Егор Исаев, короткая поэма «Двадцать пятый час»

Другие короткие поэмы:

«Двадцать пятый час»

1 Есть, есть он, двадцать пятый час, Не в круглых сутках есть, а в нас, Есть в нашей памяти о тех, Кто под траву ушёл, под снег. Ушёл за свой последний след Туда, где даже тени нет. И всё ж, я уверяю вас, Он в междучасье есть, тот час, Есть в промежутке том, куда - Что сутки! - целые года Вмещаются, как смысл в слова, И где особенно жива, И где особенно одна Земля от высших сфер до дна, Одна с утра и до утра. От общей массы до ядра Мельчайших атомов-частиц, От скорбных до весёлых лиц Одна на миллиарды нас… 2 И вот как раз В тот самый час, Не знаю, явь ли это, сон, Но с пьедестала сходит он, Той вечной памяти солдат, Из бронзы с головы до пят, И, верность подвигу храня, Девчонку ту, что из огня Он вынес много лет назад, Баюкая, несёт в детсад Сквозь Трептов-парк… И там в саду, Укладывает спать в ряду Других ребят - о том и речь, - А рядом с ней кладёт свой меч, Тот самый, коим искромсал Громаду свастики, а сам Тем часом - всё по форме чтоб - Пилотку уголком на лоб Хотел подправить, да забыл, Пилотку ту осколок сбил Ещё тогда, тогда, тогда… Года - как за грядой гряда. Уж скоро вечность будет, как Сюда пришёл он, в Трептов-парк, Из тех обугленных равнин, В одном лице - отец и сын, В одном лице - жених и муж, В одном родстве на весь Союз, Оплакан всюду и любим, Пришёл и встал, неколебим, На самый высший в мире пост, Лицом и подвигом - до звёзд. 3 И вдруг… В горах ли что стряслось! Земная ль отклонилась ось! Подвижку ль сделал континент! А то и просто: в тот момент Он сам - что тоже может быть - Такой телесной жаждой жить Проникся с головы до ног, Что, хоть и бронзовый, не мог Он не пойти домой к себе, Чтоб там размяться на косьбе, Чтоб там во сне, как наяву, Обнять жену свою - вдову, Детей, внучат своих обнять, А если мать жива, и мать Обнять и далее идти, Чтоб службу памяти нести, - Везде - мосты ли, не мосты - Узнать: на месте ль все посты И каково стоится им, Друзьям-товарищам своим. В граните, в бронзе, здесь и там, По деревням, по городам!.. И не забыть зайти притом И в дальний тот, и в ближний дом, Зайти на боль от старых ран И - с ветераном ветеран - Побыть, горюючи, любя, И взять отчасти на себя, На свой на бронзовый магнит Ту боль, что столько лет болит. Взять, как берёт громоотвод. 4 Что ж, и такой вот поворот Возможен здесь. Но в этот раз Он от берлинских новых штрасс, Стараясь больше по прямой, Не на восход идёт, домой, А на заход - в ту сторону, Откуда ох как он в войну, На том пожаре мировом, Подмоги ждал в сорок втором, Ждал: да когда ж он, второй фронт?! Ждал год… И два… И третий год… А если кровью мерить - век. Зато, когда второй Дюнкерк Назрел в Арденнах, - он не ждал И миру мир принёс не в дар, А в память, чтоб его беречь. Об этом, собственно, и речь И в этом смысл всего того, Что так встревожило его Теперь. И он к Па-де-Кале Идёт не как скала к скале, А к человеку - человек. Всё тем же курсом - на Дюнкерк, Всё с тем же чувством, как тогда… Года - как за грядой гряда. Шаги - как за волной волна. Поводырём ему - луна И голос всех отважных тех, Кто под траву ушёл, под снег. Там, на второй передовой. 5 И вот уж голос их травой Восходит у его сапог: «Спасибо, что тогда помог И что пришёл сюда сейчас. Остановись, послушай нас, У наших надмогильных плит. Не всем же - бронза и гранит, Не всем же - память во весь рост, Лицом на зюйд, на вест, на ост… Не всем. Поскольку знаем: всем В пределах даже двух систем Не хватит камня и литья, Чтоб всех поднять из забытья. А хватит - тесно будет им От нас, от каменных, живым - Так много здесь погибших нас, Парней, шагнувших за Ла-Манш. Но трижды больше ваших там - По всем дорогам на Потсдам, Да что там трижды - во сто крат. Спасибо вам за Сталинград. За Курск, за Днепр, за встречный тот Удар с привисленских высот. Когда б не вы - нам всем каюк! Вот почему ты вправе, друг, Стоять, как ты сейчас стоишь, Чтоб Лондон видел и Париж, Чтоб запад знал и знал восток, Какой ты памятью высок, И что тебе ещё расти. Пусть будет так. Но ты учти, Нам тоже не одни холмы. Мы - прах не просто, почва - мы. Ты - у вершин, мы - у корней. Тебе - видней. А нам - больней. И тяжелей день ото дня. Кто там сказал: «В тени огня!» Кто там сказал: «В тени ракет!» Да будь он трижды президент, Безумец он. Иди к нему И подскажи его уму: В такой тени, в огне таком, Чуть что, всё небо - кувырком. И вся земля - как головня. В предчувствии того огня Болят все кладбища - скажи, - Окопы все и рубежи Болят на весь двадцатый век, Как перед бурей у калек Болят обрубки ног и рук… Нельзя - скажи - на третий круг За крайний край, за Рубикон Нельзя! И это - как закон, Как просьба всех корней и губ… Квадрат огня, теперь он - куб, Теперь он больше, чем сама Земля, и больше, чем с ума Сойти - сойти за ту черту, Где бездна ловит пустоту, Где шар земной - как не земной, Не шар - а череп под луной Летит - безбров, безглаз, безнос - И - ни червя… Такой прогноз Прими как «SOS», как наш набат, Опереди крылатый ад И упреди как наш посол. А явь ли это или сон? - Не так уж важно. Важен мир Как первый твой ориентир, Держись его по ходу звёзд. Тебе опорой - лунный мост С материка на материк. Ты по нему иди, старик. И твёрдо знай: не подведёт…» 6 И - представляете - идёт Всем исполинам исполин. В одном лице - отец и сын, В одном лице - жених и муж, В одном родстве на весь Союз. Идёт над бездной, под луной. Четыре ветра за спиной В порыве парусных веков, - И поступь легче облаков. И ход стремительней луча Рассветного. А у плеча На удаленье небольшом Звезда Полярная с ковшом По ходу вечности на вест Перстом указывает: есть, Есть, есть он, двадцать пятый час! Уже давно фонарь погас На башне Эйфеля. Давно Биг-Бен дозорное окно Не поднимал из-за спины И сам давно сошёл с волны… И вот уж, вот - левей, правей - Под своды бронзовых бровей Всплывает мощно берег тот… Солдат честь флагу отдаёт По форме всей и лишь потом Спокойным шагом входит в дом, Опередив на шаг рассвет. «Прошу прощенья, президент, Что рано потревожил вас. Такой уж - извините - час, Час памяти. А кто я есть? Как видите, из бронзы весь, И никаких таких камней Вот здесь, за пазухой моей. Я - чрезвычайней всех послов И с вами говорю со слов Не только наших - ваших всех, Кто под траву ушёл, под снег. Ушёл за всех живущих вас. Я двадцать миллионов раз Там, в полосе военных лет, Убит. А это, президент, Не просто цифра в семь нулей. Представьте в памяти своей - За миллионом миллион - Всех тех, кто был испепелён, Расстрелян, кто ушёл ко дну… Представьте всех по одному, Не в общем свете бытия, А как своё в момент бритья Лицо и где-то за лицом Себя представьте мертвецом Все двадцать миллионов раз. Представьте: землю рвёт фугас Не чью-то там, а вашу, здесь, И кровь течёт фронтально, взресь, Не где-то там, не где-то там, А тут, по вашим же цветам, Течёт и вдоль, и поперёк… Представьте: Хьюстон и Нью-Йорк Лежат в руинах, как тогда Лежали наши города, Не два - а сотни городов… Представьте миллионы вдов, Как муж, как детям их - отец… И перестаньте ж наконец Перед лицом моей страны Махать во имя сатаны Ракетно-ядерным крестом… Я не один прошу о том, То - просьба всех корней и губ: Квадрат огня, теперь он - куб, Теперь он больше, чем сама Земля. И больше, чем с ума Сойти - сойти за ту черту, Где бездна ловит пустоту, Где шар земной - как не земной, Не шар - а череп под луной, Как с плеч, летит сквозь чёрный ад. То - просьба ваших же солдат, Тех, что в Европе полегли От родины своей вдали. Внемлите им как президент. А сон ли это или нет? - Судите сами. Мне пора». 7 Играет в парке детвора, Шумит листвой зелёный вал… А он стоит, как и стоял, Тот славной памяти солдат, Из бронзы с головы до пят. Девчонка та же - у плеча, В деснице - молния меча, И небо вечности у глаз… Есть, есть он, двадцать пятый час!