Хозяйка руки жмёт богатым игрокам, При свете ламп на ней сверкают бриллианты… В урочный час, на бал, спешат к её сеням Франтихи-барыни и франты. Улыбкам счёту нет. Один тапёр слепой, Рекомендованный женой официанта, В парадном галстуке, с понурой головой, Угрюм и не похож на франта. И под локоть слепца сажают за рояль… Он поднял голову - и вот, едва коснулся Упругих клавишей, едва нажал педаль - Гремя, бог музыки проснулся. Струн металлических звучит высокий строй, Как вихрь несётся вальс - побрякивают шпоры, Шуршат подолы дам, мелькают их узоры И ароматный веет зной… А он - потухшими глазами смотрит в стену, Не слышит говора, не видит голых плеч - Лишь звуки, что бегут одни другим на смену, Сердечную ведут с ним речь. На бедного слепца слетает вдохновенье, И грезит скорбная душа его - к нему Из вечной тьмы плывёт и светится сквозь тьму Одно любимое виденье. Восторг томит его - мечта волнует кровь: Вот жаркий летний день - вот кудри золотые - И полудетские уста, ещё немые, С одним намёком на любовь… Вот ночь волшебная, - шушукают берёзы - Прошла по саду тень - и к милому лицу Прильнул свет месяца - горят глаза и слёзы… И вот уж кажется слепцу: Похолодевшие, трепещущие руки, Белеясь, тянутся к нему из темноты - И соловьи поют - и сладостные звуки Благоухают, как цветы… Так образ девушки, когда-то им любимой, Ослепнув, в памяти свежо сберечь он мог; Тот образ для него расцвёл и - не поблёк, Уже ничем не заменимый. Ещё не знает он, не чует он, что та Подруга юности - давно хозяйка дома Великосветская - изнежена, пуста И с аферистами знакома! Что от него она в пяти шагах стоит И никогда в слепом тапёре не узнает Того, кто вечною любовью к ней пылает, С её прошедшим говорит. Что, если б он прозрел, что, если бы, друг в друга Вглядясь, они могли с усилием узнать - Он побледнел бы от смертельного испуга, Она бы - стала хохотать!
1876