Колодец вырыт был давно. Всё камнем выложено дно, А по бокам, пахуч и груб, Сработан плотниками сруб. Он сажен на семь в глубину И уже видится ко дну. А там, у дна, вода видна, Как смоль, густа, как смоль, черна. Но опускаю я бадью, И слышен всплеск едва-едва, И ключевую воду пьют Со мной и солнце и трава. Вода нисколько не густа, Она, как стёклышко, чиста, Она нисколько не черна Ни здесь, в бадье, ни там, у дна. Я думал, как мне быть с душой С моей, не так уж и большой: Закрыть ли душу на замок, Чтоб я потом разумно мог За каплей каплю влагу брать Из тёмных кладезных глубин И скупо влагу отдавать Чуть-чуть стихам, чуть-чуть любви! И чтоб меня такой секрет Сберёг на сотню долгих лет. Колодец вырыт был давно, Всё камнем выложено дно, Но сруб осыпался и сгнил И дно подёрнул вязкий ил. Крапива выросла вокруг, И самый вход заткал паук. Сломав жилище паука, Трухлявый сруб задев слегка, Я опустил бадью туда, Где тускло брезжила вода. И зачерпнул - и был не рад: Какой-то тлен, какой-то смрад. У старожила я спросил: - Зачем такой колодец сгнил? - А как не сгнить ему, сынок, Хоть он и к месту, и глубок, Да из него который год Уже не черпает народ. Он доброй влагою налит, Но жив, пока народ поит. - И понял я, что верен он, Великий жизненный закон: Кто доброй влагою налит, Тот жив, пока народ поит. И если светел твой родник, Пусть он не так уж и велик, Ты у истоков родника Не вешай от людей замка. Душевной влаги не таи, Но глубже черпай и пои! И, сберегая жизни дни, Ты от себя не прогони Ни вдохновенья, ни любви, Но глубже черпай и живи!
1949
Читает Владимир Солоухин