Когда-нибудь дошлый историк Возьмёт и напишет про нас, И будет насмешливо горек Его непоспешный рассказ. Напишет он с чувством и толком, Ошибки учтёт наперёд, И всё он расставит по полкам, И всех по костям разберёт. И вылезет сразу в серёдку Та главная, наглая кость, Как будто окурок в селёдку Засунет упившийся гость. Чего уж, казалось бы, проще Отбросить её и забыть? Но в горле застрявшие мощи Забвенья вином не запить. А далее кости поплоше Пойдут по сравнению с той, - Поплоше, но странно похожи Бесстыдной своей наготой. Обмылки, огрызки, обноски, Ошмётки чужого огня: А в сноске - вот именно в сноске - Помянет историк меня. Так, значит, за эту вот строчку, За жалкую каплю чернил, Воздвиг я себе одиночку И крест свой на плечи взвалил. Так, значит, за строчку вот эту, Что бросит мне время на чай, Весёлому щедрому свету Сказал я однажды: «Прощай!» И милых до срока состарил, И с песней шагнул за предел, И любящих плакать заставил, И слышать их плач не хотел. Но будут мои подголоски Звенеть и до Судного дня… И даже не важно, что в сноске Историк не вспомнит меня!
15 января 1972
Читает Александр Галич