Василий Жуковский, баллада «Кубок»

Кубок

«Кто, рыцарь ли знатный иль латник простой,
   В ту бездну прыгнёт с вышины?
Бросаю мой кубок туда золотой.
   Кто сыщет во тьме глубины
Мой кубок и с ним возвратится безвредно,
Тому он и будет наградой победной».

Так царь возгласил и с высокой скалы,
   Висевшей над бездной морской,
В пучину бездонной, зияющей мглы
   Он бросил свой кубок златой.
«Кто, смелый, на подвиг опасный решится?
Кто сыщет мой кубок и с ним возвратится?»

Но рыцарь и латник недвижно стоят;
   Молчанье - на вызов ответ;
В молчанье на грозное море глядят;
   За кубком отважного нет.
И в третий раз царь возгласил громогласно:
«Отыщется ль смелый на подвиг опасный?»

И все безответны… вдруг паж молодой
   Смиренно и дерзко вперёд;
Он снял епанчу и снял пояс он свой;
   Их молча на землю кладёт…
И дамы и рыцари мыслят, безгласны:
«Ах! юноша, кто ты? Куда ты, прекрасный?»

И он подступает к наклону скалы,
   И взор устремил в глубину…
Из чрева пучины бежали валы,
   Шумя и гремя, в вышину;
И волны спирались, и пена кипела,
Как будто гроза, наступая, ревела.

И воет, и свищет, и бьёт, и шипит,
   Как влага, мешаясь с огнём,
Волна за волною; и к небу летит
   Дымящимся пена столбом;
Пучина бунтует, пучина клокочет…
Не море ль из моря извергнуться хочет?

И вдруг, успокоясь, волненье легло;
   И грозно из пены седой
Разинулось чёрною щелью жерло;
   И воды обратно толпой
Помчались во глубь истощённого чрева;
И глубь застонала от грома и рева.

И он, упредя разъярённый прилив,
   Спасителя-бога призвал…
И дрогнули зрители, все возопив, -
   Уж юноша в бездне пропал.
И бездна таинственно зев свой закрыла -
Его не спасёт никакая уж сила.

Над бездной утихло… в ней глухо шумит…
   И каждый, очей отвести
Не смея от бездны, печально твердит:
   «Красавец отважный, прости!»
Всё тише и тише на дне её воет…
И сердце у всех ожиданием ноет.

«Хоть брось ты туда свой венец золотой,
   Сказав: кто венец возвратит,
Тот с ним и престол мой разделит со мной! -
   Меня твой престол не прельстит.
Того, что скрывает та бездна немая,
Ничья здесь душа не расскажет живая.

Немало судов, закружённых волной,
   Глотала её глубина:
Все мелкой назад вылетали щепой
   С её неприступного дна…»
Но слышится снова в пучине глубокой
Как будто роптанье грозы недалёкой.

И воет, и свищет, и бьёт, и шипит,
   Как влага, мешаясь с огнём,
Волна за волною; и к небу летит
   Дымящимся пена столбом…
И брызнул поток с оглушительным ревом,
Извергнутый бездны зияющим зевом.

Вдруг… что-то сквозь пену седой глубины
   Мелькнуло живой белизной…
Мелькнула рука и плечо из волны…
   И борется, спорит с волной…
И видят - весь берег потрясся от клича -
Он левою правит, а в правой добыча.

И долго дышал он, и тяжко дышал,
   И божий приветствовал свет…
И каждый с весельем «Он жив! - повторял. -
   Чудеснее подвига нет!
Из тёмного гроба, из пропасти влажной
Спас душу живую красавец отважной».

Он на берег вышел; он встречен толпой;
   К царёвым ногам он упал
И кубок у ног положил золотой;
   И дочери царь приказал:
Дать юноше кубок с струёй винограда;
И в сладость была для него та награда.

«Да здравствует царь! Кто живёт на земле,
   Тот жизнью земной веселись!
Но страшно в подземной таинственной мгле…
   И смертный пред богом смирись:
И мыслью своей не желай дерзновенно
Знать тайны, им мудро от нас сокровенной.

Стрелою стремглав полетел я туда…
   И вдруг мне навстречу поток;
Из трещины камня лилася вода;
   И вихорь ужасный повлёк
Меня в глубину с непонятною силой…
И страшно меня там кружило и било.

Но богу молитву тогда я принёс,
   И он мне спасителем был:
Торчащий из мглы я увидел утёс
   И крепко его обхватил;
Висел там и кубок на ветви коралла:
В бездонное влага его не умчала.

И смутно всё было внизу подо мной,
   В пурпуровом сумраке там,
Всё спало для слуха в той бездне глухой;
   Но виделось страшно очам,
Как двигались в ней безобразные груды,
Морской глубины несказанные чуды.

Я видел, как в чёрной пучине кипят,
   В громадный свиваяся клуб,
И млат водяной, и уродливый скат,
   И ужас морей однозуб;
И смертью грозил мне, зубами сверкая,
Мокой ненасытный, гиена морская.

И был я один с неизбежной судьбой,
   От взора людей далеко;
Один меж чудовищ, с любящей душой,
   Во чреве земли глубоко,
Под звуком живым человечьего слова,
Меж страшных жильцов подземелья немого.

И я содрогался… вдруг слышу: ползёт
   Стоногое грозно из мглы,
И хочет схватить, и разинулся рот…
   Я в ужасе прочь от скалы!..
То было спасеньем: я схвачен приливом
И выброшен вверх водомёта порывом».

Чудесен рассказ показался царю:
   «Мой кубок возьми золотой;
Но с ним я и перстень тебе подарю,
   В котором алмаз дорогой,
Когда ты на подвиг отважишься снова
И тайны все дна перескажешь морскова».

То слыша, царевна, с волненьем в груди,
   Краснея, царю говорит:
«Довольно, родитель, его пощади!
   Подобное кто совершит?
И если уж должно быть опыту снова,
То рыцаря вышли, не пАжа младова».

Но царь, не внимая, свой кубок златой
   В пучину швырнул с высоты:
«И будешь здесь рыцарь любимейший мой,
   Когда с ним воротишься ты;
И дочь моя, ныне твоя предо мною
Заступница, будет твоею женою».

В нём жизнью небесной душа зажжена;
   Отважность сверкнула в очах;
Он видит: краснеет, бледнеет она;
   Он видит: в ней жалость и страх…
Тогда, неописанной радостью полный,
На жизнь и погибель он кинулся в волны…

Утихнула бездна… и снова шумит…
   И пеною снова полна…
И с трепетом в бездну царевна глядит…
   И бьёт за волною волна…
Приходит, уходит волна быстротечно -
А юноши нет и не будет уж вечно.

[1825] - [март] 1831