Домой Вниз Поиск по сайту

Анна Ахматова

АХМАТОВА (настоящая фамилия Горенко) Анна Андреевна [11 (23) июня 1889, Большой Фонтан, близ Одессы, Херсонская губерния - 5 марта 1966, Домодедово, Московская область; похоронена в Комарово близ Ленинграда], русская поэтесса Серебряного века, переводчица и литературовед, одна из наиболее значимых фигур русской литературы XX века.

Анна Ахматова. Фото из книги «Ахматова А. А. Сочинения. В 2-х т. - М.: Худож. лит., 1987». Anna Akhmatova

Номинантка на Нобелевскую премию по литературе (1965 и 1966). Примыкала к акмеизму (сборники «Вечер», 1912, «Чётки», 1914). Верность нравственным основам бытия, психология женского чувства, осмысление общенародных трагедий 20 века, сопряжённое с личными переживаниями, тяготение к классическому стилю поэтического языка в сборнике «Бег времени. Стихотворения. 1909-1965». Автобиографический цикл стихов «Реквием» (1935-40; опубликован 1987) о жертвах репрессий 1930-х годов. В «Поэме без героя» (1940-1965, полностью опубликована 1976) - воссоздание эпохи «серебряного века». Статьи об А. С. Пушкине.

Подробнее

Фотогалерея (36)

[Приглашаю посмотреть мои стихотворения: «Королева», «Версия» и «Анне Андревне»]

СБОРНИКИ (6):

ПОЭМЫ (2):

ЦИКЛЫ (2):

СТИХИ (53):

Вверх Вниз

Родная земля

И в мире нет людей бесслёзней,
Надменнее и проще нас.
1922
В заветных ладанках не носим на груди,
О ней стихи навзрыд не сочиняем,
Наш горький сон она не бередит,
Не кажется обетованным раем.
Не делаем её в душе своей
Предметом купли и продажи,
Хворая, бедствуя, немотствуя на ней,
О ней не вспоминаем даже.

Да, для нас это грязь на калошах,
Да, для нас это хруст на зубах.
И мы мелем, и месим, и крошим
Тот ни в чём не замешанный прах.
Но ложимся в неё и становимся ею,
Оттого и зовём так свободно - своею.

1 декабря 1961, Ленинград, Больница в Гавани


Творчество

…говорит оно:
Я помню всё в одно и то же время,
Вселенную перед собой, как бремя
Нетрудное в протянутой руке,
Как дальний свет на дальнем маяке,
Несу, а в недрах тайно зреет семя
Грядущего…

14 ноября 1959, Ленинград


Летний сад

Я к розам хочу, в тот единственный сад,
Где лучшая в мире стоит из оград,

Где статуи помнят меня молодой,
А я их под невскою помню водой.

В душистой тиши между царственных лип
Мне мачт корабельных мерещится скрип.

И лебедь, как прежде, плывёт сквозь века,
Любуясь красой своего двойника.

И замертво спят сотни тысяч шагов
Врагов и друзей, друзей и врагов.

А шествию теней не видно конца
От вазы гранитной до двери дворца.

Там шепчутся белые ночи мои
О чьей-то высокой и тайной любви.

И всё перламутром и яшмой горит,
Но света источник таинственно скрыт.

1959


Читает Анна Ахматова (3 строки):
Звук

***

Здесь всё меня переживёт,
Всё, даже ветхие скворешни
И этот воздух, воздух вешний,
Морской свершивший перелёт.

И голос вечности зовёт
С неодолимостью нездешней,
И над цветущею черешней
Сиянье лёгкий месяц льёт.

И кажется такой нетрудной,
Белея в чаще изумрудной,
Дорога не скажу куда…

Там средь стволов ещё светлее,
И всё похоже на аллею
У царскосельского пруда.

[1958], Комарово


Читает Анна Ахматова:
Звук

***

Забудут? - вот чем удивили!
Меня забывали сто раз,
Сто раз я лежала в могиле,
Где, может быть, я и сейчас.
А Муза и глохла и слепла,
В земле истлевала зерном,
Чтоб после, как Феникс из пепла,
В эфире восстать голубом.

21 февраля 1957, Ленинград


Читает Алла Демидова:
Звук

***

На стёклах нарастает лёд,
Часы твердят: «Не трусь!»
Услышать, что ко мне идёт,
И мёртвой я боюсь.

Как идола, молю я дверь;
«Не пропускай беду!»
Кто воет за стеной, как зверь,
Кто прячется в саду?

1945, Фонтанный Дом


***

Лучше б я по самые плечи
Вбила в землю проклятое тело,
Если б знала, чему навстречу,
Обгоняя солнце, летела.

Июнь 1944, Ленинград


Победителям

Сзади Нарвские были ворота,
Впереди была только смерть…
Так советская шла пехота
Прямо в жёлтые жерла «Берт».
Вот о вас и напишут книжки:
«Жизнь свою за други своя»,
Незатейливые парнишки -
Ваньки, Васьки, Алёшки, Гришки, -
Внуки, братики, сыновья!

29 февраля 1944, Ташкент


***

Важно с девочками простились,
На ходу целовали мать,
Во всё новое нарядились,
Как в солдатики шли играть.
Ни плохих, ни хороших, ни средних…
Все они по своим местам,
Где ни первых нет, ни последних…
Все они опочили там.

1943, Ташкент


In memoriam

А вы, мои друзья последнего призыва!
Чтоб вас оплакивать, мне жизнь сохранена.
Над вашей памятью не стыть плакучей ивой,
А крикнуть на весь мир все ваши имена!
Да что там имена!
                  Ведь всё равно - вы с нами!..
Все на колени, все!
                    Багряный хлынул свет!
И ленинградцы вновь идут сквозь дым
                                    рядами -
Живые с мёртвыми: для славы мёртвых нет.

Август 1942, Дюрмень


Мужество

Мы знаем, что ныне лежит на весах
И что совершается ныне.
Час мужества пробил на наших часах,
И мужество нас не покинет.

Не страшно под пулями мёртвыми лечь,
Не горько остаться без крова,
И мы сохраним тебя, русская речь,
Великое русское слово.

Свободным и чистым тебя пронесём,
И внукам дадим, и от плена спасём
                Навеки!

23 февраля 1942, Ташкент


Читает Анна Ахматова:
Звук

Клятва

И та, что сегодня прощается с милым, -
Пусть боль свою в силу она переплавит.
Мы детям клянёмся, клянёмся могилам,
Что нас покориться никто не заставит!

Июль 1941, Ленинград


***

Мне ни к чему одические рати
И прелесть элегических затей.
По мне, в стихах всё быть должно некстати,
Не так, как у людей.

Когда б вы знали, из какого сора
Растут стихи, не ведая стыда,
Как жёлтый одуванчик у забора,
Как лопухи и лебеда.

Сердитый окрик, дёгтя запах свежий,
Таинственная плесень на стене…
И стих уже звучит, задорен, нежен,
На радость вам и мне.

21 января 1940


Читает Анна Ахматова:
Звук
[Приглашаю посмотреть моё маленькое стихотворение: «Анне Андревне»]

Эпиграмма

Могла ли Биче словно Дант творить,
Или Лаура жар любви восславить?
Я научила женщин говорить…
Но, боже, как их замолчать заставить!

1936 - 1960


Читает Анна Ахматова:
Звук

***

Зачем вы отравили воду
И с грязью мой смешали хлеб?
Зачем последнюю свободу
Вы превращаете в вертеп?
За то, что я не издевалась
Над горькой гибелью друзей?
За то, что я верна осталась
Печальной родине моей?
Пусть так. Без палача и плахи
Поэту на земле не быть.
Нам покаянные рубахи,
Нам со свечой идти и выть.

1935


Двустишие

От других мне хвала - что зола,
От тебя и хула - похвала.

1931


Памяти Сергея Есенина

Так просто можно жизнь покинуть эту,
Бездумно и безбольно догореть.
Но не дано Российскому поэту
Такою светлой смертью умереть.

Всего верней свинец душе крылатой
Небесные откроет рубежи,
Иль хриплый ужас лапою косматой
Из сердца, как из губки, выжмет жизнь.

1925


Муза

Когда я ночью жду её прихода,
Жизнь, кажется, висит на волоске.
Что почести, что юность, что свобода
Пред милой гостьей с дудочкой в руке.
И вот вошла. Откинув покрывало,
Внимательно взглянула на меня.
Ей говорю: «Ты ль Данту диктовала
Страницы Ада?» Отвечает: «Я!».

1924


Читает Анна Ахматова:
Звук

Лотова жена

Жена же Лотова оглянулась позади
его и стала соляным столпом.
Книга Бытия
И праведник шёл за посланником Бога,
Огромный и светлый, по чёрной горе.
Но громко жене говорила тревога:
Не поздно, ты можешь ещё посмотреть
На красные башни родного Содома,
На площадь, где пела, на двор, где пряла,
На окна пустые высокого дома,
Где милому мужу детей родила.
Взглянула - и, скованы смертною болью,
Глаза её больше смотреть не могли;
И сделалось тело прозрачною солью,
И быстрые ноги к земле приросли.

Кто женщину эту оплакивать будет?
Не меньшей ли мнится она из утрат?
Лишь сердце моё никогда не забудет
Отдавшую жизнь за единственный взгляд.

1922-1924


***

Не с теми я, кто бросил землю
На растерзание врагам.
Их грубой лести я не внемлю,
Им песен я своих не дам.

Но вечно жалок мне изгнанник,
Как заключённый, как больной.
Темна твоя дорога, странник,
Полынью пахнет хлеб чужой.

А здесь, в глухом чаду пожара
Остаток юности губя,
Мы ни единого удара
Не отклонили от себя.

И знаем, что в оценке поздней
Оправдан будет каждый час…
Но в мире нет людей бесслёзней,
Надменнее и проще нас.

Июль 1922, Петербург


Читает Алла Демидова:
Звук

***

Я гибель накликала милым,
И гибли один за другим.
О, горе мне! Эти могилы
Предсказаны словом моим.
Как вороны кружатся, чуя
Горячую свежую кровь,
Так дикие песни, ликуя,
Моя насылала любовь.
С тобою мне сладко и знойно,
Ты близок, как сердце в груди.
Дай руки мне, слушай спокойно.
Тебя заклинаю: уйди.
И пусть не узнаю я, где ты.
О Муза, его не зови,
Да будет живым, невоспетым
Моей не узнавший любви.

Осень 1921, Петербург


***

Заплаканная осень, как вдова
В одеждах чёрных, все сердца туманит…
Перебирая мужнины слова,
Она рыдать не перестанет.
И будет так, пока тишайший снег
Не сжалится над скорбной и усталой…
Забвенье боли и забвенье нег -
За это жизнь отдать не мало.

15 сентября 1921, Царское Село


***

Не бывать тебе в живых,
Со снегу не встать.
Двадцать восемь штыковых,
Огнестрельных пять.
Горькую обновушку
Другу шила я.
Любит, любит кровушку
Русская земля.

16 августа 1921 (вагон)


Читает Алла Демидова:
Звук

***

А ты думал - я тоже такая,
Что можно забыть меня,
И что брошусь, моля и рыдая,
Под копыта гнедого коня.

Или стану просить у знахарок
В наговорной воде корешок
И пришлю тебе странный подарок -
Мой заветный душистый платок.

Будь же проклят. Ни стоном, ни взглядом
Окаянной души не коснусь,
Но клянусь тебе ангельским садом,
Чудотворной иконой клянусь,
И ночей наших пламенным чадом -
Я к тебе никогда не вернусь.

Июль 1921, Царское Село


***

Наталии Рыковой
Всё расхищено, предано, продано,
Чёрной смерти мелькало крыло,
Всё голодной тоскою изглодано,
Отчего же нам стало светло?

Днём дыханьями веет вишнёвыми
Небывалый под городом лес,
Ночью блещет созвездьями новыми
Глубь прозрачных июльских небес, -

И так близко подходит чудесное
К развалившимся грязным домам…
Никому, никому неизвестное,
Но от века желанное нам.

Июнь 1921


***

Пленник чужой! Мне чужого не надо,
Я и своиx-то устала считать.
Так отчего же такая отрада
Эти вишнёвые видеть уста?

Пусть он меня и xулит и бесславит,
Слышу в словаx его сдавленный стон.
Нет, он меня никогда не заставит
Думать, что страстно в другую влюблён.

И никогда не поверю, что можно
После небесной и тайной любви
Снова смеяться и плакать тревожно
И проклинать поцелуи мои.

1917


***

Когда в тоске самоубийства
Народ гостей немецких ждал,
И дух суровый византийства
От русской церкви отлетал,

Когда приневская столица,
Забыв величие своё,
Как опьяневшая блудница,
Не знала, кто берёт её, -

Мне голос был. Он звал утешно,
Он говорил: «Иди сюда,
Оставь свой край, глухой и грешный,
Оставь Россию навсегда.

Я кровь от рук твоих отмою,
Из сердца выну чёрный стыд,
Я новым именем покрою
Боль поражений и обид».

Но равнодушно и спокойно
Руками я замкнула слух,
Чтоб этой речью недостойной
Не осквернился скорбный дух.

Осень 1917, Петербург


***

Двадцать первое. Ночь. Понедельник.
Очертанья столицы во мгле.
Сочинил же какой-то бездельник,
Что бывает любовь на земле.

И от лености или со скуки
Все поверили, так и живут:
Ждут свиданий, боятся разлуки
И любовные песни поют.

Но иным открывается тайна,
И почиет на них тишина…
Я на это наткнулась случайно
И с тех пор всё как будто больна.

Январь 1917, Петербург


Читает Анна Ахматова:
Звук

***

Всё отнято: и сила, и любовь.
В немилый город брошенное тело
Не радо солнцу. Чувствую, что кровь
Во мне уже совсем похолодела.

Весёлой Музы нрав не узнаю:
Она глядит и слова не проронит,
А голову в веночке тёмном клонит,
Изнеможённая, на грудь мою.

И только совесть с каждым днём страшней
Беснуется: великой хочет дани.
Закрыв лицо, я отвечала ей…
Но больше нет ни слёз, ни оправданий.

Осень 1916, Севастополь


***

А! Это снова ты. Не отроком влюблённым,
Но мужем дерзостным,
                     суровым, непреклонным
Ты в этот дом вошёл и на меня глядишь.
Страшна моей душе предгрозовая тишь.
Ты спрашиваешь, что я сделала с тобою,
Вручённым мне навек любовью и судьбою.
Я предала тебя. И это повторять -
О, если бы ты мог когда-нибудь устать!
Так мёртвый говорит, убийцы сон тревожа,
Так ангел смерти ждёт у рокового ложа.
Прости меня теперь. Учил прощать Господь.
В недуге горестном моя томится плоть,
А вольный дух уже почиет безмятежно.
Я помню только сад,
                    сквозной, осенний, нежный,
И крики журавлей, и чёрные поля…
О, как была с тобой мне сладостна земля!

1916


***

Нам свежесть слов и чувста простоту
Терять не то ль, что живописцу - зренье,
Или актёру - голос и движенье,
А женщине прекрасной - красоту?

Но не пытайся для себя хранить
Тебе дарованное небесами:
Осуждены - и это знаем сами -
Мы расточать, а не копить.

Иди один и исцеляй слепых,
Чтобы узнать в тяжёлый час сомненья
Учеников злорадное глумленье
И равнодушие толпы.

1915


***

Перед весной бывают дни такие:
Под плотным снегом отдыхает луг,
Шумят деревья весело-сухие,
И тёплый ветер нежен и упруг.
И лёгкости своей дивится тело,
И дома своего не узнаёшь,
И песню ту, что прежде надоела,
Как новую, с волнением поёшь.

Лето 1915, Слепнево


***

«Горят твои ладони,
В ушах пасхальный звон,
Ты, как святой Антоний,
Виденьем искушён».

«Зачем во дни святые
Ворвался день один,
Как волосы густые
Безумных Магдалин».

«Так любят только дети,
И то лишь первый раз».
«Сильней всего на свете
Лучи спокойных глаз».

«То дьявольские сети,
Нечистая тоска».
«Белей всего на свете
Была её рука».

1915


***

Широк и жёлт вечерний свет,
Нежна апрельская прохлада.
Ты опоздал на много лет,
Но всё-таки тебе я рада.

Сюда ко мне поближе сядь,
Гляди весёлыми глазами:
Вот эта синяя тетрадь -
С моими детскими стихами.

Прости, что я жила скорбя
И солнцу радовалась мало.
Прости, прости, что за тебя
Я слишком многих принимала.

1915


***

Я улыбаться перестала,
Морозный ветер губы студит,
Одной надеждой меньше стало,
Одною песней больше будет.
И эту песню я невольно
Отдам за смех и поруганье,
Затем, что нестерпимо больно
Душе любовное молчанье.

1915


***

Н. В. Н.
Есть в близости людей заветная черта,
Её не перейти влюблённости и страсти, -
Пусть в жуткой тишине сливаются уста
И сердце рвётся от любви на части.

И дружба здесь бессильна и года
Высокого и огненного счастья,
Когда душа свободна и чужда
Медлительной истоме сладострастья.

Стремящиеся к ней безумны, а её
Достигшие - поражены тоскою…
Теперь ты понял, отчего моё
Не бьётся сердце под твоей рукою.

2 мая 1915, Петербург


***

Настоящую нежность не спутаешь
Ни с чем, и она тиха.
Ты напрасно бережно кутаешь
Мне плечи и грудь в меха.
И напрасно слова покорные
Говоришь о первой любви,
Как я знаю эти упорные
Несытые взгляды твои!

Декабрь 1913, Царское Село


***

Столько просьб у любимой всегда!
У разлюбленной просьб не бывает.
Как я рада, что нынче вода
Под бесцветным ледком замирает.

И я стану - Христос, помоги! -
На покров этот, светлый и ломкий,
А ты письма мои береги,
Чтобы нас рассудили потомки,

Чтоб отчётливей и ясней
Ты был виден им, мудрый и смелый.
В биографии славной твоей
Разве можно оставить пробелы?

Слишком сладко земное питьё,
Слишком плотны любовные сети
Пусть когда-нибудь имя моё
Прочитают в учебнике дети,

И, печальную повесть узнав,
Пусть они улыбнутся лукаво…
Мне любви и покоя не дав,
Подари меня горькою славой.

1913


***

Проводила друга до передней,
Постояла в золотой пыли,
С колоколенки соседней
Звуки важные текли.
Брошена! Придуманное слово -
Разве я цветок или письмо?
А глаза глядят уже сурово
В потемневшее трюмо.

1913, Царское Село


Вечером

Звенела музыка в саду
Таким невыразимым горем.
Свежо и остро пахли морем
На блюде устрицы во льду.

Он мне сказал: «Я верный друг!»
И моего коснулся платья.
Так не похожи на объятья
Прикосновенья этих рук.

Так гладят кошек или птиц,
Так на наездниц смотрят стройных…
Лишь смех в глазах его спокойных
Под лёгким золотом ресниц.

А скорбных скрипок голоса
Поют за стелющимся дымом:
«Благослови же небеса -
Ты в первый раз одна с любимым».

1913


Смятение

1

Было душно от жгучего света,
А взгляды его - как лучи.
Я только вздрогнула: этот
Может меня приручить.
Наклонился - он что-то скажет…
От лица отхлынула кровь.
Пусть камнем надгробным ляжет
На жизни моей любовь.

2

Не любишь, не хочешь смотреть?
О, как ты красив, проклятый!
И я не могу взлететь,
А с детства была крылатой.
Мне очи застит туман,
Сливаются вещи и лица,
И только красный тюльпан,
Тюльпан у тебя в петлице.

3

Как велит простая учтивость,
Подошёл ко мне, улыбнулся,
Полуласково, полулениво
Поцелуем руки коснулся -
И загадочных, древних ликов
На меня посмотрели очи…
Десять лет замираний и криков,
Все мои бессонные ночи
Я вложила в тихое слово
И сказала его - напрасно.
Отошёл ты, и стало снова
На душе и пусто и ясно.

1913


***

Все мы бражники здесь, блудницы,
Как невесело вместе нам!
На стенах цветы и птицы
Томятся по облакам.

Ты куришь чёрную трубку,
Так странен дымок над ней.
Я надела узкую юбку,
Чтоб казаться ещё стройней.

Навсегда забиты окошки:
Что там, изморозь или гроза?
На глаза осторожной кошки
Похожи твои глаза.

О, как сердце моё тоскует!
Не смертного ль часа жду?
А та, что сейчас танцует,
Непременно будет в аду.

1 января 1913


***

Я научилась просто, мудро жить,
Смотреть на небо и молиться Богу,
И долго перед вечером бродить,
Чтоб утомить ненужную тревогу.

Когда шуршат в овраге лопухи
И никнет гроздь рябины жёлто-красной,
Слагаю я весёлые стихи
О жизни тленной, тленной и прекрасной.

Я возвращаюсь. Лижет мне ладонь
Пушистый кот, мурлыкает умильней,
И яркий загорается огонь
На башенке озёрной лесопильни.

Лишь изредка прорезывает тишь
Крик аиста, слетевшего на крышу.
И если в дверь мою ты постучишь,
Мне кажется, я даже не услышу.

1912


***

Ты письмо моё, милый, не комкай.
До конца его, друг, прочти.
Надоело мне быть незнакомкой,
Быть чужой на твоём пути.

Не гляди так, не хмурься гневно,
Я любимая, я твоя.
Не пастушка, не королевна
И уже не монашенка я -

В этом сером будничном платье,
На стоптанных каблуках…
Но, как прежде, жгуче объятье,
Тот же страх в огромных глазах.

Ты письмо моё, милый, не комкай
Не плачь о заветной лжи.
Ты его в твоей бедной котомке
На самое дно положи.

1912, Царское Село


***

Безвольно пощады просят
Глаза. Что мне делать с ними,
Когда при мне произносят
Короткое, звонкое имя?

Иду по тропинке в поле
Вдоль серых сложённых брёвен.
Здесь легкий ветер на воле
По-весеннему свеж, неровен.

И томное сердце слышит
Тайную весть о дальнем.
Я знаю: он жив, он дышит,
Он смеет быть не печальным.

1912


Бессонница

Где-то кошки жалобно мяукают,
Звук шагов я издали ловлю…
Хорошо твои слова баюкают:
Третий месяц я от них не сплю.

Ты опять, опять со мной, бессонница!
Неподвижный лик твой узнаю.
Что, красавица, что, беззаконница,
Разве плохо я тебе пою?

Окна тканью белою завершены,
Полумрак струится голубой…
Или дальней вестью мы утешены?
Отчего мне так легко с тобой?

1912


Любовь

То змейкой, свернувшись клубком,
У самого сердца колдует,
То целые дни голубком
На белом окошке воркует,

То в инее ярком блеснёт,
Почудится в дрёме левкоя…
Но верно и тайно ведёт
От радости и от покоя.

Умеет так сладко рыдать
В молитве тоскующей скрипки,
И страшно её угадать
В ещё незнакомой улыбке.

24 ноября 1911, Царское Село


Песня последней встречи

Так беспомощно грудь холодела,
Но шаги мои были легки.
Я на правую руку надела
Перчатку с левой руки.

Показалось, что много ступеней,
А я знала - их только три!
Между клёнов шёпот осенний
Попросил: «Со мною умри!

Я обманут моей унылой
Переменчивой, злой судьбой».
Я ответила: «Милый, милый -
И я тоже. Умру с тобой!»

Это песня последней встречи.
Я взглянула на тёмный дом.
Только в спальне горели свечи
Равнодушно-жёлтым огнём.

1911


[Приглашаю посмотреть моё стихотворение: «Версия»]

***

Сжала руки под тёмной вуалью…
«Отчего ты сегодня бледна?»
- Оттого, что я терпкой печалью
Напоила его допьяна.

Как забуду? Он вышел, шатаясь,
Искривился мучительно рот…
Я сбежала, перил не касаясь,
Я бежала за ним до ворот.

Задыхаясь, я крикнула: «Шутка
Всё, что было. Уйдёшь, я умру».
Улыбнулся спокойно и жутко
И сказал мне: «Не стой на ветру».

1911


Читает Анна Ахматова:
Звук

***

Сердце к сердцу не приковано,
Если хочешь - уходи.
Много счастья уготовано
Тем, кто волен на пути.

Я не плачу, я не жалуюсь,
Мне счастливой не бывать.
Не целуй меня, усталую, -
Смерть придётся целовать.

Дни томлений острых прожиты
Вместе с белою зимой.
Отчего же, отчего же ты
Лучше, чем избранник мой?

1911


***

Дверь полуоткрыта,
Веют липы сладко…
На столе забыты
Хлыстик и перчатка.

Круг от лампы жёлтый…
Шорохам внимаю.
Отчего ушёл ты?
Я не понимаю…

Радостно и ясно
Завтра будет утро.
Эта жизнь прекрасна,
Сердце, будь же мудро.

Ты совсем устало,
Бьёшься тише, глуше…
Знаешь, я читала,
Что бессмертны души.

17 февраля 1911, Царское Село


Белой ночью

Ах, дверь не запирала я,
Не зажигала свеч,
Не знаешь, как, усталая,
Я не решалась лечь.

Смотреть, как гаснут полосы
В закатном мраке хвой,
Пьянея звуком голоса,
Похожего на твой.

И знать, что всё потеряно,
Что жизнь - проклятый ад!
О, я была уверена,
Что ты придёшь назад.

6 февраля 1911, Царское Село


Сероглазый король

Слава тебе, безысходная боль!
Умер вчера сероглазый король.

Вечер осенний был душен и ал,
Муж мой, вернувшись, спокойно сказал:

«Знаешь, с охоты его принесли,
Тело у старого дуба нашли.

Жаль королеву. Такой молодой!..
За ночь одну она стала седой».

Трубку свою на камине нашёл
И на работу ночную ушёл.

Дочку мою я сейчас разбужу,
В серые глазки её погляжу.

А за окном шелестят тополя:
«Нет на земле твоего короля…»

1910


[Приглашаю посмотреть моё стихотворение: «Королева»]

Вверх Вниз

Семья. Детство. Учёба

Предки Ахматовой по линии матери, по семейному преданию, восходили к татарскому хану Ахмату (отсюда - псевдоним). Отец - инженер-механик на флоте, эпизодически занимался журналистикой. В детстве Ахматова жила в Царском Селе, где в 1903 познакомилась с Н. С. Гумилёвым и стала постоянным адресатом его стихотворений. В 1905 после развода родителей переехала в Евпаторию.

В 1906-07 училась в Фундуклеевской гимназии в Киеве, в 1908-10 - на юридическом отделении Киевских высших женских курсов. Затем посещала женские историко-литературные курсы Н. П. Раева в Петербурге (нач. 1910-х гг.).

Гумилёв

Весной 1910 после нескольких отказов Ахматова согласилась стать женой Гумилёва (в 1910-16 жила у него в Царском Селе, на лето выезжала в имение Гумилёвых Слепнево в Тверской губернии); в медовый месяц совершила первое путешествие за границу, в Париж (вторично побывала там весной 1911), познакомилась с А. Модильяни, сделавшим с неё карандашные портретные наброски. Весной 1912 Гумилёвы путешествовали по Италии; в сентябре родился их сын Лев (Л. Н. Гумилёв). В 1918, разведясь с Гумилёвым (фактически брак распался в 1914), Ахматова вышла замуж за ассириолога и поэта В. К. Шилейко.

Первые публикации. Первые сборники. Успех

Сочиняя стихи с 11 лет и печатаясь с 18 лет (первая публикация - в издававшемся Гумилёвым в Париже журнале «Сириус», 1907), Ахматова впервые огласила свои опыты перед авторитетной аудиторией (Вяч. Иванов, М. А. Кузмин) летом 1910. Отстаивая с самого начала семейной жизни духовную самостоятельность, она делает попытку напечататься без помощи Гумилёва - осенью 1910 посылает стихи в «Русскую мысль» В. Я. Брюсову, спрашивая, стоит ли ей заниматься поэзией, затем отдаёт стихи в журналы «Gaudeamus», «Всеобщий журнал», «Аполлон», которые, в отличие от Брюсова, их публикуют.

По возвращении Гумилёва из африканской поездки (март 1911) Ахматова читает ему всё сочинённое за зиму и впервые получает полное одобрение своим литературным опытам. С этого времени она становится профессиональным литератором. Вышедший год спустя её сборник «Вечер» (с напутствием Кузмина) обрёл весьма скорый успех. В том же 1912 участники недавно образованного «Цеха поэтов» (Ахматову избрали его секретарём) объявляют о возникновении поэтической школы акмеизма.

Под знаком растущей столичной славы протекает жизнь Ахматовой в 1913: она выступает перед многолюдной аудиторией на Высших женских (Бестужевских) курсах, её портреты пишут художники, к ней обращают стихотворные послания поэты (в т.ч. А. А. Блок, что породило легенду об их тайном романе). Возникают новые более или менее продолжительные интимные привязанности Ахматовой - к поэту и критику Н. В. Недоброво, к композитору А. С. Лурье и др.

В 1914 выходит второй сборник - «Чётки» (переиздавался около 10 раз), принесший ей всероссийскую славу, породивший многочисленные подражания, утвердивший в литературном сознании понятие «ахматовской строки». Летом 1914 Ахматова пишет поэму «У самого моря», восходящую к детским переживаниям во время летних выездов в Херсонес под Севастополем.

«Белая стая»

С началом Первой мировой войны Ахматова резко ограничивает свою публичную жизнь. В это время она страдает от туберкулёза, болезни, долго не отпускавшей её. Углублённое чтение классики (А. С. Пушкин, Е. А. Баратынский, Расин и др.) сказывается на её поэтической манере, остропарадоксальный стиль беглых психологических зарисовок уступает место неоклассицистическим торжественным интонациям. Проницательная критика угадывает в её сборнике «Белая стая» (1917) нарастающее «ощущение личной жизни как жизни национальной, исторической» (Б. М. Эйхенбаум).

Инспирируя в ранних стихах атмосферу «загадки», ауру автобиографического контекста, Ахматова вводит в высокую поэзию свободное «самовыражение» как стилевой принцип. Кажущаяся фрагментарность, разъятость, спонтанность лирического переживания всё явственнее подчиняется сильному интегрирующему началу, что дало повод В. В. Маяковскому заметить: «Стихи Ахматовой монолитны и выдержат давление любого голоса, не дав трещины».

Послереволюционные годы

Первые послереволюционные годы в жизни Ахматовой отмечены лишениями и полным отдалением от литературной среды, но осенью 1921 после смерти Блока, расстрела Гумилёва она, расставшись с Шилейко, возвращается к активной деятельности - участвует в литературных вечерах, в работе писательских организаций, публикуется в периодике. В том же году выходят два её сборника - «Подорожник» и «Anno Domini. MCMXXI». В 1922 на полтора десятка лет Ахматова соединяет свою судьбу с искусствоведом Н. Н. Пуниным.

Годы молчания. «Реквием»

В 1924 новые стихи Ахматовой публикуются в последний раз перед многолетним перерывом, после чего на её имя наложен негласный запрет. В печати появляются только переводы (письма Рубенса, армянская поэзия), а также статья о «Сказке о золотом петушке» Пушкина.

В 1935 арестованы её сын Л. Гумилев и Пунин, но после письменного обращения Ахматовой к Сталину их освобождают. В 1937 НКВД готовит материалы для обвинения её в контрреволюционной деятельности; в 1938 снова арестован сын Ахматовой. Облечённые в стихи переживания этих мучительных лет составили цикл «Реквием», который она два десятилетия не решалась зафиксировать на бумаге.

В 1939 после полузаинтересованной реплики Сталина издательские инстанции предлагают Ахматовой ряд публикаций. Выходит её сборник «Из шести книг» (1940), включавший наряду с прошедшими строгий цензурный отбор старыми стихами и новые сочинения, возникшие после долгих лет молчания. Вскоре, однако, сборник подвергается идеологическому разносу и изымается из библиотек.

Война. Эвакуация

В первые месяцы Великой Отечественной войны Ахматова пишет плакатные стихотворения (впоследствие «Клятва», 1941, и «Мужество», 1942 стали всенародно известными). По распоряжению властей её эвакуируют из Ленинграда до первой блокадной зимы, два с половиной года она проводит в Ташкенте. Пишет много стихов, работает над «Поэмой без героя» (1940-65) - барочно-усложнённым эпосом о петербургских 1910-х гг.

Постановление ЦК ВКП(б) 1946 года

В 1945-46 Ахматова навлекает на себя гнев Сталина, узнавшего о визите к ней английского историка И. Берлина. Кремлёвские власти делают Ахматову наряду с М. М. Зощенко главным объектом партийной критики; направленное против них постановление ЦК ВКП(б) «О журналах «Звезда» и «Ленинград» (1946) ужесточало идеологический диктат и контроль над советской интеллигенцией, введённой в заблуждение раскрепощающим духом всенародного единства во время войны. Снова возник запрет на публикации; исключение было сделано в 1950, когда Ахматова сымитировала верноподданнические чувства в своих стихах, написанных к юбилею Сталина в отчаянной попытке смягчить участь сына, в очередной раз подвергшегося заключению.

Последние годы. «Бег времени»

В последнее десятилетие жизни Ахматовой её стихи постепенно, преодолевая сопротивление партийных бюрократов, боязливость редакторов, приходят к новому поколению читателей. В 1965 издан итоговый сборник «Бег времени». На закате дней Ахматовой было позволено принять итальянскую литературную премию Этна-Таормина (1964) и звание почётного доктора Оксфордского университета (1965). Сам факт существования Ахматовой был определяющим моментом в духовной жизни многих людей, а её смерть означала обрыв последней живой связи с ушедшей эпохой.

Р. Д. Тименчик

Энциклопедия КМ, 2000 (CD)


АХМАТОВА (псевдоним; настоящая фамилия - Горенко), Анна Андреевна [р. 11(23).VI.1889, Одесса] - русская советская поэтесса. Родилась в семье инженера флота. С раннего детства жила в Царском Селе, затем в Петербурге. Поэтический дебют Ахматовой связан с акмеизмом. Первая книга стихов («Вечер», 1912) проникнута мотивами ущербности и одиночества («Песня последней встречи», «Хорони, хорони меня, ветер!», «Сероглазый король»). В ней и последующих сборниках («Чётки», 1914, «Белая стая», 1917) нашёл выражение замкнутый мир утончённых эстетических и любовных переживаний. Интимно-разговорная интонация, эмоциональный лаконизм, ясность и «вещность» образов определили своеобразие лирических миниатюр Ахматовой («Белой ночью», 1911, «Я пришла к поэту в гости», 1914, «Есть в близости людей заветная черта», 1915). Наряду с этим поэзия Ахматовой включает в себя также народно-песенные мотивы и традиции русской классической лирики («Песенка», 1917, «Песня о песне», 1917). В годы 1-й мировой войны и революции в поэзии Ахматовой явственнее стали черты торжественно-витийственного стиля («Ты - отступник: за остров зеленый…», 1916, и др.). Книги Ахматовой «У самого моря» (1921, написана в 1914), «Подорожник» (1921), «Anno Domini MCMXXI» (1922) отразили разлад поэтессы с революционной эпохой. Однако Ахматова отмежевалась от бежавших из России эмигрантов («Не с теми я, кто бросил землю…», «Когда в тоске самоубийства…», 1917). В течение ряда лет трудно и противоречиво формировались новые черты творчества Ахматовой как советской поэтессы. В цикл «Ива» (1940) вошли стихи периода 1924-40. Сборник «Из шести книг» (1940), содержащий стихи разных лет, подводил итог сложной поэтической эволюции Ахматовой - преодоления ею настроений одиночества. В стихах, созданных в годы Отечественной войны (сборник «Избранное», 1943), отразились переживания военного времени, сильно зазвучала патриотическая тема («Первый дальнобойный в Ленинграде», «Клятва», 1941, «Мужество», 1942, «Щели в саду вырыты…», 1942). В послевоенном творчестве Ахматовой заметное место занимают стихи в защиту мира («Песня мира», 1950, «Говорят дети», 1950). Ахматова - большой мастер стихотворной формы - классически прозрачной, отточенной, законченной. Под редакцией Ахматовой вышел сборник «Корейская классическая поэзия» (1956 и 1958). Ей принадлежат переводы из восточных, западно-европейских, латышских, еврейских поэтов, а также некоторых сербских исторических песен. Статьи Ахматовой о творчестве А. С. Пушкина («Последняя сказка Пушкина», 1933, ««Каменный гость» Пушкина», 1958, и др.) отличаются тонкостью анализа литературных традиций, художественного мастерства и стиля поэта. Стихи Ахматовой переведены на английский, немецкий, французский, итальянский, японский, польский, чешский и другие языки.

Соч.: Стихотворения, М., 1958; Стихотворения (1909-1960). [Вступ. ст. Ал. Суркова], М., 1961.

Лит.: Недоброво Н., А. Ахматова, «Рус. мысль», 1915, № 7; Эйхенбаум Б., Анна Ахматова. Опыт анализа, П., 1923; Виноградов В., О поэзии А. Ахматовой. (Стилистич. наброски), Л., 1925; Жирмунский В., Вопросы теории лит-ры, Л., 1928; Озеров Л., Стихотворения Анны Ахматовой, «Лит. газета», 1959, 23 июня, № 78.

С. С. Лесневский

Краткая литературная энциклопедия: В 9 т. - Т. 1. - М.: Советская энциклопедия, 1962


АХМАТОВА Анна [1888-] - Анна Андреевна Горенко, по первому мужу Гумилёва, - поэтесса. Первую книгу стихов «Вечер» выпустила в 1912 (изд. «Цех поэтов»). Затем книги стихов: «Чётки» (неск. изд.), «Белая стая» (неск. изд.), «Подорожник» (изд. «Петрополис», П., 1921), «Anno Domini MCMXXI» (изд. «Петрополис», П., 1922) и поэму «У самого моря» (изд. «Алконост», П., 1921). Ахматова - поэтесса дворянства, ещё не получившего новых функций в капиталистическом обществе, но уже потерявшего старые, принесённые из общества феодального. О сложившейся веками дворянско-поместной культуре, в обстановке которой выросло творчество Ахматовой, говорят чрезвычайно выразительным языком многие из её стихотворений. Это - дворянские усадьбы с вековыми аллеями и парками, под сводами которых белеют фигуры полуразрушенных статуй у каменных арок семейного склепа, куда приносят оранжерейные розы вымирающие потомки тех, чьи портреты застыли в парадных залах, сохраняя на пышных мундирах жалованные регалии российских императоров:

«Течёт река неспешно по долине,
Многооконный на пригорке дом,
И мы живём, как при Екатерине,
Молебны служим, урожая ждём».

(«Anno Domini»)

Необходимо отметить, что и в этом и в других стихах характерны не только изображения поместной обстановки, но и глубоко созвучное им настроение самой поэтессы. Изображая город, Ахматова с особой любовью останавливается всё на тех же реликвиях дворянской культуры: Исаакиевский собор, Смольный, Петропавловская крепость, Царскосельский парк и Петергофские фонтаны, словом - дворянский Петербург - «пышный, гранитный город славы и беды», - славы дворянского прошлого и беды его вырождающихся потомков. Естественно, что в этой обстановке, напоминающей о невозвратном прошлом, последыши дворянской культуры, лишённые всяких производственных связей с настоящим, уходят исключительно в узкую область интимнейших эротических переживаний. Почти всё творчество Ахматовой представляет сконцентрированное выражение именно этих эмоций. Эротическое переживание является для творчества поэтессы той осью, вокруг которой вращается её духовный мир.

Однако глубочайшее чувство обречённости, которое пронизывает социальное сознание вымирающей группы, проходит и через эту область, окрашивая её в сумеречные тона предсмертной безнадёжности. Эти настроения сочетаются с мистическими переживаниями, также характерными для классов нисходящих, создавая противоречивый на первый взгляд образ Ахматовой героини «не то монахини, не то блудницы» [Б. Эйхенбаум], у которой «на шее мелких чёток ряд» (а в другом месте: «все мы бражники здесь, блудницы») и клятвы любовные перемешиваются с церковными заклятиями:

«Но клянусь тебе ангельским садом,
Чудотворной иконой клянусь
И ночей наших пламенных чадом».

(«Anno Domini»)

Поэма «У самого моря», по определению Г. Лелевича («На посту», № 2-3, 1923) - «не что иное как мистическая повесть об ожидании таинственного жениха». Только в стихах, написанных Ахматовой после 1914, начинают звучать общественные мотивы, что вполне естественно, ибо даже стёкла дворянских особняков не могли не отозваться на раскаты войны 1914-1918 и Октябрьского переворота. Война 1914-1918 даёт скорбным интонациям поэтессы историческую мотивировку, это - причитания над убитыми и пробуждение общественного сознания по линии национализма, смыкающегося с империализмом отечественной буржуазии. В дворянском заточении вновь просыпается мечта об «орлах Екатерины», реющих над порабощёнными народами («Белая стая»), над проливами, ведущими к «святой Софии» («Anno Domini»). Гражданская война также достаточно недвусмысленно заставила откликнуться поэтессу:

«Ещё на западе земное солнце светит,
И кровли городов в его лучах блестят,
А здесь уж белая дома крестами метит
И кличет воронов, и вороны летят».

(«Anno Domini»)

«Всё расхищено, предано, продано», и дворянской поэтессе остаётся только печалиться о том, что «на Малаховом кургане офицера расстреляли» («Белая стая»). Касаясь формально художественной оценки творчества Ахматовой, следует сказать, что в её лице мы имеем поэта с чрезвычайно сильным дарованием. В этом отчасти разгадка популярности Ахматовой в некоторых читательских кругах, воспринимающих её творчество только в части интимных переживаний. Уже первая книга («Вечер») устанавливает после некоторых срывов чрезвычайно устойчивый стиль, развёрнутый в дальнейших книгах. Эмоциональную наполненность стихотворений Ахматова облекает в форму разговора или рассказа присутствующему. Стараясь свою поэзию сделать конкретной, чёткой, интимной, Ахматова, помимо того, что ограничивает свой тематический материал и облекает его в форму разговора с присутствующими, ещё ограничивает также и размер своих стихов. Последние отличаются необыкновенной короткостью как отдельных фраз, так и стихотворения в целом. Фразы быстро сменяются одна другой, что определяет обилие точек в коротеньком стихотворении. Например: «Было душно от жгучего света. А взгляды его, как лучи. Я только вздрогнула. Этот может меня приручить. Наклонился. Он что-то скажет. От лица отхлынула кровь…» и т. д. Или: «Я пришла к поэту в гости. Ровно полдень. Воскресенье». Размер самого стихотворения определяется только тремя или четырьмя строфами; пять, шесть, семь строф появляются очень редко, а больше и не бывает. Стремление к лаконизму и усилению смыслового значения слова сказывается также и в синтаксисе. У Ахматовой часто фразы следуют друг за другом непоследовательно и не в связном порядке, что образует в речи скачки, которые рельефно подчёркивают смысловое значение каждой фразы. Стремление придать поэзии конкретность ведёт у Ахматовой к ослаблению глагола и к усилению имени существительного. Часто в стихах Ахматовой глагол совершенно отсутствует, например: «Двадцать первое. Ночь. Понедельник. Очертанья столицы во мгле». Преобладание в стихотворной речи Ахматовой интонации, мимики ведёт также к ослаблению рифмы. Концы строк обладают меньшим весом, чем начальные и средние части. Поскольку стих у Ахматовой мимичен, постольку слаба роль в нём согласных. Что касается поэтического словаря Ахматовой, то он очень простой и обыденный, хотя в контексте он получает своё «ахматовское» наполнение.

Ахматова принадлежит к литературной группе акмеистов.

Библиография: Осинский Н., Побеги травы, «Правда», № 148, 1922; Арватов Б., Гражд. Ахматова и тов. Коллонтай, «Молодая гвардия», № 4-5, 1923; Коллонтай А., «Молодая гвардия», № 2/9, 1923; Лелевич Г., Анна Ахматова, «На посту», № 2-3, 1923; Эйхенбаум, Анна Ахматова, П., 1923; Виноградов В., Поэзия Анны Ахматовой, Л., 1925.

М. и С.

Литературная энциклопедия: В 11 т. - [М.], 1929-1939.

Админ Вверх
МЕНЮ САЙТА