На радуницу до обеда пашут,
по обеде плачут,
а вечером скачут.
…в детстве я рос, дыша атмосферой народной поэзии. Бабка, которая меня очень баловала, была очень набожна, собирала нищих и калек, которые распевали духовные стихи. Очень рано узнал я стих о Миколе. Потом я и сам захотел по-своему изобразить Миколу.
1
В шапке облачного скола,
В лапоточках, словно тень,
Ходит милостник Микола
Мимо сёл и деревень.
На плечах его котомка,
Стягловица в две тесьмы,
Он идёт, поёт негромко
Иорданские псалмы.
Злые скорби, злое горе
Даль холодная впила;
Загораются, как зори,
В синем небе купола.
Наклонивши лик свой кроткий,
Дремлет ряд плакучих ив,
И, как шёлковые чётки,
Веток бисерный извив.
Ходит ласковый угодник,
Пот елейный льёт с лица:
«Ой ты, лес мой, хороводник,
Прибаюкай пришлеца».
2
Заневестилася кругом
Роща елей и берёз.
По кустам зелёным лугом
Льнут охлопья синих рос.
Тучка тенью расколола
Зеленистый косогор…
Умывается Микола
Белой пеной из озёр.
Под берёзкою-невестой,
За сухим посошником,
Утирается берестой,
Словно мягким рушником.
И идёт стопой неспешной
По селеньям, пустырям:
«Я, жилец страны нездешной,
Прохожу к монастырям».
Высоко стоит злотравье,
Спорынья кадит туман:
«Помолюсь схожу за здравье
Православных христиан».
3
Ходит странник по дорогам,
Где зовут его в беде,
И с земли гуторит с Богом
В белой туче-бороде.
Говорит Господь с престола,
Приоткрыв окно за рай:
«О мой верный раб, Микола,
Обойди ты русский край.
Защити там в чёрных бедах
Скорбью вытерзанный люд.
Помолись с ним о победах
И за нищий их уют».
Ходит странник по трактирам,
Говорит, завидя сход:
«Я пришёл к вам, братья, с миром -
Исцелить печаль забот.
Ваши души к подорожью
Тянет с посохом сума.
Собирайте милость Божью
Спелой рожью в закрома».
4
Горек запах чёрной гари,
Осень рощи подожгла.
Собирает странник тварей,
Кормит просом с подола.
«Ой, прощайте, белы птахи,
Прячьтесь, звери, в терему,
Тёмный бор, - щекочут свахи, -
Сватай девицу-зиму.
Всем есть место, всем есть логов,
Открывай, земля, им грудь!
Я - слуга давнишний Богов,
В Божий терем правлю путь».
Звонкий мрамор белых лестниц
Протянулся в райский сад;
Словно космища кудесниц,
Звёзды в яблонях висят.
На престоле светит зорче
В алых ризах кроткий Спас.
«Миколае-чудотворче,
Помолись ему за нас».
5
Кроют зори райский терем,
У окошка Божья Мать
Голубей сзывает к дверям
Рожь зернистую клевать.
«Клюйте, ангельские птицы:
Колос - жизненный полёт».
Ароматней медуницы
Пахнет жней весёлых пот.
Кружевами лес украшен,
Ели словно купина.
По лощинам чёрных пашен -
Пряжа выснежного льна.
Засучивши с рожью полы,
Пахаря трясут лузгу,
В честь угодника Миколы
Сеют рожью на снегу.
И, как по траве окосья
В вечереющий покос,
На снегу звенят колосья
Под косницами берёз.
1913 - август 1914
Читает Рафаэль Клейнер:
Пойду в скуфье смиренным иноком
Иль белобрысым босяком -
Туда, где льётся по равнинам
Берёзовое молоко.
Хочу концы земли измерить,
Доверясь призрачной звезде,
И в счастье ближнего поверить
В звенящей рожью борозде.
Рассвет рукой прохлады росной
Сшибает яблоки зари.
Сгребая сено на покосах,
Поют мне песни косари.
Глядя за кольца лычных прясел,
Я говорю с самим собой:
Счастлив, кто жизнь свою украсил
Бродяжной палкой и сумой.
Счастлив, кто в радости убогой,
Живя без друга и врага,
Пройдёт просёлочной дорогой,
Молясь на копны и стога.
1914
Читает Рафаэль Клейнер:
Проходили калики деревнями,
Выпивали под окнами квасу,
У церквей пред затворами древними
Поклонялись пречистому Спасу.
Пробиралися странники по полю,
Пели стих о сладчайшем Исусе.
Мимо клячи с поклажею топали,
Подпевали горластые гуси.
Ковыляли убогие по стаду,
Говорили страдальные речи:
«Все единому служим мы господу,
Возлагая вериги на плечи».
Вынимали калики поспешливо
Для коров сбережённые крохи.
И кричали пастушки насмешливо:
«Девки, в пляску! Идут скоморохи!»
1910
Читает Рафаэль Клейнер:
Не ветры осыпают пущи,
Не листопад златит холмы.
С голубизны незримой кущи
Струятся звёздные псалмы.
Я вижу - в просиничном плате,
На легкокрылых облаках,
Идёт возлюбленная Мати
С Пречистым Сыном на руках.
Она несёт для мира снова
Распять воскресшего Христа:
«Ходи, мой сын, живи без крова,
Зорюй и полднюй у куста».
И в каждом страннике убогом
Я вызнавать пойду с тоской,
Не Помазуемый ли Богом
Стучит берестяной клюкой.
И может быть, пройду я мимо
И не замечу в тайный час,
Что в елях - крылья херувима,
А под пеньком - голодный Спас.
1914
Читает Рафаэль Клейнер:
Задымился вечер, дремлет кот на брусе,
Кто-то помолился: «Господи Исусе».
Полыхают зори, курятся туманы,
Над резным окошком занавес багряный.
Вьются паутины с золотой повети.
Где-то мышь скребётся в затворённой клети…
У лесной поляны - в свяслах копны хлеба,
Ели, словно копья, уперлися в небо.
Закадили дымом под росою рощи…
В сердце почивают тишина и мощи.
1912
Читает Рафаэль Клейнер:
Гой ты, Русь, моя родная,
Хаты - в ризах образа…
Не видать конца и края -
Только синь сосёт глаза.
Как захожий богомолец,
Я смотрю твои поля.
А у низеньких околиц
Звонно чахнут тополя.
Пахнет яблоком и мёдом
По церквам твой кроткий Спас.
И гудит за корогодом
На лугах весёлый пляс.
Побегу по мятой стёжке
На приволь зелёных лех,
Мне навстречу, как серёжки,
Прозвенит девичий смех.
Если крикнет рать святая:
«Кинь ты Русь, живи в раю!» -
Я скажу: «Не надо рая,
Дайте родину мою».
1914
Читает Рафаэль Клейнер:
По дороге идут богомолки,
Под ногами полынь да комли.
Раздвигая щипульные колки,
На канавах звенят костыли.
Топчут лапти по полю кукольни,
Где-то ржанье и храп табуна,
И зовёт их с большой колокольни
Гулкий звон, словно зык чугуна.
Отряхают старухи дулейки,
Вяжут девки косницы до пят.
Из подворья с высокой келейки
На платки их монахи глядят.
На вратах монастырские знаки:
«Упокою грядущих ко мне»,
А в саду разбрехались собаки,
Словно чуя воров на гумне.
Лижут сумерки золото солнца,
В дальних рощах аукает звон…
По тени от ветлы-веретёнца
Богомолки идут на канон.
1914
Читает Рафаэль Клейнер:
Заслонили вётлы сиротливо
Косниками мёртвые жилища.
Словно снег, белеется коливо -
На помин небесным птахам пища.
Тащат галки рис с могилок постный,
Вяжут нищие над сумками бечёвки.
Причитают матери и крёстны,
Голосят невесты и золовки.
По камням, над толстым слоем пыли,
Вьётся хмель, запутанный и клейкий.
Длинный поп в худой епитрахили
Подбирает чёрные копейки.
Под черёд за скромным подаяньем
Ищут странницы отпетую могилу.
И поёт дьячок за поминаньем:
«Раб усопших, господи, помилуй».
[1915]
Шёл Господь пытать людей в любови,
Выходил он нищим на кулижку.
Старый дед на пне сухом в дуброве,
Жамкал дёснами зачерствелую пышку.
Увидал дед нищего дорогой,
На тропинке, с клюшкою железной,
И подумал: «Вишь, какой убогой, -
Знать, от голода качается, болезный».
Подошёл Господь, скрывая скорбь и муку:
Видно, мол, сердца их не разбудишь…
И сказал старик, протягивая руку:
«На, пожуй… маленько крепче будешь».
1914
Читает Рафаэль Клейнер:
Край любимый! Сердцу снятся
Скирды солнца в водах лонных.
Я хотел бы затеряться
В зеленях твоих стозвонных.
По меже, на перемётке,
Резеда и риза кашки.
И вызванивают в чётки
Ивы - кроткие монашки.
Курит облаком болото,
Гарь в небесном коромысле.
С тихой тайной для кого-то
Затаил я в сердце мысли.
Всё встречаю, всё приемлю,
Рад и счастлив душу вынуть.
Я пришёл на эту землю,
Чтоб скорей её покинуть.
1914
Читает Рафаэль Клейнер:
Я странник убогий.
С вечерней звездой
Пою я о боге
Касаткой степной.
На шёлковом блюде
Опада осин,
Послухайте, люди,
Ухлюпы трясин.
Ширком в луговины,
Целую сосну,
Поют быстровины
Про рай и весну.
Я, странник убогий,
Молюсь в синеву.
На палой дороге
Ложуся в траву.
Покоюся сладко
Меж росновых бус;
На сердце лампадка,
А в сердце Исус.
[1915]
Читает Рафаэль Клейнер:
Пахнет рыхлыми драчёнами;
У порога в дёжке квас,
Над печурками точёными
Тараканы лезут в паз.
Вьётся сажа над заслонкою,
В печке нитки попелиц,
А на лавке за солонкою -
Шелуха сырых яиц.
Мать с ухватами не сладится,
Нагибается низко,
Старый кот к махотке крадется
На парное молоко.
Квохчут куры беспокойные
Над оглоблями сохи,
На дворе обедню стройную
Запевают петухи.
А в окне на сени скатые,
От пугливой шумоты,
Из углов щенки кудлатые
Заползают в хомуты.
1914
Читает Рафаэль Клейнер:
Чёрная, потом пропахшая выть!
Как мне тебя не ласкать, не любить?
Выйду на озеро в синюю гать,
К сердцу вечерняя льнёт благодать.
Серым веретьем стоят шалаши,
Глухо баюкают хлюпь камыши.
Красный костёр окровил таганы,
В хворосте белые веки луны.
Тихо, на корточках, в пятнах зари
Слушают сказ старика косари.
Где-то вдали, на кукане реки,
Дрёмную песню поют рыбаки.
Оловом светится лужная голь…
Грустная песня, ты - русская боль.
1914, посв. Д. В. Философову
Читает Рафаэль Клейнер:
Сухлым войлоком по стёжкам
Разрыхлел в траве помёт.
У гумён к репейным брошкам
Липнет муший хоровод.
Старый дед, согнувши спину,
Чистит вытоптанный ток
И подонную мякину
Загребает в уголок.
Щурясь к облачному глазу,
Подсекает он лопух,
Роет скрябкою по пазу
От дождей обходный круг.
Черепки в огне червонца.
Дед - как в жамковой слюде,
И играет зайчик солнца
В рыжеватой бороде.
[1915]
Топи да болота,
Синий плат небес.
Хвойной позолотой
Вззвенивает лес.
Тенькает синица
Меж лесных кудрей,
Тёмным елям снится
Гомон косарей.
По лугу со скрипом
Тянется обоз -
Суховатой липой
Пахнет от колёс.
Слухают ракиты
Посвист ветряной…
Край ты мой забытый,
Край ты мой родной.
1914
Читает Рафаэль Клейнер:
Белая свитка и алый кушак,
Рву я по грядкам зардевшийся мак.
Громко звенит за селом хоровод,
Там она, там она песни поёт.
Помню, как крикнула, шигая в сруб:
«Что же, красив ты, да сердцу не люб.
Кольца кудрей твоих ветрами жжёт,
Гребень мой вострый другой бережёт».
Знаю, чем чужд ей и чем я не мил:
Меньше плясал я и меньше всех пил.
Кротко я с грустью стоял у стены,
Все они пели и были пьяны.
Счастье его, что в нём меньше стыда,
В шею ей лезла его борода.
Свившись с ним в жгучее пляски кольцо,
Брызнула смехом она мне в лицо.
Белая свитка и алый кушак,
Рву я по грядкам зардевшийся мак.
Маком влюблённое сердце цветёт,
Только не мне она песни поёт.
[1915]
Матушка в Купальницу по лесу ходила,
Босая, с подтыками, по росе бродила.
Травы ворожбиные ноги ей кололи,
Плакала родимая в купырях от боли.
Не дознамо печени судорга схватила,
Охнула кормилица, тут и породила.
Родился я с песнями в травном одеяле.
Зори меня вешние в радугу свивали.
Вырос я до зрелости, внук купальской ночи,
Сутемень колдовная счастье мне пророчит.
Только не по совести счастье наготове,
Выбираю удалью и глаза и брови.
Как снежинка белая, в просини я таю
Да к судьбе-разлучнице след свой заметаю.
1912
Зашумели над затоном тростники.
Плачет девушка-царевна у реки.
Погадала красна девица в семик.
Расплела волна венок из повилик.
Ах, не выйти в жёны девушке весной,
Запугал её приметами лесной.
На берёзке пообъедена кора, -
Выживают мыши девушку с двора.
Бьются кони, грозно машут головой, -
Ой, не любит чёрны косы домовой.
Запах ладана от рощи ели льют,
Звонки ветры панихидную поют.
Ходит девушка по бережку грустна,
Ткёт ей саван нежнопенная волна.
1914
Троицыно утро, утренний канон,
В роще по берёзкам белый перезвон.
Тянется деревня с праздничного сна,
В благовесте ветра хмельная весна.
На резных окошках ленты и кусты.
Я пойду к обедне плакать на цветы.
Пойте в чаще, птахи, я вам подпою,
Похороним вместе молодость мою.
Троицыно утро, утренний канон.
В роще по берёзкам белый перезвон.
1914
Читает Рафаэль Клейнер:
Заиграй, сыграй, тальяночка,
малиновы меха.
Выходи встречать к околице,
красотка, жениха.
Васильками сердце светится,
горит в нём бирюза.
Я играю на тальяночке
про синие глаза.
То не зори в струях озера
свой выткали узор,
Твой платок, шитьём украшенный,
мелькнул за косогор.
Заиграй, сыграй, тальяночка,
малиновы меха.
Пусть послушает красавица
прибаски жениха.
1912
Читает Рафаэль Клейнер:
Ты поила коня из горстей в поводу,
Отражаясь, берёзы ломались в пруду.
Я смотрел из окошка на синий платок,
Кудри чёрные змейно трепал ветерок.
Мне хотелось в мерцании пенистых струй
С алых губ твоих с болью сорвать поцелуй.
Но с лукавой улыбкой, брызнув на меня,
Унеслася ты вскачь, удилами звеня.
В пряже солнечных дней время выткало нить.
Мимо окон тебя понесли хоронить.
И под плач панихид, под кадильный канон,
Всё мне чудился тихий раскованный звон.
1910
Читает Рафаэль Клейнер:
Выткался на озере алый свет зари.
На бору со звонами плачут глухари.
Плачет где-то иволга, схоронясь в дупло.
Только мне не плачется - на душе светло.
Знаю, выйдешь к вечеру за кольцо дорог,
Сядем в копны свежие под соседний стог.
Зацелую допьяна, изомну, как цвет,
Хмельному от радости пересуду нет.
Ты сама под ласкам сбросишь шёлк фаты,
Унесу я пьяную до утра в кусты.
И пускай со звонами плачут глухари.
Есть тоска весёлая в алостях зари.
1910
1. Читает Рафаэль Клейнер.
2. Поёт Иосиф Кобзон. Музыка: Григорий Пономаренко.
Туча кружево в роще связала,
Закурился пахучий туман.
Еду грязной дорогой с вокзала
Вдалеке от родимых полян.
Лес застыл без печали и шума,
Виснет темь, как платок, за сосной.
Сердце гложет плакучая дума…
Ой, не весел ты, край мой родной.
Пригорюнились девушки-ели,
И поет мой ямщик на-умяк:
«Я умру на тюремной постели,
Похоронят меня кое-как».
1915
Дымом половодье
Зализало ил.
Жёлтые поводья
Месяц уронил.
Еду на баркасе,
Тычусь в берега.
Церквами у прясел
Рыжие стога.
Заунывным карком
В тишину болот
Чёрная глухарка
К всенощной зовёт.
Роща синим мраком
Кроет голытьбу…
Помолюсь украдкой
За твою судьбу.
1910
Читает Рафаэль Клейнер:
Я надену красное монисто,
Сарафан запетлю синей рюшкой.
Позовите, девки, гармониста,
Попрощайтесь с ласковой подружкой.
Мой жених, угрюмый и ревнивый,
Не велит заглядывать на парней.
Буду петь я птахой сиротливой,
Вы ж пляшите дробней и угарней.
Как печальны девичьи потери,
Грустно жить оплаканной невесте.
Уведёт жених меня за двери,
Будет спрашивать о девической чести.
Ах, подружки, стыдно и неловко:
Сердце робкое охватывает стужа.
Тяжело беседовать с золовкой,
Лучше жить несчастной, да без мужа.
[1915]
Сыплет черёмуха снегом,
Зелень в цвету и росе.
В поле, склоняясь к побегам,
Ходят грачи в полосе.
Никнут шелковые травы,
Пахнет смолистой сосной.
Ой вы, луга и дубравы, -
Я одурманен весной.
Радугой тайные вести
Светятся в душу мою.
Думаю я о невесте,
Только о ней лишь пою.
Сыпь ты, черемуха, снегом,
Пойте вы, птахи, в лесу.
По полю зыбистым бегом
Пеной я цвет разнесу.
1910
Читает Рафаэль Клейнер:
По селу тропинкой кривенькой
В летний вечер голубой
Рекрута ходили с ливенкой
Разухабистой гурьбой.
Распевали про любимые
Да последние деньки:
«Ты прощай, село родимое,
Тёмна роща и пеньки».
Зори пенились и таяли.
Все кричали, пяча грудь:
«До рекрутства горе маяли,
А теперь пора гульнуть».
Размахнув кудрями русыми,
В пляс пускались весело.
Девки брякали им бусами,
Зазывали за село.
Выходили парни бравые
За гуменные плетни,
А девчоночки лукавые
Убегали, - догони!
Над зелёными пригорками
Развевалися платки.
По полям, бредя с кошёлками,
Улыбались старики.
По кустам, в траве над лыками,
Под пугливый возглас сов,
Им смеялась роща зыками
С переливом голосов.
По селу тропинкой кривенькой,
Ободравшись о пеньки,
Рекрута играли в ливенку
Про остальние деньки.
1914
Край ты мой заброшенный,
Край ты мой, пустырь,
Сенокос некошеный,
Лес да монастырь.
Избы забоченились,
А и всех-то пять.
Крыши их запенились
В заревую гать.
Под соломой-ризою
Выструги стропил,
Ветер плесень сизую
Солнцем окропил.
В окна бьют без промаха
Вороны крылом,
Как метель, черёмуха
Машет рукавом.
Уж не сказ ли в прутнике
Жисть твоя и быль,
Что под вечер путнику
Нашептал ковыль?
1914
Читает Рафаэль Клейнер:
Я пастух, мои палаты -
Межи зыбистых полей,
По горам зелёным - скаты
С гарком гулких дупелей.
Вяжут кружево над лесом
В жёлтой пене облака.
В тихой дрёме под навесом
Слышу шёпот сосняка.
Светят зелено в сутёмы
Под росою тополя.
Я - пастух; мои хоромы -
В мягкой зелени поля.
Говорят со мной коровы
На кивливом языке.
Духовитые дубровы
Кличут ветками к реке.
Позабыв людское горе,
Сплю на вырублях сучья.
Я молюсь на алы зори,
Причащаюсь у ручья.
1914
Читает Рафаэль Клейнер:
На плетнях висят баранки,
Хлебной брагой льёт теплынь.
Солнца струганые дранки
Загораживают синь.
Балаганы, пни и колья,
Карусельный пересвист.
От вихлистого приволья
Гнутся травы, мнётся лист.
Дробь копыт и хрип торговок,
Пьяный пах медовых сот.
Берегись, коли не ловок:
Вихорь пылью разметёт.
За лещужною сурьмою -
Бабий крик, как поутру.
Не твоя ли шаль с каймою
Зеленеет на ветру?
Ой, удал и многосказен
Лад весёлый на пыжну.
Запевай, как Стенька Разин
Утопил свою княжну.
Ты ли, Русь, тропой-дорогой
Разметала ал наряд?
Не суди молитвой строгой
Напоённый сердцем взгляд.
1915
Сторона ль моя, сторонка,
Горевая полоса.
Только лес, да посолонка,
Да заречная коса…
Чахнет старая церквушка,
В облака закинув крест.
И забольная кукушка
Не летит с печальных мест.
По тебе ль, моей сторонке,
В половодье каждый год
С подожочка и котомки
Богомольный льётся пот.
Лица пыльны, загорелы,
Веко выглодала даль,
И впилась в худое тело
Спаса кроткого печаль.
1914
Читает Рафаэль Клейнер:
На лазоревые ткани
Пролил пальцы багрянец.
В тёмной роще, по поляне,
Плачет смехом бубенец.
Затуманились лощины,
Серебром покрылся мох.
Через прясла и овины
Кажет месяц белый рог.
По дороге лихо, бойко,
Развевая пенный пот,
Скачет бешеная тройка
На посёлок в хоровод.
Смотрят девушки лукаво
На красавца сквозь плетень.
Парень бравый, кучерявый
Ломит шапку набекрень.
Ярче розовой рубахи
Зори вешние горят.
Позолоченные бляхи
С бубенцами говорят.
[1915]
Чую радуницу божью -
Не напрасно я живу,
Поклоняюсь придорожью,
Припадаю на траву.
Между сосен, между ёлок,
Меж берёз кудрявых бус,
Под венком, в кольце иголок,
Мне мерещится Исус.
Он зовёт меня в дубровы,
Как во царствие небес,
И горит в парче лиловой
Облаками крытый лес.
Голубиный пух от бога,
Словно огненный язык,
Завладел моей дорогой,
Заглушил мой слабый крик.
Льётся пламя в бездну зренья,
В сердце радость детских снов,
Я поверил от рожденья
В богородицын покров.
1914
Читает Рафаэль Клейнер: