За ледяным стеклом зелёным Блеск сахарного, сладкого песка, И пахнет старым, высушенным клёном Прилавка гладкая доска. Кровавощёкие томаты с полки На караваи хлебные глядят, И солнечные быстрые иголки Кули с мукой и солью серебрят. В углу святую строгую ресницу Пророк в лампадный пламень уронил, А за прилавком гладит поясницу Рука с узлами крепкосвитых жил. Неиссякаемы мешки и банки, Бессмертна хлебная теплота, Столетий громыхающие танки С окна не сгонят спящего кота! Лишь пламень побуреет у лампадки Да жилы загустеют на руке, Но вечен обруч огуречной кадки И пауки на тёмном потолке. Блаженные бродяги перекрёстков, Чьи души - всем открытая сума, Рассыплют на негнущиеся доски За корку хлеба - золотые блёстки, Пыль мудрую пытливого ума, Чтоб в бурями изрезанные лица Взглянул покой расчётливый скупца, Струящийся сквозь зубы и ресницы С божественно-дубового лица.
1920