знает;
        Так им хотелось, говорят.
А сверх того, когда лишь только захотят, -
Как у людских царей, случается, бывает, -
        Найдут причину не одну,
          Чтоб завести войну.
Львы эти только в том от них отменны были,
Когда войну они друг другу объявили,
        Что мира вечного трактат,
Который иногда не служит ни недели,
        Нарушить нужды не имели, -
Как у людских царей бывает, говорят, -
        Затем что не в обыкновеньи
        У львов такие сочиненьи.
        Итак, один из этих львов
Другого полонил и область и скотов.
        Привычка и предубежденье
        Своё имеют рассужденье:
        Хотя, как слышал я о том,
        Житьё зверям за этим львом
Противу прежнего ничем не хуже стало
(Не знаю, каково прошедшее бывало),
Однако каждый зверь всё тайным был врагом,
        И только на уме держали,
          Как это им начать,
        Чтоб им опять за старым, быть.
Как в свете всё идёт своею чередою, -
Оправясь, старый лев о том стал помышлять
Войною возвратить, что потерял войною.
        Лишь только случай изменить
        Льву звери новому сыскали,
        Другого случая не ждали:
Ягнята, так сказать, волками даже стали.
Какую ж пользу лев тот прежний получил,
Что на другого льва войною он ходил?
Родных своих зверей, воюя, потерял,
А этих для себя не впрок завоевал.
Вот какова война: родное потеряй,
А что завоевал, своим не называй.

[1783]

Метафизик

       Отец один слыхал,
Что зА море детей учиться посылают
И что вобще того, кто зА морем бывал,
От небывалого отменно почитают
За тем, что с знанием таких людей считают;
И, смОтря на других, он сына тож послать
      Учиться за море решился:
   Он от людей любил не отставать
Затем, что был богат. Сын сколько-то учился,
Да сколько ни был глуп, глупяе возвратился.
Попался на руки он школьным тем вралям,
Которые с ума не раз людей сводили,
Неистолкуемый давая толк вещам;
      И малого не научили,
      А навек дураком пустили.
Бывало, глупости он попросту болтал,
Теперь учёностью он толковать их стал.
Бывало, лишь глупцы его не понимали,
А ныне разуметь и умные не стали;
Дом, город и весь свет враньём его скучал.

В метафизическом беснуясь размышленьи
О заданном одном старинном предложеньи:
   «Сыскать начало всех начал»,
Когда за облака он думой возносился,
Дорогой шедши, вдруг он в яме очутился.
   Отец, который с ним случился,
Скорее бросился верёвку принести,
Домашнюю свою премудрость извести;
   А думный, между тем, детина,
   В той яме сидя, рассуждал,
Какая быть могла падения причина?
«Что оступился я, - учёный заключал, -
   Причиною землетрясенье;
   А в яму скорое стремленье
Могло произвести воздушное давленье,
С землёй и с ямою семи планет сношенье».

   Отец с верёвкой прибежал.
«Вот, - говорит, - тебе верёвка, ухватись.
   Я потащу тебя; смотри, не оборвись». -
«Нет, погоди тащить; скажи мне наперёд:
      Верёвка вещь какая?»

   Отец хоть был и не учён,
   Да от природы был умён.
   Вопрос дурацкий оставляя,
«Верёвка вещь, - сказал, - такая,
Чтоб ею вытащить, кто в яму попадёт». -
   «На это б выдумать орудие другое,
   А это слишком уж простое». -
   «Да время надобно, - отец ему на то. -
      А это, благо, уж готово». -
      «А время что?» -
      «А время вещь такая,
Которую с глупцом не стану я терять.
Сиди, - сказал отец, - пока приду опять».

Что, если бы вралей и остальных собрать
И в яму к этому в товарищи сослать?..
      Да яма надобна большая!

[1783]

Чужая беда

Ужли чужой беде не должно помогать?
Мужик воз сена вёз на рынок продавать.
Случился косогор: воз набок повалился.
        Мужик ну воз приподымать,
        И очень долго с возом бился
Да видит, одному ему не совладать.
        Прохожих в помощь призывает,
        Того, другого умоляет.
          Тот мимо и другой,
Всяк про себя ворчит «Да что-ста, воз не мой,
                 Чужой!»

Услуга никогда в потерю не бывает.

[1783]

Воин

Во Франции, никак, я, право, позабыл,
Из воинов один, который заслужил,
Чтоб он пожалован крестом воинским был,
Не получил сего, однако, награжденья,
        Хоть часто кавалером стал
              Кто от сраженья
              Не раз бежал;
Да чрез друзей чего иной не получал?
Прямая иногда заслуга не заслуга,
Когда предстателем кто не имеет друга.

Достойный воин сей свою обиду сносит
И награждения приличного не просит.
        Увидев воина, герой
                 Другой,
Который, с ним служа, не раз при том случался,
Как с неприятелем, бывало, тот сражался
И побеждал его: «Возможно ль, - говорил, -
     Что ты ещё креста не получил,
Когда уж двадцать раз его ты заслужил?
         Я, право, в просьбу бы вступил:
Авось-либо тебе его и дать прикажут».
- «Нет, - отвечал другой, - пускай мне лучше кажут,
         За что креста я не прошу,
      А нежели за что я крест ношу».

[1782]

Переработка басни Геллерта «Emil».

Стрекоза

Всё лето стрекоза в то только и жила,
                 Что пела;
           А как зима пришла,
Так хлеба ничего в запасе не имела.
И просит муравья: «Помилуй, муравей,
     Не дай пропасть мне в крайности моей:
Нет хлеба ни зерна, и как мне быть, не знаю.
Не можешь ли меня хоть чем-нибудь ссудить,
Чтоб уж хоть кое-как до лета мне дожить?
А лето как придёт, я, право, обещаю
         Тебе всё вдвое заплатить».
         - «Да как же целое ты лето
Ничем не запаслась?» - ей муравей на это.
- «Так, виновата в том; да что уж, не взыщи
         Я запастися всё хотела,
         Да лето целое пропела».
- «Пропела? Хорошо! поди ж теперь свищи».
         Но это только в поученье
           Ей муравей сказал,
           А сам на прокормленье
         Из жалости ей хлеба дал.

[1782]

Вольный перевод басни Лафонтена «La cigale et la fourmi» («Кузнечик и муравей»). Последние четыре стиха добавлены Хемницером в отступление от подлинника. Эту басню переводили также А.П.Сумароков, Ю.А.Нелединский-Мелецкий и И.А.Крылов.

Зелёный осёл

        Какой-то с умысла дурак,
Взяв одного осла, его раскрасил так,
Что стан зелёный дал, а ноги голубые.
Повёл осла казать по улицам дурак;
        И старики, и молодые,
          И малый, и большой,
Где ни взялись, кричат: «Ахти! осёл какой!
Сам зелен весь, как чиж, а ноги голубые!
     О чём слыхОм доселе не слыхать!
Нет, - город весь кричит, - нет, чудеса такие
        Достойно вечности предать,
        Чтоб даже внуки наши знали,
Какие редкости в наш славный век бывали».
По улицам смотреть зелёного осла
        Кипит народу без числа;
     А по домам окошки откупают,
          На кровли вылезают,
        Леса, подмостки подставляют:
Всем видеть хочется осла, когда пойдет,
А всем идти с ослом дороги столько нет;
И давка круг осла сказать нельзя какая:
        Друг друга всяк толкает, жмет,
С боков, и спереди, и сзади забегая.

Что ж? Два дни первые гонялся за ослом
Без памяти народ в каретах и пешком.
Больные про болезнь свою позабывали,
Когда зелёного осла им вспоминали;
И няньки с мамками, робят чтоб укачать,
        Кота уж полно припевать, -
Осла зелёного робятам припевали.

На третий день осла по улицам ведут;
Смотреть осла уже и с места не встают,
И сколько все об нём сперва ни говорили,
        Теперь совсем об нём забыли.

        Какую глупость ни затей,
Как скоро лишь нова, чернь без ума от ней.
        Напрасно стал бы кто стараться
        Глупцов на разум наводить, -
        Ему же будут насмехаться.
А лучше времени глупцов препоручить,
        Чтобы на путь прямой попали;
Хоть сколько бы они противиться ни стали,
        Оно умеет их учить.

[1782]

Вольный перевод басни Геллерта «Der grune Esel». Сюжет басни Геллерта восходит к басне Абстемия «De vidua etasino viridi» («О вдове и зелёном осле»).

Кота уж полно припевать - т. е. петь колыбельную песню про кота.

Соловей и вороны

Кто как ни говори, что будто нет страстей
В животных и других, какие меж людей,
          А зависть в них бывает
И, может быть, людской ещё не уступает.
Свист соловья каков, известно без того,
          Чтобы хвалить его.
Что ж? вздумай на него воронья чернь озлиться
Из зависти, что он, когда бы петь ни стал,
        Всех голосом своим прельщал.
«Нам должно, - говорят друг другу, - согласиться,
Чтоб соловью не дать уж больше отличиться,
Всем вместе с ним запеть: когда он петь начнёт,
То голос весь его за нашим пропадёт;
А если он и тут над нами верх возьмёт,
Так будем сказывать, что дурно он поёт,
Всем тем, которые ни стали б им прельщаться.
Что? долго ли ему и впрямь торжествовать,
А нам с стыдом пред ним, воронам, оставаться?»
        И только соловей свистать,
        Воронье стадо - ну кричать!
Но голос соловья не только не терялся,
Приятнее ещё по роще раздавался.
        Другой бы голос, может быть…
Да голос соловья хотели заглушить!

        Теперь хотел бы я спросить:
Кого с воронами поставить здесь в сравненье?
             Моё бы мненье:
К ним сочинителей негодных применить,
Которые на стать воронью поступают,
Когда на авторов хороших нападают
И клеветой хотят их славу помрачить.

[1782]

Басня отражает литературную борьбу 1770-1780-х годов.

Паук и Мухи

          «Постой, - Паук сказал, -
        Я чаю, что нашёл причину,
Зачем ещё большой я мухи не поймал,
А попадается всё мелочь: дай раскину
          Пошире паутину;
Авось либо тогда поймаю и больших».
        Раскинув, нажидает их:
          Всё мелочь попадает;
        Большая муха налетит,
   Прорвётся и сама и паутину мчит.

        А это и с людьми бывает,
          Что маленьким, куда
          Ни обернись, беда:
Вор, например, большой хоть в краже попадётся,
        Выходит прав из-под суда;
      А маленький наказан остаётся!

[1782]

Грот указал на близость к этой басне басни Крылова «Воронёнок», где та же мысль выражена в заключении.

Волчье рассужденье

Увидя Волк, что шерсть Пастух с овец стрижёт,
«Мне мудрено, - сказал, - и я не понимаю,
Зачем Пастух совсем с них кожу не дерёт?
Я, например, так я всю кожу с них сдираю
И тож в иных дворах господских примечаю.
Зачем бы и ему не так же поступать?»
       Слон, Волчье слыша рассужденье,
«Я должен, - говорит, - тебе на то сказать:
Ты судишь так, как Волк; а Пастухово мненье -
       Овец своих не убивать.
С тебя, да и с господ иных примеры брать -
Не будет, наконец, с кого и шерсть снимать».

[1782]

Попугай

        У барина был попугай,
        Который как-то невзначай
          От барина из дому
          В окошко залетел
          К крестьянину простому;
        И только прилететь успел,
        Заговорил, что разумел.

Нередко чернь, когда чего не понимает,
        За дьявольщину почитает.
Мужик словесных птиц не видывал таких
        И слышать не слыхал об них,
Счёл, что влетела в дом духОв нечистых сила.
Жена его тотчАс молитву сотворила,
И как на выдумки хитряй его была
        (Так как и вообще считают,
Что будто жёны все хитряй мужей бывают),
        Скоряй горшок где ни взяла
        И попугая им накрыла;
            А сверх того
            Крестом его,
Чтоб крепче он сидел, накрывши, заградила.
          «Сиди же», - говорит.
     И попугай мой под горшком сидит.

        Меж тем взыскались попугая.
Людей везде, куда лишь можно, рассылая,
Сыскали как-то след. Пришли и под горшком
        Нашли его чуть-чуть живого.

        На это что сказать иного?
Беда попасть с умом
             К невежде в дом.

1781

Богач и бедняк

        Свет таков, что кто богат,
        Тот каждому и друг и брат,
        Хоть не имей заслуг, ни чина
             И будь скотина;
        И кто бы ни был ты таков,
        Хоть родом будь из конюхов,
        Детина будешь как детина;
        А бедный, будь хоть из князей,
        Хоть разум ангельский имей
И все достоинства достойнейших людей, -
        Того почтенья не дождётся,
   Какое богачу всегда уж воздаётся.

        Бедняк в какой-то дом пришел,
Который ум и чин с заслугами имел,
Но бедняка никто не только что не встретил,
        НижЕ никто и не приметил,
Иль, может быть, никто приметить не хотел.
Бедняк наш то к тому, то к этому подходит,
Со всеми разговор и так и сяк заводит;
        Но каждый бедняку в ответ
        Короткое иль да, иль нет.
Приветствия ни в ком бедняк наш не находит;
С учтивством подойдёт, а с горечью отходит.

                Потом
             За бедняком
        Богач приехал в тот же дом,
И не имел богач сей ни заслуг, ни чина,
        И был прямая он скотина.
Что ж? богачу - сказать нельзя, какой приём!
        Все встали перед богачом;
    Всяк богача с почтением встречает;
        Всяк стул и место уступает,
        И под руки его берут;
        То тут, то там его сажают;
Поклоны чуть ему земные не кладут
        И меры нет как величают.

        Бедняк, людей увидя лесть,
        К богатому неправу честь,
        К себе неправое презренье,
Вступил о том с своим соседом в рассужденье.
        «Возможно ль, - говорит ему, -
     Что так людей богатство ослепляет,
Достоинства того, кто беден, помрачает,
А кто богат, того пороки прикрывает?
        Куды как это огорчает!» -
          «Дивишься ты к чему? -
        Другой на это отвечает, -
Достоинств ведь взаймы не ищут никогда,
          А денег завсегда».

[1779]

Лев, учредивший Совет

Лев учредил Совет какой-то, - неизвестно;
И, посадя в него сочленами Слонов,
    Большую часть прибавил к ним Ослов.
Хотя Слонам сидеть с Ослами и невместно,
Но Лев не мог того числа Слонов набрать,
        Какому надлежало
        В Совете этом заседать.
Ну что ж? пускай числа всего бы недостало,
          Ведь это б не мешало
          Дела производить.
Нет, как же? а устав ужли переступить?
Хоть будь глупцы судьи,
                        лишь счётом бы их стало.
А сверх того, как Лев Совет сей учреждал,
          Он вот как полагал
                И льстился:
        Ужли и впрямь, что ум Слонов
        На ум не наведёт Ослов?

        Однако, как Совет открылся,
Дела совсем другим порядком потекли:
        Ослы Слонов с ума свели.

[1779]

Совет стариков

Детина старика какого-то спросил:
«Чтоб знатным сделаться,
                         за что бы мне приняться?»
          - «По совести признаться, -
        Старик детине говорил, -
          Я, право, сам не знаю,
Как лучше бы тебе, дружок мой, присудить;
        Но если прямо говорить,
        Так я вот эдак рассуждаю,
И средства только с два могу тебе открыть,
Как до чинов больших и знатности дойтить,
        А больше способов не знаю.
		
          Будь храбр, дружок: иной
          Прославился войной;
Всё отложив тогда, спокойство и забаву,
Трудами находить старался честь и славу;
        И в самом деле то сыскал,
          Чего сыскать желал.
        Другой же знанием глубоким,
        Не родом знатным и высоким,
        Себя на свете отличил:
В судах и при дворе велик и славен был.
        Трудами всё приобретают;
Но в том великие лишь души успевают».

- «Всё это хорошо, - детина говорил, -
Но если мне тебе по совести признаться,
        Так я никак не вображал,
Что чести и чинов на свете добиваться
Ты б столько трудностей мне разных насказал.
Мне кажется, что ты уж слишком судишь строго;
Полегче бы чего нельзя ли присудить?»
«Уж легче нет того, как дураком прожить;
        А и глупцов чиновных много».

[1779]

Вольный перевод басни Геллерта «Юноша и старик».

Этот же сюжет разработан впоследствии И.И.Дмитриевым в басне «Отец с сыном», источником для которой послужила басня Флориана «Le jeune homme et le vieillard», восходящая, по-видимому, также к басне Геллерта.

Совет стариков - совет старика («стариков» - прилагательное от слова «старик»).

Строитель

Тот, кто дела свои вперёд всё отлагает,
Тому строителю себя уподобляет,
Который захотел строение начать,
     Стал для него припасы собирать,
И собирает их по всякий день немало.
Построить долго ли? Лишь было бы начало.
Проходит день за днём, за годом год идет,
          А всё строенья нет,
Всё до другого дня строитель отлагает.
     Вдруг смерть пришла; строитель умирает,
Припасы лишь одни, не зданье оставляет.

[1779]

Земля хромоногих и картавых

        Не помню, где-то я читал,
Что в старину была землица небольшая,
        И мода там была такая,
        Которой каждый подражал,
        Что не было ни человека,
        Который бы, по обычАю века,
        Прихрамывая не ходил
        И не картавя говорил;
А это всё тогда искусством называлось
          И красотой считалось.

        Проезжий из земли чужой,
        Но не картавый, не хромой,
Приехавши туда, дивится моде той
        И говорит: «Возможно ль статься,
        Чтоб красоту в том находить -
             Хромым ходить
        И всё картавя говорить?
          Нет, надобно стараться
        Такую глупость выводить».
        И вздумал было всех учить,
        Чтоб так, как надобно, ходить
          И чисто говорить.
        Однако, как он ни старался,
     Всяк при своём обычае остался;
И закричали все: «Тебе ли нас учить?
Что на него смотреть, робята, всё пустое!
Хоть худо ль, хорошо ль умеем мы ходить
             И говорить,
Однако не ему уж нас перемудрить;
Да кстати ли теперь поверье отменить
          Старинное такое?»

[1779]

Переработка басни Геллерта «Das Land der Hinkenden» («Страна хромых»).

Обоз

          Шёл некогда обоз;
А в том обозе был такой престрашный воз,
Что перед прочими казался он возами,
Какими кажутся слоны пред комарами.
Не возик и не воз, возище то валит.
        Но чем сей барин-воз набит?
            Пузырями.

[1779]

Писатель

        Писатель что-то сочинил,
        Чем сам он недоволен был.
В способности своей писатель сомневался,
              А потому
                 Ему
          И труд свой не казался;
          И так он не ласкался
        Уж похвалу ту получить,
          Котору заслужить
                 Старался.
В сомненьи сем ему невежда предстаёт.
        Писатель тут на рассужденье
        Свой труд невежде подаёт.
«Пожалуй, - говорит, - скажи своё ты мненье
          На это сочиненье».
          Судьёй невежда стал,
        Судил, решил, определял:
          Ни в чём не сомневался,
          Ничем он не прельщался,
          И только что кричал:
«Вот это низко здесь! там то неблагородно!
В том месте тёмен смысл! тут вовсе нет его!
        Вот это с правдою не сходно!
        Здесь остроты нет ничего!
Тут должно иначе… получше изъясниться!
     А эта речь проста… и… не годится!
И всё невежда вкось и вкриво толковал.
Что он невежда был, о том писатель знал,
          И про себя сказал:
«Теперь надежда есть, что труд мой не пропал».

[1779]

Основная идея басни заимствована, по-видимому, из басни немецкого баснописца Христиана Фюрхтеготта Геллерта (1715-1769) «Der Maler» («Живописец»).

К другу

Два действия, мой друг, в себе я примечаю
С тех пор, как мне знаком ты стал:
Приятно, что тебя я знаю;
Досадно, что тебя я ранее не знал.

Около 1773

Обращено к Н. А. Львову.