Владимир Набоков

НАБОКОВ Владимир Владимирович [10 (22) апреля 1899, Санкт-Петербург - 2 июля 1977, Монтре, Швейцария], русский и американский писатель; прозаик, поэт, драматург, литературовед, переводчик.

Подробнее

Фотогалерея (20)

СТИХИ (59):

1939:
К России
1929:
Тихий шум
1928:
Кинематограф
1927:
Родина («Бессмертное счастие наше»)
Билет
Расстрел
1925:
Берлинская весна
1924:
К Родине
1923:
«Из мира уползли - и ноют на луне»
Родина («Когда из родины звенит нам»)
Гроза
«Как бледная заря, мой стих негромок»
Прованс
«О, как ты рвёшься в путь крылатый»
«В часы трудов счастливых и угрюмых»
«Когда я по лестнице алмазной»
Река
Родине
«При луне, когда косую крышу»
«Глаза прикрою - и мгновенно»
Письма
«Я где-то за городом, в поле»
«Как затаю, что искони кочую»
«Я видел смерть твою, но праздною мольбой»
Finis
1922:
«Если ветер судьбы, ради шутки»
«Как объясню? Есть в памяти лучи»
«Ясноокий, как рыцарь из рати Христовой»
Грибы
Пасха
[1917 - 1922]:
«Я думаю о ней, о девочке, о дальней»
Домой
1921:
Знаешь веру мою?
«Мерцательные тикают пружинки»
«Позволь мечтать… Ты первое страданье»
«От взгляда, лепета, улыбки»
«Мечтал я о тебе так часто, так давно»
В поезде
Пир
1920:
«Кто меня повезёт»
И. А. Бунину
«Я без слёз не могу»
Так будет
Романс
«В неволе я, в неволе я, в неволе!»
Каштаны
«Когда, мечтательно склонившись у дверей»
У камина
Football
1919:
Зима
«Будь со мной прозрачнее и проще»
Вьюга
«По саду бродишь и думаешь ты»
Номер в гостинице
Ещё безмолвствую
Россия
1918:
Поэт
Озеро
«В хрустальный шар заключены мы были»

Писатель-кентавр

В литературной истории 20 века этот автор занимает уникальное место, и определяется оно в первую очередь его двуязычием. Уроженец России, он пронёс память о родине через годы, материализовал её в десятках произведений самого разного жанра и по праву стал одним из премьеров русской литературной сцены.

В то же время Набоков считается классиком новейшей американской прозы, которого называют своим ближайшим предшественником тамошние «шестидесятники» - К. Воннегут, Дж. Барт, Т. Пинчон и Т. Сазерн. Более того, строго говоря, Набоков как писатель родился по ту сторону Атлантики, в русских же литературных хрониках существует «В. Сирин» - псевдоним, которым подписаны первые, начала 1920-х годов, поэтические сборники («Гроздь», «Горний путь») и который сохранился вплоть до конца 1930-х.

Тем не менее этому художнику-кентавру присуща редкостная творческая цельность, что определяется единством художественной проблематики и внутренней убеждённостью в том, что «национальная принадлежность стоящего писателя - дело второстепенное. Искусство писателя - вот его подлинный паспорт».

Бегство из России. Эмиграция

Набоков родился в семье видного юриста-либерала, потомственного дворянина В. Д. Набокова. Дед писателя, Д. Н. Набоков, занимал пост министра юстиции при Александре II. Мать, Елена Ивановна, происходила из известного рода золотопромышленника-миллионера Рукавишникова. Детство писателя прошло в Петербурге, на лето семья выезжала в собственное небольшое поместье Батово близ Выры. Рядом с Батовом находилось огромное богатое поместье Рождествено, принадлежавшее дяде будущего писателя В. И. Рукавишникову, который завещал его своему племяннику. Эти места в памяти Набокова запечатлелись на всю жизнь. Накануне Октябрьского переворота он успел окончить Тенишевское училище, где отличался не только успехами в учёбе, но и в спорте. В 1918 юный Набоков вместе с семьёй сначала бежал в Крым, а затем в 1919 эмигрировал из России. Семья Набоковых обосновалась в Берлине, а будущий писатель поступил в Кембриджский университет (знаменитый «Тринити-колледж»), который успешно закончил в 1922. После учёбы в Кембридже осел в Берлине (1922-1937). Затем судьба привела его на два года во Францию, а буквально накануне вторжения дивизий гитлеровского вермахта в Париж в 1940 Набоков вместе с женой и маленьким сыном Дмитрием (впоследствии певцом Миланской оперы и энергичным пропагандистом отцовского литературного наследия) пересёк Атлантику и почти 20 лет оставался в США, сочетая писательство с преподавательской деятельностью (сначала в одном из колледжей, затем в крупном университете США - Корнелльском, где читал курсы русской и мировой литературы). В 1945 Набоков получил американское гражданство. Здесь же он сделал себе достойное имя как энтомолог - интерес к бабочкам, пробудившийся ещё в юные годы, развился не только в страсть любителя, но и в профессиональное занятие.

Россия Набокова

В 1959 Набоков возвратился в Европу и поселился в Швейцарии, где провёл оставшиеся ему годы. Путь, в общем, характерный (хотя и с неповторимыми вариациями) для русского писателя-эмигранта. Схожий путь проделали многие, включая, например, известного поэта и критика Г. В. Адамовича, бескомпромиссного критика Набокова, пародийно изображённого им во многих сочинениях, а также Н. Н. Берберову, напротив, всегдашнюю его поклонницу. Тем не менее в кругу берлинской, а затем парижской литературной диаспоры Набоков сразу же занял совершенно особое положение. Его Россия не похожа на Россию Бунина, Куприна, И. С. Шмелёва, Б. К. Зайцева. В ней нет места узнаваемому городу и узнаваемой деревне, нет персонажей, которых можно было бы назвать русскими типами, нет сколько-нибудь непосредственного отображения катаклизмов, потрясших национальную историю минувшего столетия. Россия Набокова или, точнее, Россия Сирина (одно из значений этого слова, по Далю, - райская птица русского лубка) - это образ утраченного детства, то есть невинности и гармонии, это «знак, зов, вопрос, брошенный в небо и получающий вдруг самоцветный, восхитительный ответ». Так сказано в «Машеньке» (1926) - романе, принесшем автору первую известность, и далее эта метафора, принимая разнообразные стилистические формы, пройдёт через всё творчество писателя, вплоть до последней его большой книги на русском языке - автобиографии «Другие берега». Россия Набокова - это также безукоризненно-индивидуальный язык, который он считал главным своим достоянием. «Когда в 1940 году, - говорится в предисловии к «Другим берегам», - я решил перейти на английский, беда моя заключалась в том, что перед этим, в течение пятнадцати с лишком лет, я писал по-русски, и за эти годы наложил собственный отпечаток на своё орудие, на своего посредника. Переходя на другой язык, я отказывался таким образом не от языка Аввакума, Пушкина, Толстого или Иванова, или русской публицистики, - словом, не от общего языка, а от индивидуального, кровного наречия». Наконец, Россия Набокова - это классическая русская литература. Запад обязан ему переводами на английский (отчасти и на французский, которым автор тоже владел в совершенстве) Пушкина, Лермонтова, Тютчева, «Слова о полку Игореве».

Вместе с метафорическим образом России как утраченного рая через все книги Набокова проходит одна экзистенциальная тема, одна ключевая оппозиция: противостояние творческой, то есть независимой, личности любым попыткам покушения на свою свободу. Она определяет строение и звучание таких романов, как «Защита Лужина» (1929), «Отчаяние» (1936), «Дар» (1937).

Творческое кредо

Больше всего на свете Набоков ненавидел, ненавидел остро и изощренно то, что он называл «пошлостью», вкладывая в это понятие чрезвычайно просторное содержание. Пошлость в наиболее элементарном виде - это буржуазность, только не в марксистском, как неустанно напоминал Набоков, а во флоберовском смысле, например, «гитарист-мексиканец стоит с гитарой по колено в пруду в розовых шёлковых панталонах, на поверхности покачиваются головки лилий, он поёт серенаду, а его возлюбленная стоит на балконе, дело происходит в полночь, и лепестки лилий опадают». Пошлость - это покушение морали, философии, истории на суверенные границы искусства. Вот почему Набоков так агрессивно атаковал Томаса Манна, Андре Мальро и даже Достоевского, так презрительно отвергал распространённое суждение о Гоголе как о разоблачителе социальных пороков и сострадателе «маленького человека». «Его произведения, как и всякая великая литература, - это феномен языка, а не идей». Пошлость - это требования гражданственности в литературе. Как художник, как филолог-литературовед, как университетский профессор Набоков находился в состоянии перманентной войны с традицией революционно-демократической критики в России.

Наиболее острую форму она приняла в романе «Дар», одна из пяти глав которого представляет собой сочинённую героем художественную биографию Чернышевского. На ту же тему Набоков высказался во вступительной лекции к корнеллскому курсу русской литературы и предисловии к русскоязычному переводу романа «Лолита»: «Я не читаю и не произвожу дидактической беллетристики… Для меня рассказ или роман существует, только поскольку он доставляет мне то, что попросту назову эстетическим наслаждением… Всё остальное это либо журналистская дребедень, либо, так сказать, Литература Больших Идей, которая, впрочем, часто ничем не отличается от дребедени обычной, но зато подаётся в виде громадных гипсовых кубов, которые со всеми предосторожностями переносятся из века в век, пока не явится смельчак и хорошенько не трахнет по Бальзаку, Горькому и Томасу Манну».

Наконец, пошлость - это тоталитарные режимы, прежде всего сталинский и гитлеровский, кривозеркальное отражение которых явлено в романах «Приглашение на казнь» (1938), «Под знаком незаконнорожденных» (в английском оригинале - «Bend Sinister»), рассказах «Королёк» (1933), «Истребление тиранов» (1936), «Озеро, облако, башня» (1937), пьесе «Изобретение Вальса» (1938) и ряде других произведений. Конфликт в них также решается экзистенциально, то есть в плане противостояния личной свободы внешнему насилию, отчего Набоков всегда возражал против сравнения их со слишком актуальными (публицистическими, по его мнению) антиутопиями Оруэлла, соглашаясь признать некоторые переклички с Францем Кафкой.

Противоположный полюс художественного мира Набокова - творческий дар и его носитель - художник, будь он поэтом, как Фёдор Годунов-Чердынцев («Дар»), шахматистом, как Александр Лужин («Защита Лужина»), человеком без профессии и биографии, но человеком непроницаемым, то есть самодостаточным в мире, где тайна преследуется по закону (Цинциннат Ц. из «Приглашения на казнь»).

Американский писатель

Центральные темы и общие эстетические основания творчества В. Сирина нашли продолжение и развитие в англоязычном творчестве Набокова.

В известном смысле язык, виртуозный и неповторимый, является не только «орудием и посредником», но и героем всех его книг. Набокова нередко сравнивали с Джозефом Конрадом, который также стал классиком литературы на языке, не являющемся для него родным изначально (по национальности Конрад - поляк), но автора «Лолиты» такое сравнение коробило. Конрад, говорил он, лучше меня умеет обращаться с «готовым английским, но ему недоступна моя словесная эквилибристика».

Равным образом в главных «американских» произведениях Набокова - романах «Истинная жизнь Себастьяна Найта» (1941), «Под знаком незаконнорожденных» (1944), «Бледный огонь» (1962), юмористической повести «Пнин» (1957), своеобразной мемуарной трилогии («Убедительное свидетельство», 1951, «Другие берега», 1954, «Память, говори», 1966) - всегда более или менее определённо противопоставлены искусство как подлинная реальность и «действительность» как угрюмое здравомыслие, как реальность мнимая или всё та же пошлость во всех её многоликих формах, от невинно-комических до казарменно-разрушительных.

Самый скандальный роман писателя

Особое место в этом ряду занимает «Лолита» (1955) - единственный из романов Набокова, переведённый на русский самим автором.

Эта книга принесла ему всесветную известность скандального, правда, толка, что и неудивительно: сюжетную её основу образовала любовная история господина вполне зрелых лет и двенадцатилетней девочки-нимфетки. Но сюжет - лишь обрамление неизбывной экзистенциальной тоски. Резкое своеобразие романа заключается не в обилии скабрезных сцен (их не так много на самом деле, на что счёл необходимым обратить внимание сам автор, объясняясь с «читателями-туристами» в послесловии к русскому изданию романа), а в откровенном сдвиге пропорций. Если в прежних книгах человеческий дар и бездарная пошлость чётко разведены по полюсам, то здесь краски сгущаются. Заглавная героиня - воплощённая вульгарность, это к ней «обращались рекламы, это она была идеальным потребителем, субъектом и объектом каждого подлого плаката». Но в ней же, Лолите, «чуется неизъяснимая, непорочная нежность, проступающая сквозь мускус и мерзость, сквозь смрад и смерть». Как ни странно, при всей застарелой нелюбви Набокова к Достоевскому за развращённой нимфеткой невидимо встают и Матрёша из «Исповеди Николая Ставрогина» в «Бесах», и Сонечка Мармеладова из «Преступления и наказания».

Именно «Лолита», пусть и в эпатирующей форме, позволяет восстановить набоковский художественный мир во всей его подлинности, отказавшись от поверхностных, но весьма распространённых суждений.

Суть их сводится к тому, что Набоков - писатель для писателей, творчество его - литература литературы, гигантская библиотека, на полках которой стоят без всякого порядка сочинения авторов разных эпох и народов. На страницах его книг звучит неумолчная перекличка Шекспира и Толстого, Шиллера и Колриджа, Эдгара По и Бодлера, Данте и Готорна, Чехова и Рембо - ряд великих имён можно продолжать бесконечно. Особое место занимает Пушкин - эталонная, в глазах Набокова, величина, недаром он десять лет потратил на английский перевод «Евгения Онегина», вызвавший, кстати, большой переполох в академических, да и читательских кругах. Стремясь к максимальной точности, Набоков переложил роман прозой и сопроводил его гигантским по объёму комментарием.

Волшебник не только слова, но и мысли

Последнее крупное произведение Набокова, роман «Ада» (1969) - это вообще, пользуясь постструктуралистской терминологией, интертекст, смешение самых разнообразных стилистических традиций, встреча самых различных авторов. Его справедливо считают введением в постмодернистскую литературу с её сильно выраженным пародийным началом и амальгамой жанров - от высоких до низких, на уровне масс-культуры.

Тем не менее роль виртуоза-фокусника, любителя «крестословиц» и анаграмм, роль учёного архивариуса Набокову явно тесна. Ненавистник гражданственности и любитель словесной игры, вдохновенный артист, с подозрением относящийся к метафизике и морали, он в то же время никогда не замыкается рамками чистого слова. В его романах, рассказах, стихах трудно и даже невозможно обнаружить отражение актуальных событий современности, но в них всегда угадывается то, что сам он называл «потусторонностью», то есть запредельный мир истины.

Недаром в том же послесловии к «Лолите» автор, оставив привычную сдержанность, пишет, что литература - это «особое состояние, при котором чувствуешь себя - как-то, где-то, чем-то - связанным с другими формами бытия, где искусство (т. е. любознательность, нежность, доброта, стройность, восторг) есть норма».

Н. А. Анастасьев

НАБОКОВ, Владимир Владимирович [настоящая фамилия; псевдоним - Сирин; родился 23.IV(5.V).1899, Петербург] - русско-американский писатель. Сын деятеля кадетской партии В. Д. Набокова. Окончил Тенишевское училище. В 1916 выпустил первый сборник стихов. С 1919 - в эмиграции, где в 1922 закончил Тринити-колледж (Кембридж). Литературную известность приобрёл после выхода в 1926 романа «Машенька». Творчество Набокова носит крайне противоречивый характер. К наиболее интересным его произведениям относятся лирические новеллы «Возвращение Чорба» (1928), повесть «Защита Лужина» (1929-30), рисующая жизненную трагедию феноменального шахматиста, романы «Камера обскура» (1932-33), «Отчаяние» (1934, отдельное издание 1936), рассказы «Королёк» (1933), «Облако, озеро, башня» (1937), отразившие процесс духовного озверения буржуа в фашизирующейся Германии. В романе «Дар» (1937, отдельное издание 1952) Набоков даёт тенденциозно искажённый образ Н. Г. Чернышевского. Книги Набокова отмечены чертами литературного снобизма, насыщены литературными реминисценциями. Стиль его отличается вычурностью, «остранённостью» приёмов, частым применением литературной мистификации. Эти же черты присущи и его лирике. В прозе Набокова ощущается влияние Ф. Кафки, М. Пруста; таков роман «Приглашение на казнь» (1935-36, отдельное издание 1938), где Набоков изображает кошмар существования маленького человека, окружённого чудовищными фантомами современного мира. Таковы предпосылки, способствовавшие «денационализации» творчества Набокова, с 1940 начавшего писать на английском языке. С этого времени он живёт в США, где некоторое время преподавал литературу в университетах. Среди его книг этого периода: воспоминания «Conclusive evidence» (1951; русский перевод «Другие берега», 1954); эротический бестселлер «Лолита» (1955), роман «Пнин» (1957). Переводит на английский язык русскую классическую поэзию. В 1964 опубликовал перевод «Евгения Онегина» А. С. Пушкина (в 4 томах с обширными комментариями).

Соч.: Король. Дама. Валет, Берлин, 1928; Подвиг, Париж, 1932; Соглядатай, Париж, 1938; Весна в Фиальте и другие рассказы, Нью-Йорк, 1956; Стихотворения, Париж, 1952; The real life of Sebastian Knight, L., 1960; Nikolai Gogol, N. Y., 1961; Bend sinister, L., 1960; Poems, Garden City, N. Y., 1959; Pale fire, N.-Y., 1962.

Лит.: Ходасевич В., О Сирине, в его кн.: Лит. статьи и воспоминания, Нью-Йорк, 1954; Любимов Л., На чужбине, «Новый мир», 1957, № 3, с. 166-67; Твардовский А., О Бунине, в кн.: Бунин И. А., Собр. соч. [в 9 т.], т. 1, М., 1965, с. 29-30; «Евгений Онегин» в США, «За рубежом», 1964, № 38; Адамович Г., Одиночество и свобода, Нью-Йорк, 1955; Spender S., A poet’s invented and demolished truth «N.-Y. times book Review», 1963, v. 68, № 8; Wain J., Nabokov’s beheading, «New Republic», 1959, v. 141, № 25; Updike J., Grandmaster Nabokov, «New Republic», 1964, v. 151, № 13; Lem S., Lolita, czyli Stawrogin i Beatrycze, «Tworczosc», 1962, № 8; Marginalien zu Vlad. Nabokovs «Lolita», Hamb., 1959.

О. Михайлов, Л. Чертков

Краткая литературная энциклопедия: В 9 т. - Т. 5. - М.: Советская энциклопедия, 1968

МЕНЮ САЙТА