Только город у немцев был отнят обратно, воротилась с другими туда моя тётка, - по щебёнке, кромсавшей подошвы, как тёрка, по горелым местам, по камням ещё тёплым воротилась. Ей было светло и отрадно. Молодая. Платочек по-бабьи повязан. На ногах сапоги. Одежонка худая. И по клёнам спалённым, по спиленным вязам, по обугленным трубам, бесстрашная, разом пробежала глазами, о чём-то гадая. А мужик был на фронте. А дочке - годочек. Шла война. И ещё до победы - потопать! И пошла моя тётка за пап и за дочек починять, кочегарить, выкраивать, штопать… …Я люблю этот город: он белый, красивый. Я туда наезжаю нередко, и тётка в сотый раз горделиво кидает: «Вот то-то!» И вздыхает: «Россия, Россия, Россия…» Что - Россия?! Ещё ты считаешь копейки, в парусиновых тапках бежишь к магазину… Белый город - и ты… Не поймут европейки в штапелёчках, в платочках в цветочках - Россию. А Россия в Залунье ракетами целит за века, что грозили: быть вечно в грязи ей! Что Россия, она - своих тёток не ценит? Просто знает она своих тёток, - Россия. И случись, - что ж, и мне чёрный хлеб их не горек, и, как тётка, себя не жалея ни капли, буду день, буду белый ликующий город, буду красное это пространство на карте.
[1967]
Читает Римма Казакова