Домой Вниз Поиск по сайту

Николай Тихонов

Ночной праздник в Алла-Верды

За Гомборами скитаясь, миновал Телав вечерний,
Аллавердской ночью синей схвачен праздника кольцом.
Чихиртмой, очажным дымом пахли жаркие харчевни,
Над стенаньями баранов с перепуганным лицом.

Люди чавкали и пели с кахетинскою истомой
И шумели по-хевсурски под навесами в кустах.
Мчались всадники с шестами, и горящая солома
Освещала все сучки нам на танцующих шестах.

И, скользя в крови бараньей, шёл, на шкуры наступал я,
И волненье очень смутно стало шириться во мне,
Было поднято гуденьем и в гуденье уплывало
Моё тело, словно рыба, оглушённая во сне.

Больше не было покоя в дымах, пахнувших металлом,
Ни в навесах сумасшедших, ни в ударах чёрных ног, -
Это старый бурый бубен бесновался, клокотал он,
Бормотал, гудел, он бурю бурным волоком волок.

И упал я в этот бубен, что, владычествуя, выплыл,
Я забыл другие ночи, мысли дымные клубя,
И руками рвал я мясо, пил из рога, пел я хрипло,
Сел я рядом с тамадою, непохожий на себя.

	Словно горец в шапке чёрной,
	И в горах остался дом,
	Но в такой трущобе горной,
	Что найдёшь его с трудом.

	Проходил я через клочья
	Пен речных, леса и лёд,
	Бурый бубен этой ночи
	Мне всю память отобьёт.

	Чтоб забыл я все потоки,
	Все пути в ночи и днём,
	Чтоб смотрел я лишь на щёки,
	Окрылённые огнём;

	Чтоб свои свихнул я плечи
	Среди каменных могил,
	Чтобы, ночь очеловечив,
	С ней, как с другом, говорил, -

	В этой роще поредевшей,
	Этот праздник не виня, -
	О не пившей и не евшей,
	Не смотревшей на меня.

Вдруг людей в одеждах серых породила темнота,
Скромность их почти пугала среди праздничной орды,
Даже голос был особый, даже поступь их не та,
Будто вышли рыболовы в край, где не было воды.

То слепые музыканты разом подняли смычки,
Заиграли и запели, разевая узко рот,
Точно вдруг из трав зелёных встали жёсткие сверчки, -
Я читал на лицах знаки непонятных нам забот.

Тут слепые музыканты затянули тонкий стих,
Ночь стояла в этих людях, как высокая вода,
Но прошёл, как зрячий, бубен сквозь мелодию слепых,
И увидел я: на шлеме след оставила звезда,

На линялом, нищем шлеме у слепого одного,
Что сидел совсем поодаль, пояс тихо теребя.
И на шлем я загляделся непонятно отчего,
Встал я рядом с тамадою, непохожий на себя.

	Словно был я партизаном
	В алазанской стороне
	И теперь увидел заново
	Этот край, знакомый мне.

	Как, ломая хрупкий иней
	И над пропастью скользя,
	К аллавердской ночи синей
	С гор спускаются друзья.

	За хевсурскими быками
	Кони пшавов на гребне,
	С Алазани рыбаками
	Гор охотники в родне.

	Словно шел я убедиться,
	Что измятый, старый шлем
	Был воинственною птицей,
	Приносившей счастье всем.

	Что, храня теперь слепого
	В алазанской стороне,
	Он, как дружеское слово,
	Сквозь года кивает мне.

Подходил рассвет, и роща отгремела и погасла,
Мир вставал седым и хмурым, бубен умер на заре,
Запах пота и полыни, в угли пролитого масла,
Птицы крик - и в роще сизый след поводьев на коре.

Обнажились вмиг вершины, словно их несли на блюде
И закрыли облаками от объевшихся гостей,
А под бурками вповалку непробудно спали люди,
Как орехи, волей вихря послетавшие с ветвей.

Ниже, в сторону Телава, спали лошади, упавши,
Спали угли, в синь свернувшись, спали арбы и шатры,
Спали буйволы, как будто были сделаны из замши,
Немудрёные игрушки кахетинской детворы.

За Гомборами скитаясь, миновав Телав вечерний,
Я ночные Алла-Верды видел в пышности во всей,
Дождь накрапывал холодный, серебром и старой чернью
Отчеканенные, спали лица добрые друзей.

Я наткнулся на барана с посиневшими щеками,
Весь в репейнике предсмертном, грязным боком тёрся он
О забытую попону, о кусты, о ржавый камень,
И зари клинок тончайший был над шеей занесён.

1935


Алла-Верды (Алаверди) - село в Алазанской долине, где находится знаменитый памятник архитектуры - Алавердский храм. Здесь ежегодно осенью проводится традиционный праздник Алавердоба.

Телав (Телави) - город в Кахетии.

Чихиртма - блюдо грузинской кухни, приготовленное на курином бульоне.

Хевсуры, пшавы - народности грузин-горцев.

Админ Вверх Назад