А жизнь сверх меры - празднество и мука. Тогда толкнула пуля горячо, я над землёю выгнулся упруго, не слыша ничего. А что ещё? А то, что с той минуты в сорок первом живу, живу, случайностью храним. Веду перерасчёт всем старым мерам, и верам, и невериям своим. Живу, живу, а кажется, что брежу. Иду, иду, а кажется - стою и всё неубедительней, всё реже снюсь сам себе у смерти на краю. Я знаю - удивляетесь чему-то: так странно я вздыхаю и смеюсь, а у меня в глазах всё та минута, - я ничего на свете не боюсь. Смеюсь над мельтешением наивным, вздыхаю о товарищах своих, - они звучат во мне неслышным гимном, смотрю на вас, а думаю о них. Ничем я не увенчан, не украшен - винтовка на брезентовом ремне. Не знаю, как оно - бессмертье ваше, - мне моего достаточно вполне. Как под огнем прицельным, перекрёстным, стой, обелиск. Не отвожу лица. Он вам, живым, остался Неизвестным, а я-то видел этого бойца. Живу сверх меры празднично и трудно и славлю жизнь на вечные года. И надо бы мне уходить оттуда, а я иду, иду, иду туда, туда, где смерть померилась со мною, где, как тогда, прислушаюсь к огню, последний раз спружиню над землёю и всех своих, безвестных, догоню.
1968
Читает Михаил Луконин