Иван Барков
БАРКОВ Иван Семёнович (ок. 1732 - 1768, Петербург), русский поэт.
Переводил сатиры Горация, басни Федра. Биография А. Д. Кантемира (1762). Непристойные стихи Баркова расходились в списках.
БАРКОВ Иван Семёнович (ок. 1732 - 1768, Петербург), русский поэт.
Переводил сатиры Горация, басни Федра. Биография А. Д. Кантемира (1762). Непристойные стихи Баркова расходились в списках.
У Мухи с Муравьём случился спор и злоба, Которая из них честнее есть особа. Во-первых начала так Муха говорить: «Ты можешь ли себя со мною в чём сравнить? Я наперёд от жертв богов сама вкушаю, На всё зрю, как в местах священных обитаю, На царскую главу сажусь, когда хочу, Жён знатнейших уста, лобзая, щекочу, Довольна лучшим всем без всей заботы лежа. Случалось ли тебе подобно что, невежа?» - «Бесспорно обще жить с богами славно есть, Но сделает сие тому велику честь, Кто званой благости бывает их прикосен, А не такому, кто приходит им несносен. Что ж вспоминаешь ты царей, лобзанье жён, Тем хвастаешь, с чем стыд быть должен сопряжён И что на языке держать учтивость судит; Доступна к алтарям, но прочь лететь всяк нудит; Хотя заботы нет, однак ты не бедна, Да в нужном случае нища и голодна. А я как на зиму по зёрнышку таскаю, Кормящуюсь тебя вкруг стен дерьмом видаю. Лишь летом ты жужжишь, а как пришла зима, То, с стужи околев, бываешь вдруг нема. Я ж, в тёплой хижине покоясь, вижу панство. Итак, зажми свой рот, пустое брося чванство». Тщеславных похвальба и обычайна спесь, А слава истинна всех честных зрится здесь.
?
Из одного ручья для утоленья жажды Ягнёнку с волком пить случилося однажды; Ягнёнок ниже был, а выше волк стоял. Тогда, разинув пасть, затеял здор нахал: «Я пью; как смеешь ты мутить, бездельник, воду?» Ягнёнок отвечал, бояся, сумасброду: «Льзя ль статься оному, пожалуй рассуди? Ко мне бежит вода; а ты вить впереди». Опешил грубиян, как правду тут увидел; Потом рек: «Ты ещё за полгода обидел». - «Я в те поры, - сказал Ягнёнок, - не рождён». - «Да я отцом твоим злословно обнесён», - Сказав, схватил его и растерзал напрасно. Всяк может разуметь, чрез оную баснь ясно, Как приобыкшие невинных подавлять Умеют ложные причины составлять.
?
Муж спрашивал жены, какое делать дело: «Нам ужинать сперва иль еться зачинать?» Жена ему на то: «Ты сам изволь избрать. Но суп ещё кипит, жаркое не поспело».
?
1 Гудок, не лиру принимаю, В кабак входя, не на Парнас; Кричу и глотку раздираю, С бурлаками взнося мой глас: «Ударьте в бубны, в барабаны, Удалы, добры молодцы! В тарелки, ложки и стаканы, Фабричны славные певцы! Тряхнём сыру землю с горами, Тряхнём синё море му--ми!» 2 Хмельную рожу, забияку, Драча всесветна, пройдака, Борца, бойца пою, пиваку, Широкоплеча бурлака! Молчите, ветры, не бушуйте! Внемлите, стройны небеса! Престаньте, вихри, и не дуйте! Пою я славны чудеса. Между кулашного я боя Узрел тычков, пинков героя. 3 С своей Гомерка балалайкой И ты, Вергилишка, с дудой, С троянской вздорной греков шайкой Дрались, что куры пред стеной. Забейтесь в щель и не ворчите, И свой престаньте бредить бред, Сюда вы лучше поглядите! Иль здесь голов удалых нет? Бузник Гекторку, если в драку, Прибьёт как стерву и собаку. 4 О ты, Селен, наперсник сына И смелый, ражий, красный муж; Вином раздута животина, Герой во пьянстве жадных душ, Нектаром брюхо наливаешь, Смешав себе с вином сыты, Ты пьёшь, - меня позабываешь, Пить не даёшь вина мне ты. Ах, будь подобен Ганимеду: Подай вина мне, пива, меду! 5 Вино на драку вспламеняет, Даёт оно в бою задор, Вино п---у разгорячает, С вином смелее крадет вор. Дурак напившися - умнее, Затем, что боле говорит; Вином и трус живёт смелее, И стойче … с вина стоит, С вином проворней б---ь встречает, Вином гортань, язык вещает! 6 Хмельной бакхант и целовальник, Ты дал теперь мне пять крючков, Буян я сделался, нахальник, Гремлю уж боле я сверчков; Хлебнул вина, разверзлась глотка, Вознёсся голос до небес, Ревёт во мне хмельная водка, Шумит дуброва, воет лес, Трепещет твердь и бездна бьётся, Далече вихрь в полях несётся. 7 Восторгом я объят великим, Кружится буйно голова. Е--л ли с жаром кто толиким, П---а чтоб шамкала слова? Он может представленье точно Огню днесь сделать моему, Когда в п---е уж будет сочно, Колика сладость тут уму! М--е п---у по губам плещут, Душа и члены в нас трепещут! 8 Со мной кто хочет видеть ясно, Возможно зреть на блюде, как Виденье страшно и прекрасно, Взойди ко мне тот на кабак, Иль став где выше, на карету, Внимай престрашные дела, Чтоб лучше возвестити свету, Стена, котора прогнила, Которая склонилась с боем, Котора тыл дала героям! 9 Между хмельнистых лбов и рдяных, Между солдат, между ткачей, Между холопов бранных, пьяных, Между драгун, между псарей Алёшку вижу я стояща, Ливрею синюю спустив, Разить противников грозяща, Скулы имея, взор морщлив, Он руки сильно простирает, В висок ударить, в жабры чает. 10 Зевес с сердитою биткою, По лбам щелкавши кузнецов, Не бил с свирепостью такою, С какой он стал карать бойцов: Раскрасивши иному маску, Зубов повыбрал целый ряд, Из губ пустил другому краску, Пихнул его в толпу назад. Сказал: - М--ь в р-т всех нае---сь, Таким я г--нам насмехаюсь! 11 Не слон е-и слониху хочет, Ногами бьёт, с задору ржёт, Не шмат его в п---е клокочет, Когда уж он впыхах е--т, - Бузник в жару тут стоя рвётся, И глас его, как сонмов вод В дыре Плутона раздаётся, Живых трепещет, смертных род. Голицы прочь, бешмет скидает, Дрожит, в сердцах отмстить желает. 12 Сильнейшую узревши схватку И стену, где холоп пробил, Схватил с себя, взял в зубы шапку, По локти длани оголил. Вскричал, взревел он страшным ревом: «Небось, ребята! Наши, стой!» Земля подвиглась, горы с небом, Принял бурлак тут бодро в строй. Уже камзолы уступают, Уже брады поверх летают. 13 Пошёл бузник тут, смежив вежды, Исчез от пыли свет в глазах, Летят клочки власов, одежды, Гремят щелки, тузы в боках. Как тучи с тучами сперлися, Огнём в друг друга мещут мрак, Как сильны вихри сорвалися, Валят древа, туманят зрак! Стеной как в стену ударяют, Меж щёк, сверх глав тычки летают. 14 О, бодрость! сила наших вЕков! Потомков дивные дела! О, храбрость пьяных человеков, Вином скреплённые чресла! Когда б старик вас зрел с дубиной, Которой чУдовищ побил, Которой бодрою елдиной Сто п--д, быв в люльке, проблудил, Предвидя сии перемены, Не лез бы в свет он из Алкмены. 15 Бузник подобен Геркулесу, Вступил в размашку, начал пхать, И самому так ввек Зевесу Отнюдь м----и не качать! Кулак везде его летает, Крушит он зубы внутрь десён, Как гром он уши поражает, Далече слышен вой и стон, Трепещет сердце, печень бьётся, В портках с потылиц отдаётся. 16 Нашла коса на твёрдый камень, Нашёл на доку дока тут, Блестит в глазах их ярость, пламень, Как страшны оба львы ревут. Хребты имеющи согбенны, Претвёрдо берцы утвердив, Как луки мышцы напряженны, Стоят, взнося удар пытлив, Друг друга в силе искушают, Махнув вперёд, вдруг в бой вступают. 17 Не долго длилася размашка, Алёшка двинул в жабры, в зоб, Но пёстрая в ответ рубашка Лизнул бузник Алёшку в лоб. Исчезла бодрость вмиг, отвага, Как сноп упал, в крови лежит. В крови уста, а в ж--е брага, Руда из ноздрь ручьём бежит, Скулистое лицо холопа Не стало рожа, стало ж--а. 18 На падшего бузник героя Других бросает, как ребят. Его не слышно стона, воя, Бугры на нём людей лежат. Громовой п----ю так Юпитер, Прибив гигантов, бросил в ад; Надвигнув Этну, юшку вытер, Бессилен ставши, Энцелад, Он тщетно силы собирает, Трясёт плечьми и тягость пхает. 19 Как ветр развеял тонки прахи, Исчезли дым, и дождь, и град; Прогнали пёстрые рубахи Так вмах холопей и солдат! Хребты, затылки окровленны, Несут они с собою страх. Фабричны вовсе разъяренны, Тузят в тычки их, в след, в размах! Меж стен открылось всюду поле, Бузник не зрит противных боле. 20 С горы на красной колымаге Фетидин скачет сын уж вскок, Затем, что ночь провёл в отваге, Фату развесил иль платок: Тем свет и море помрачились. А он с великого стыду, Когда Диана заголилась, Ушёл спать к м----и в п---у. Тогда земля оделась тьмою, И тем конец пришёл для бою. 21 Главу подняв, разбиты нюни, Лежа в пыли, прибиты в пух, Холоповплач и скрасны слюни Взносили к небу жалкий дух. Фабричны славу торжествуют, И бузника вокруг идут, Кровавы раны показуют, Победоносну песнь поют, Гласят врагов ступленно жало, Гулять восходят на кружало. 22 Уже гортани заревели, И слышен стал бубенцев звук, Уже стаканы загремели И ходят сплошь из рук вокруг. Считают все свои трофеи, Который что в бою смахал, Уже пошли врасплох затеи, Иной плясать себя ломал, Как вдруг всё зданье потряслося, Вино и пиво разлилося. 23 Не грозна туча, вред носивши, В эфир внезапно прорвалась, Не жирна влажность, огнь родивша, На землю вдруг с небес снеслась: Солдат то куча разъярённых, Сбежав с верхов кабацких вмах, Мечей взяв острых, обнажённых, Неся эфес в своих руках, Кричат, как тигры, устремившись: «Руби, коли!» - в кабак вломившись. 24 Тревога грозна, ум мятуща, Взмутила всем боязнь в сердцах, Бород толпа, сего не ждуща, Уже взнесла трусливо шаг, Как вдруг бузник, взывая смело, Кричит: «Постой, запоры дай!» Взгорелась брань, настало дело, «Смотри, - кричит, - не поддавай!» Засох мой рот, пришла отважность, В штанах я с страху слышу влажность.
Конец 1750 - начало 1760-х годов
Гудок - старинный музыкальный инструмент с тремя струнами наподобие скрипки.
Гомерка - Гомер.
Вергилишка - Вергилий.
С троянской… - имеется в виду война древних греков с Троей.
Гекторка - Гектор.
Когда Диана заголилась - когда Диана (Луна) вышла из-за облаков.
Иван Барков родился в семье священника в Петербурге или близ столицы. Его отчество точно не известно: во всех прижизненных документах и ранних биографиях он называется просто «Иван Барков» (реже «Борков»). С 1820-х годов возобладала традиция называть его «Иван Семёнович», хотя в других публикациях того времени есть также варианты «Иван Иванович» и «Иван Степанович».
С 1748 года учился в университете при Петербургской Академии наук, потом служил при нём копиистом. Известно, что учился Барков неровно, несколько раз был сечен розгами за пьянство и хулиганские выходки, однажды — за грубость и ложный донос на ректора университета С. П. Крашенинникова — был даже закован в кандалы. В 1751 году был исключён из университета за «проступки и дерзости». Барков хорошо успевал по латинскому языку; его познания латыни впечатлили М. В. Ломоносова, который в 1754 году взял его к себе в секретари. Барков переписывал набело многие сочинения Ломоносова, включая «Российскую грамматику» и исторические труды. Общение Баркова с Ломоносовым продолжалось до самой смерти последнего, предание приписывает им достаточно тесную дружбу. Под влиянием Ломоносова Барков сам занимался историей и подготовил публикацию нескольких летописей.
С 1756 года вёл дела президента К. Г. Разумовского, с 1762 года — академический переводчик. Неоднократно увольнялся из академии за недостойное поведение, через год после смерти Ломоносова (1766) уволен окончательно.
Существует несколько версий его ранней смерти. По одной из них, Барков покончил с собой, повесившись в камине, по другой — будучи пьян, утонул в нужнике, по третьей — «умер под хмельком и в объятиях женщины» (Е. С. Кулябко). Ему также приписывают автоэпитафию, сочинённую незадолго перед смертью: «Жил грешно и умер смешно». Реальные обстоятельства его смерти неизвестны, как и место захоронения.
Литературное наследие Баркова делится на две части — печатную и непечатную.
К первой относятся: «Житие князя А. Д. Кантемира», приложенное к изданию его «Сатир» (1762), ода «На всерадостный день рождения» Петра III, «Сокращение универсальной истории Гольберга» (с 1766 года несколько изданий). Стихами Барков перевёл с итальянского «драму на музыке» «Мир Героев» (1762), «Квинта Горация Флакка Сатиры или Беседы» (1763) и «Федра, Августова отпущенника, нравоучительные басни», с приложением двустиший Дионисия Катона «О благонравии» (1764).
Всероссийскую славу И. С. Барков приобрёл своими непечатными эротическими произведениями, в которых форма оды и других классицистских жанров, мифологические образы в духе бурлеска сочетаются с ненормативной лексикой и соответствующей тематикой (бордель, кабак, кулачные бои); нередко в них прямо обыгрываются конкретные места из од Ломоносова. На барковские произведения повлияла западноевропейская, прежде всего французская, фривольная поэзия (схожими приёмами пользовались Алексис Пирон и многие анонимные авторы), а также русский эротический фольклор. В Публичной библиотеке в Петербурге хранится рукопись, относящаяся к концу XVIII или началу XIX века, под названием «Девическая игрушка, или Собрание сочинений г. Баркова», но в ней рядом с вероятными стихами Баркова есть немало произведений других авторов (таких как Михаил Чулков и Адам Олсуфьев, а часто и безвестных). Наряду со стихотворениями, Баркову приписываются и обсценные пародийные трагедии «Ебихуд» и «Дурносов и Фарнос», воспроизводящие штампы драматургии классицизма (прежде всего, Ломоносова и Сумарокова).
Н. И. Новиков писал о Баркове, что он «писал много сатирических сочинений, переворотов, и множество целых и мелких стихотворений в честь Вакха и Афродиты, к чему весёлый его нрав и беспечность много способствовали. Все сии стихотворении не напечатаны, но у многих хранятся рукописными». Под «переворотами» имеются в виду перелицовки (травестии) классических жанров.
«Срамные (шутливые) оды» Баркова и его современников — важная составляющая литературной жизни конца XVIII — начала XIX века; они, разумеется, не печатались, но, по словам Н. М. Карамзина в 1802 году, были «редкому неизвестны»; полушутя высоко о Баркове отзывались Карамзин, Пушкин и другие. В творчестве Василия Майкова, Державина, Батюшкова, Пушкина современные исследователи находят переклички с Барковым. Пушкину-лицеисту на основании ряда весомых свидетельств приписывается пародийная баллада «Тень Баркова» (около 1815).
Помимо так называемой барковианы («Девическая игрушка» и других произведений XVIII века, созданных самим Барковым и его современниками), выделяется псевдобарковиана (произведения начала XIX века и более позднего времени, которые никак не могут принадлежать Баркову, но устойчиво приписываются ему в рукописной традиции). К последней относится, в частности, знаменитая поэма «Лука Мудищев», созданная в 1860-е годы; её неизвестный автор удачно сконцентрировал в этом произведении уже вековую на тот момент «барковскую» традицию. За рубежом под именем Баркова издавались также поэмы «Утехи императрицы» (она же «Григорий Орлов») и «Пров Фомич», относящиеся уже к XX столетию.
Статья из «Википедии»
БАРКОВ, Иван Семёнович (по другим данным - Степанович) (ок. 1732-1768, Петербург) - русский поэт и переводчик. Учился в семинарии, затем состоял при Академии наук студентом, наборщиком, переводчиком.
Переводил главным образом античных авторов - сатиры Горация (1763), басни Федра (1764). Барков - автор «Жития князя Антиоха Дмитриевича Кантемира», приложенного к изданию его сатир (1762). Известность приобрёл скабрезными стихами, расходившимися в списках.
Соч.: Сочинения и переводы. 1762-1764, СПБ, 1872.
Лит.: Рус. поэзия, под ред. С. А. Венгерова, т. 1, СПБ, 1897
Краткая литературная энциклопедия: В 9 т. - Т. 1. - М.: Советская энциклопедия, 1962
БАРКОВ, Иван Семёнович [1732-1768] - переводчик и порнографический поэт. Переводил сатиры Горация, Флакка, басни Федра, стихи Катона и пр. Литературную известность Баркову доставили его непечатные, «срамные сочинения», разошедшиеся во множестве списков. Отсюда ставшее почти нарицательным определение порнографической литературы, как «барковщины».
Библиография: Венгеров С. А., Критико-биографический словарь, т. II, М., 1891.
Литературная энциклопедия: В 11 т. - [М.], 1929-1939
Барков, Иван (Семёнович или Степанович, достоверно не известно), переводчик и стихотворец, давший своё имя «незаконному» литературному жанру «барковщины».
Родился в 1732 году, в семье священника. В 1748 году был принят в число студентов академического университета. Ломоносов, выбирая из числа лучших воспитанников Невской семинарии студентов, проэкзаменовал 16-летнего «попова сына», который сам во что бы то ни стало стремился попасть в студенты. Ломоносов отметил при этом, что юный семинарист «имеет острое понятие и латинский язык столько знает, что он профессорские лекции разуметь может». Учился Барков прекрасно и считался одним из даровитейших студентов; в поведении был, как выразился один из академиков, «средних обычаев, но больше склонен к худым делам», пьянствовал и скандалил, за что, после ряда столкновений с полицией, был в 1751 году исключён из университета и определён в академическую типографию учиться наборному делу, но в то же время прилежно продолжал учиться «российскому штилю» и новым языкам.
В 1753 году Барков был определён в академическую канцелярию писцом; потом был корректором и переводчиком. Ему поручаются наиболее ответственные переводы, как в прозе, так и в стихах. Новиков в своём словаре отмечает «весёлый нрав и беспечность» Баркова, послужившие причиной ряду анекдотов о его проделках.
Умер в 1768 году; распространённая легенда сообщает, что Барков умер от побоев в публичном доме и перед смертью успел произнести с горькой иронией «resume» собственной жизни: «жил грешно и умер смешно».
Барков оставил большое количество переводов и оригинальных произведений. Литературное наследие Баркова делится на две части - печатную и непечатную. К первой относятся «Жития князя А. Д. Кантемира», приложенное к изданию его «Сатир» (1762), ода «На всерадостный день рождения Петра III», «Сокращение универсальной истории Гольберга» (с 1766 года несколько изданий). Стихами Барков перевёл с итальянского «драму на музыке» «Мир Героев» (1762), «Квинта Горация Флакка Сатиры или Беседы» (1763) и «Федра, Августова отпущенника, нравоучительные басни», с приложением двустиший Дионисия Катона «о благонравии» (1764). По свидетельству Штелина, Барков начал переводить Фенелонова «Телемака» стихами.
Барков мастерски владел стихом; это особенно видно по второй, непечатной части его литературной деятельности, которая одна и сохранила его имя от забвения.
Уже в начале 1750-х годов, как рассказывает Штелин, стали ходить по рукам «остроумные и колкие сатиры, написанные прекрасными стихами, на глупости новейших русских поэтов». Н. И. Новиков сообщает, что «сей человек, острый и отважный», написал «множество целых и мелких стихотворений в честь Вакха и Афродиты, к чему весёлый его нрав и беспечность много содействовали». Степенный Карамзин называет Баркова «русским Скарроном», а Бантыш-Каменский сравнивает его с Пироном.
В его здоровой и грубой (нет возможности привести даже заглавия стихотворений Баркова) порнографии нигде не чувствуется острого и заманчивого соблазна; она отражает нормальную натуру и дикий, но здоровый быт. Барков был сквернослов, какого не знает ни одна литература, но было бы ошибкой сводить его порнографию исключительно к словесной грязи. Опережая на много лет свою эпоху стихотворной техникой и литературным вкусом, Барков сознательно издевался над обветшалыми чужеземными традициями оды и трагедии и, отравляя своими весёлыми и меткими пародиями жизнь «российскому Волтеру» и «северному Расину» - Сумарокову, распространял в обществе семена критического отношения к старым литературным формам.
Наблюдательный и задорный, Барков был первым русским литературным пародистом и одним из первых представителей литературного пролетариата. Несмотря на горькую, нищенскую и пьяную жизнь, юмор Баркова заразительно весел. Барков вполне народен и по языку, и по раскрывающемуся в его произведениях быту. Ему нельзя отказать в некоторой роли в истории русской литературы не только как талантливому юмористу и литературному пересмешнику, но и как выразителю своеобразной психологической черты народности.
В Императорской публичной библиотеке хранится рукопись, относящаяся к концу XVIII или началу XIX века, под названием «Девическая игрушка, или Собрание сочинений г. Баркова», но в ней рядом с несомненными стихами Баркова есть немало произведений других, безвестных авторов.
Биографические и библиографические сведения о Баркове собраны С. А. Венгеровым («Критико-Биографический словарь русских писателей и ученых», II, 148 - 154; «Русская поэзия», I, 710 - 714, и примечания 2 - 6; «Источники словаря русских писателей», I, 165 - 166).
С. А. Венгеров