КОЧЕТКОВ Александр Сергеевич [12 мая 1900, пос. Лосиноостровский Московской губернии - 1 мая 1953, Москва; похоронен на Донском кладбище], поэт, драматург, переводчик.
Драма в стихах «Николай Коперник», пьесы «Голова Гомера» - о Рембрандте и «Аделаида Граббе» - о Бетховене. Поэмы «Отрочество», «Деревья». Сборник стихотворений и поэм «С любимыми не расставайтесь!» (1985).
[Приглашаю посмотреть моё стихотворение «Александру Кочеткову»]
В приветливом роду кошачьем Ты был к злодеям сопричтён. И жил, и умер ты иначе, Чем божий требует закон. Мы жили вместе. В розном теле, Но в глухоте одной тюрьмы. Мы оба плакать не хотели, Мурлыкать не умели мы. Одна сжигала нас тревога. Бежали в немоте своей, Поэт - от ближнего и бога, А кот - от кошек и людей. И, в мире не найдя опоры, Ты пожелал молиться мне, Как я молился той, которой Не постигал в земном огне. Нас разлучили. Злой обиде Был каждый розно обречён. И ты людей возненавидел, Как я божественный закон. И, выброшен рукою грубой В безлюдье, в холод, в пустоту, Ты влез туда, где стынут трубы, Где звёзды страшные цветут… И там, забившись под стропила, Ты ждал - часы, года, века, - Чтоб обняла, чтоб приютила Тебя хозяйская рука. И, непокорным телом зверя Сгорая в медленном бреду, Ты до конца не мог поверить, Что я не вспомню, не приду… Я не пришёл. Но верь мне, милый: Такой же смертью я умру. Я тоже спрячусь под стропила, Забьюсь в чердачную дыру. Узнаю ужас долгой дрожи И ожиданья горький бред. И смертный час мой будет тоже Ничьей любовью не согрет.
?
Средь голых стен, изъеденных клопами,
Ни в смерть, ни в страсть
не верящий давно,
Сидит поэт, и пялится в окно,
И утомлённо вопрошает память.
Внизу - проспект с огнями и толпами,
Здесь - гребни крыш, безлюдно и темно.
В пустом бокале вспыхнуло вино.
Восходят звёзды робкими стопами.
Пером он помавает в пузырьке,
Чтоб раздробить сгустившуюся влагу, -
И лёгкая строка, скользя к строке,
Узором клякс ложится на бумагу.
Поэзия российская жива,
Пока из клякс рождаются слова.
?
Ласточки под кровлей черепичной Чуть журчат, стрекочут тополя. Деловито на оси привычной Поворачивается земля. И, покорны медленному кругу, Не спеша, струятся в полусне - Воды к морю, ласточки друг к другу, Сердце к смерти, тополя к луне.
?
- Как больно, милая, как странно, Сроднясь в земле, сплетясь ветвями, - Как больно, милая, как странно Раздваиваться под пилой. Не зарастёт на сердце рана, Прольётся чистыми слезами, Не зарастёт на сердце рана - Прольётся пламенной смолой. - Пока жива, с тобой я буду - Душа и кровь нераздвоимы, - Пока жива, с тобой я буду - Любовь и смерть всегда вдвоём. Ты понесёшь с собой повсюду - Ты понесёшь с собой, любимый, - Ты понесёшь с собой повсюду Родную землю, милый дом. - Но если мне укрыться нечем От жалости неисцелимой, Но если мне укрыться нечем От холода и темноты? - За расставаньем будет встреча, Не забывай меня, любимый, За расставаньем будет встреча, Вернёмся оба - я и ты. - Но если я безвестно кану - Короткий свет луча дневного, - Но если я безвестно кану За звездный пояс, в млечный дым? - Я за тебя молиться стану, Чтоб не забыл пути земного, Я за тебя молиться стану, Чтоб ты вернулся невредим. Трясясь в прокуренном вагоне, Он стал бездомным и смиренным, Трясясь в прокуренном вагоне, Он полуплакал, полуспал, Когда состав на скользком склоне Вдруг изогнулся страшным креном, Когда состав на скользком склоне От рельс колеса оторвал. Нечеловеческая сила, В одной давильне всех калеча, Нечеловеческая сила Земное сбросила с земли. И никого не защитила Вдали обещанная встреча, И никого не защитила Рука, зовущая вдали. С любимыми не расставайтесь! С любимыми не расставайтесь! С любимыми не расставайтесь! Всей кровью прорастайте в них, - И каждый раз навек прощайтесь! И каждый раз навек прощайтесь! И каждый раз навек прощайтесь! Когда уходите на миг!
1932
[Приглашаю посмотреть моё стихотворение «Александру Кочеткову»]
Чеканка ночи стала резче.
Сместился вверх воздушный пласт,
И загудело всё, и вещи
Запели - кто во что горазд -
Из-за реки, ветлой грачиной,
В корону мартовскую хвой…
А здесь, под кровлей, домовой
Зачиркал, зашуршал лучиной.
Шесток, заслонкой дребезжа,
Заплакал песенку дождя.
Подсвечник протянулся выше,
Колыша радужным крылом.
Смолой закапал ветхий дом,
Гроза рассыпалась по крыше -
И звёзды свежие зажглись.
Моя далёкая, проснись!
Сместилась к небу зыбь дневная.
Неудержимо и светло
Лечу в незримое жерло,
К тебе желанье простирая.
Какую бурю нанесло,
Сквозь поры, клеточки и щели,
В твоё жильё, к твоей постели,
К твоей душе!
Ещё сквозь сон,
Скажи с улыбкой: это - он
Послал крылатого предтечу
Весны, творимой вдалеке…
И окна распахни - навстречу
Моей кочующей тоске!
?
Так живи, чтоб сам ты смертью
был избавлен от живых,
А не так живи, чтоб смертью
от себя избавить их.
?
Так, молодости нет уж и в помине, От сердца страсть, как песня, далека, И жизнь суха, как пыльный жгут полыни, И, как полынь, горька. Но почему ж, когда руки любимой Порой коснусь безжизненной рукой, Вдруг сдавит грудь такой неодолимой, Такой сияющей тоской? И почему, когда с тупым бесстрастьем Брожу в толпе, бессмысленно спеша, Вдруг изойдёт таким поющим счастьем Глухая, скорбная душа? И этот взгляд, голодный и усталый, Сквозь города туманное кольцо, Зачем я возвожу на вечер алый Как на прекрасное лицо?
?
Не верю я пророчествам, Звучавшим мне не раз: Что будет одиночеством Мой горек смертный час. Когда б очами смертными Ни завладел тот сон, - Друзьями неприметными Я вечно окружён. Коль будет утро чистое - Протянет навсегда Мне пёрышко огнистое Рассветная звезда. Пробьёт ли час мой в зоркую Дневную тишину - Под смех за переборкою Беспечно я усну. Придёт ли срок назначенный В вечерней звонкой мгле, - Журчаньем гнёзд укачанный, Приникну я к земле. Коль будет ночь угрюмая - Сверчку со мной не спать, И я забудусь, думая, Что день придёт опять. А страшное, любимая, Весь горький пыл земной Уйдут в невозвратимое Задолго предо мной.
?
Шутил вчера,
шучу сегодня,
Горел века - и вновь горю!
И вновь о тайнах
преисподней
В прозрачных ямбах
говорю.
И к вам, друзья,
иду охотно,
Мне люб спокойный
ваш уют,
Когда за чаем беззаботно
Часы короткие текут.
В тот вечер
будет очень мило,
Меня попросят почитать…
И вдруг с души -
«нездешней силой»
Сорвёт «заклятия печать»!
И рьяным скептикам
всех толков,
Давая пищу для острот,
На сотню жалящих
осколков
Мой стих,
как бомбу, разорвёт!..
?
О, лёгкая отрада
Полузакрытых вежд!
Не надо мне, не надо
Ни счастья, ни надежд.
Повержены кумиры,
Порфиры пали с плеч.
Не надо гневной лиры, -
Пусть кроткой будет речь!
Пред смертью неизбежной,
Пред жизнью роковой
Клянусь:
твой слух мятежный
Не оскорблю мольбой!
Блаженно предан чуду
Явленья твоего,
Клянусь: вовек пребуду
Смиренный страж его!
Ни жалости, ни гнева,
Ни смеха не страшусь.
У ног твоих, о, Дева,
Пребуду век. Клянусь!
Не надо мне, не надо
Ни шлема, ни щита.
О, лёгкая отрада,
О, сладкая тщета!
?
Александр Сергеевич Кочетков окончил Лосиноостровскую гимназию в 1917 году. Поступил на филологический факультет МГУ. Вскоре был мобилизован в Красную Армию. Годы 1918-19 - армейские годы поэта.
Затем в разное время он работал то библиотекарем на Северном Кавказе, то в МОПРе (Международной организации помощи борцам революции), то литературным консультантом. И всегда, при всех - самых трудных - обстоятельствах жизни, продолжалась работа над словом. Писать же Кочетков начал рано - с четырнадцати лет.
Как автор оригинальных произведений Кочетков был известен мало. Хорошо известны были мастерски выполненные им переводы Хафиза, Анвари, Фаррухи, Унсари, Шиллера, Корнеля, Расина, Беранже, А. Гидаша и многих других.
Самое крупное его произведение - драма в стихах «Николай Коперник». Известны две его одноактные пьесы: «Голова Гомера» - о Рембрандте и «Аделаида Граббе» - о Бетховене.
За сочинениями Кочеткова возникает их творец - человек большой доброты и честности. Он обладал даром сострадания к чужой беде. Постоянно опекал старух и кошек. «Чудак этакий!» - скажут иные. Но он был художником во всём. Деньги у него не водились, а если и появлялись, то немедленно перекочёвывали под подушки больных, в пустые кошельки нуждающихся.
Он был беспомощен в отношении устройства судьбы своих сочинений. Стеснялся относить их в редакцию. А если и относил, то стеснялся приходить за ответом. Боялся грубости и бестактности.
Продолжатель классических традиций русского стиха, Александр Кочетков казался некоторым поэтам и критикам 30-40-х годов этаким архаистом. Добротное и основательное принималось за отсталое и заскорузлое. Но он не был ни копиистом, ни реставратором. Он работал в тени и на глубине. Близкие по духу люди ценили его. Это относится, в первую очередь, к Сергею Шервинскому, Павлу Антокольскому, Арсению Тарковскому, Владимиру Державину, Виктору Витковичу, Льву Горгунгу, Нине Збруевой, Ксении Некрасовой и некоторым другим. Он был замечен и отмечен Вячеславом Ивановым. Более того: это была дружба двух русских поэтов - старшего и молодого поколения. С интересом и дружеским вниманием относилась к Кочеткову Анна Ахматова.
Он был приветлив и дружелюбен. Каким бы он ни был печальным или усталым, его собеседник этого не чувствовал. Собеседник видел перед собой милого, душевного, чуткого человека. Даже в состоянии недуга, недосыпа, нужды, даже в пору законной обиды на невнимание редакций и издательств Александр Сергеевич делал всё для того, чтобы его собеседнику или спутнику это состояние не передавалось, чтобы ему было легко.
