Л. А. Д.
Как океан меняет цвет,
Когда в нагромождённой туче
Вдруг полыхнёт мигнувший свет, -
Так сердце под грозой певучей
Меняет строй, боясь вздохнуть,
И кровь бросается в ланиты,
И слёзы счастья душат грудь
Перед явленьем Карменситы.
4 марта 1914
Читает Всеволод Аксёнов:
На небе - празелень, и месяца осколок
Омыт, в лазури спит, и ветер, чуть дыша,
Проходит, и весна, и лёд последний колок,
И в сонный входит вихрь смятенная душа…
Что месяца нежней, что зорь закатных выше?
Знай про себя, молчи, друзьям не говори:
В последнем этаже, там, под высокой крышей,
Окно, горящее не от одной зари…
24 марта 1914
Есть демон утра. Дымно-светел он,
Золотокудрый и счастливый.
Как небо, синь струящийся хитон,
Весь - перламутра переливы.
Но как ночною тьмой сквозит лазурь,
Так этот лик сквозит порой ужасным,
И золото кудрей - червонно-красным,
И голос - рокотом забытых бурь.
24 марта 1914
Читает Всеволод Аксёнов:
Бушует снежная весна.
Я отвожу глаза от книги…
О, страшный час, когда она,
Читая по руке Цуниги,
В глаза Хозе метнула взгляд!
Насмешкой засветились очи,
Блеснул зубов жемчужный ряд,
И я забыл все дни, все ночи,
И сердце захлестнула кровь,
Смывая память об отчизне…
А голос пел: Ценою жизни
Ты мне заплатишь за любовь!
18 марта 1914
Среди поклонников Кармен,
Спешащих пёстрою толпою,
Её зовущих за собою,
Один, как тень у серых стен
Ночной таверны Лиллас-Пастья,
Молчит и сумрачно глядит,
Не ждёт, не требует участья,
Когда же бубен зазвучит
И глухо зазвенят запястья, -
Он вспоминает дни весны,
Он средь бушующих созвучий
Глядит на стан её певучий
И видит творческие сны.
26 марта 1914
Читает Всеволод Аксёнов:
Сердитый взор бесцветных глаз.
Их гордый вызов, их презренье.
Всех линий - таянье и пенье.
Так я Вас встретил в первый раз.
В партере - ночь. Нельзя дышать.
Нагрудник чёрный близко, близко…
И бледное лицо… и прядь
Волос, спадающая низко…
О, не впервые странных встреч
Я испытал немую жуткость!
Но этих нервных рук и плеч
Почти пугающая чуткость…
В движеньях гордой головы
Прямые признаки досады…
(Так на людей из-за ограды
Угрюмо взглядывают львы).
А там, под круглой лампой, там
Уже замолкла сегидилья,
И злость, и ревность, что не к Вам
Идёт влюблённый Эскамильо,
Не Вы возьмётесь за тесьму,
Чтобы убавить свет ненужный,
И не блеснёт уж ряд жемчужный
Зубов - несчастному тому…
О, не глядеть, молчать - нет мочи,
Сказать - не надо и нельзя…
И вы уже (звездой средь ночи),
Скользящей поступью скользя,
Идёте - в поступи истома,
И песня Ваших нежных плеч
Уже до ужаса знакома,
И сердцу суждено беречь,
Как память об иной отчизне, -
Ваш образ, дорогой навек…
А там: Уйдём, уйдём от жизни,
Уйдём от этой грустной жизни!
Кричит погибший человек…
И март наносит мокрый снег.
25 марта 1914
Читает Всеволод Аксёнов:
Вербы - это весенняя таль,
И чего-то нам светлого жаль,
Значит - теплится где-то свеча,
И молитва моя горяча,
И целую тебя я в плеча.
Этот колос ячменный - поля,
И заливистый крик журавля,
Это значит - мне ждать у плетня
До заката горячего дня.
Значит - ты вспоминаешь меня.
Розы - страшен мне цвет этих роз,
Это - рыжая ночь твоих кос?
Это - музыка тайных измен?
Это - сердце в плену у Кармен?
30 марта 1914
Ты - как отзвук забытого гимна
В моей чёрной и дикой судьбе.
О, Кармен, мне печально и дивно,
Что приснился мне сон о тебе.
Вешний трепет, и лепет, и шелест,
Непробудные, дикие сны,
И твоя одичалая прелесть -
Как гитара, как бубен весны!
И проходишь ты в думах и грёзах,
Как царица блаженных времён,
С головой, утопающей в розах,
Погружённая в сказочный сон.
Спишь, змеёю склубясь прихотливой,
Спишь в дурмане и видишь во сне
Даль морскую и берег счастливый,
И мечту, недоступную мне.
Видишь день беззакатный и жгучий
И любимый, родимый свой край,
Синий, синий, певучий, певучий,
Неподвижно-блаженный, как рай.
В том раю тишина бездыханна,
Только в куще сплетённых ветвей
Дивный голос твой, низкий и странный,
Славит бурю цыганских страстей.
28 марта 1914
Читает Всеволод Аксёнов:
О да, любовь вольна, как птица,
Да, всё равно - я твой!
Да, всё равно мне будет сниться
Твой стан, твой огневой!
Да, в хищной силе рук прекрасных,
В очах, где грусть измен,
Весь бред моих страстей напрасных,
Моих ночей, Кармен!
Я буду петь тебя, я небу
Твой голос передам!
Как иерей свершу я требу
За твой огонь - звездам!
Ты встанешь бурною волною
В реке моих стихов,
И я с руки моей не смою,
Кармен, твоих духов…
И в тихий час ночной, как пламя,
Сверкнувшее на миг,
Блеснёт мне белыми зубами
Твой неотступный лик.
Да, я томлюсь надеждой сладкой,
Что ты, в чужой стране,
Что ты, когда-нибудь, украдкой
Помыслишь обо мне…
За бурей жизни, за тревогой,
За грустью всех измен, -
Пусть эта мысль предстанет строгой,
Простой и белой, как дорога,
Как дальний путь, Кармен!
28 марта 1914
Нет, никогда моей,
и ты ничьей не будешь.
Так вот что так влекло
сквозь бездну грустных лет,
Сквозь бездну дней пустых,
чье бремя не избудешь.
Вот почему я -
твой поклонник и поэт!
Здесь - страшная печать
отверженности женской
За прелесть дивную -
постичь её нет сил.
Там - дикий сплав миров,
где часть души вселенской
Рыдает, исходя
гармонией светил.
Вот - мой восторг, мой страх
в тот вечер в тёмном зале!
Вот, бедная, зачем
тревожусь за тебя!
Вот чьи глаза меня
так странно провожали,
Ещё не угадав,
не зная… не любя!
Сама себе закон -
летишь, летишь ты мимо,
К созвездиям иным,
не ведая орбит,
И этот мир тебе -
лишь красный облак дыма,
Где что-то жжёт, поёт,
тревожит и горит!
И в зареве его -
твоя безумна младость…
Всё - музыка и свет:
нет счастья, нет измен…
Мелодией одной
звучат печаль и радость…
Но я люблю тебя:
я сам такой, Кармен.
31 марта 1914
Читает Всеволод Аксёнов: