Был у майора Деева Товарищ - майор Петров, Дружили ещё с гражданской, Ещё с двадцатых годов. Вместе рубали белых Шашками на скаку, Вместе потом служили В артиллерийском полку. А у майора Петрова Был Лёнька, любимый сын, Без матери, при казарме, Рос мальчишка один. И если Петров в отъезде, - Бывало, вместо отца Друг его оставался Для этого сорванца. Вызовет Деев Лёньку: - А ну, поедем гулять: Сыну артиллериста Пора к коню привыкать! - С Лёнькой вдвоём поедет В рысь, а потом в карьер. Бывало, Лёнька спасует, Взять не сможет барьер, Свалится и захнычет. - Понятно, ещё малец! - Деев его поднимет, Словно второй отец. Подсадит снова на лошадь: - Учись, брат, барьеры брать! Держись, мой мальчик: на свете Два раза не умирать. Ничто нас в жизни не может Вышибить из седла! - Такая уж поговорка У майора была. Прошло ещё два-три года, И в стороны унесло Деева и Петрова Военное ремесло. Уехал Деев на Север И даже адрес забыл. Увидеться - это б здорово! А писем он не любил. Но оттого, должно быть, Что сам уж детей не ждал, О Лёньке с какой-то грустью Часто он вспоминал. Десять лет пролетело. Кончилась тишина, Громом загрохотала Над родиною война. Деев дрался на Севере; В полярной глуши своей Иногда по газетам Искал имена друзей. Однажды нашёл Петрова: «Значит, жив и здоров!» В газете его хвалили, На Юге дрался Петров. Потом, приехавши с Юга, Кто-то сказал ему, Что Петров, Николай Егорыч, Геройски погиб в Крыму. Деев вынул газету, Спросил: «Какого числа?» - И с грустью понял, что почта Сюда слишком долго шла… А вскоре в один из пасмурных Северных вечеров К Дееву в полк назначен Был лейтенант Петров. Деев сидел над картой При двух чадящих свечах. Вошёл высокий военный, Косая сажень в плечах. В первые две минуты Майор его не узнал. Лишь басок лейтенанта О чём-то напоминал. - А ну, повернитесь к свету, - И свечку к нему поднёс. Всё те же детские губы, Тот же курносый нос. А что усы - так ведь это Сбрить! - и весь разговор. - Лёнька? - Так точно, Лёнька, Он самый, товарищ майор! - Значит, окончил школу, Будем вместе служить. Жаль, до такого счастья Отцу не пришлось дожить. - У Лёньки в глазах блеснула Непрошеная слеза. Он, скрипнув зубами, молча Отёр рукавом глаза. И снова пришлось майору, Как в детстве, ему сказать: - Держись, мой мальчик: на свете Два раза не умирать. Ничто нас в жизни не может Вышибить из седла! - Такая уж поговорка У майора была. А через две недели Шёл в скалах тяжёлый бой, Чтоб выручить всех, обязан Кто-то рискнуть собой. Майор к себе вызвал Лёньку, Взглянул на него в упор. - По вашему приказанью Явился, товарищ майор. - Ну что ж, хорошо, что явился. Оставь документы мне. Пойдёшь один, без радиста, Рация на спине. И через фронт, по скалам, Ночью в немецкий тыл Пройдёшь по такой тропинке, Где никто не ходил. Будешь оттуда по радио Вести огонь батарей. Ясно? - Так точно, ясно. - Ну, так иди скорей. Нет, погоди немножко. - Майор на секунду встал, Как в детстве, двумя руками Леньку к себе прижал: - Идёшь на такое дело, Что трудно прийти назад. Как командир, тебя я Туда посылать не рад. Но как отец… Ответь мне: Отец я тебе иль нет? - Отец, - сказал ему Лёнька И обнял его в ответ. - Так вот, как отец, раз вышло На жизнь и смерть воевать, Отцовский мой долг и право Сыном своим рисковать, Раньше других я должен Сына вперёд послать. Держись, мой мальчик: на свете Два раза не умирать. Ничто нас в жизни не может Вышибить из седла! - Такая уж поговорка У майора была. - Понял меня? - Всё понял. Разрешите идти? - Иди! - Майор остался в землянке, Снаряды рвались впереди. Где-то гремело и ухало. Майор следил по часам. В сто раз ему было б легче, Если бы шёл он сам. Двенадцать… Сейчас, наверно, Прошёл он через посты. Час… Сейчас он добрался К подножию высоты. Два… Он теперь, должно быть, Ползёт на самый хребет. Три… Поскорей бы, чтобы Его не застал рассвет. Деев вышел на воздух - Как ярко светит луна, Не могла подождать до завтра, Проклята будь она! Всю ночь, шагая как маятник, Глаз майор не смыкал, Пока по радио утром Донёсся первый сигнал: - Всё в порядке, добрался. Немцы левей меня, Координаты три, десять, Скорей давайте огня! - Орудия зарядили, Майор рассчитал всё сам, И с рёвом первые залпы Ударили по горам. И снова сигнал по радио: - Немцы правей меня, Координаты пять, десять, Скорее ещё огня! Летели земля и скалы, Столбом поднимался дым, Казалось, теперь оттуда Никто не уйдёт живым. Третий сигнал по радио: - Немцы вокруг меня, Бейте четыре, десять, Не жалейте огня! Майор побледнел, услышав: Четыре, десять - как раз То место, где его Лёнька Должен сидеть сейчас. Но, не подавши виду, Забыв, что он был отцом, Майор продолжал командовать Со спокойным лицом: «Огонь!» - летели снаряды. «Огонь!» - заряжай скорей! По квадрату четыре, десять Било шесть батарей. Радио час молчало, Потом донёсся сигнал: - Молчал: оглушило взрывом. Бейте, как я сказал. Я верю, свои снаряды Не могут тронуть меня. Немцы бегут, нажмите, Дайте море огня! И на командном пункте, Приняв последний сигнал, Майор в оглохшее радио, Не выдержав, закричал: - Ты слышишь меня, я верю: Смертью таких не взять. Держись, мой мальчик: на свете Два раза не умирать. Никто нас в жизни не может Вышибить из седла! - Такая уж поговорка У майора была. В атаку пошла пехота - К полудню была чиста От убегавших немцев Скалистая высота. Всюду валялись трупы, Раненый, но живой Был найден в ущелье Лёнька С обвязанной головой. Когда размотали повязку, Что наспех он завязал, Майор поглядел на Леньку И вдруг его не узнал: Был он как будто прежний, Спокойный и молодой, Всё те же глаза мальчишки, Но только… совсем седой. Он обнял майора, прежде Чем в госпиталь уезжать: - Держись, отец: на свете Два раза не умирать. Ничто нас в жизни не может Вышибить из седла! - Такая уж поговорка Теперь у Леньки была… Вот какая история Про славные эти дела На полуострове Среднем Рассказана мне была. А вверху, над горами, Всё так же плыла луна, Близко грохали взрывы, Продолжалась война. Трещал телефон, и, волнуясь, Командир по землянке ходил, И кто-то так же, как Лёнька, Шёл к немцам сегодня в тыл.
1941
Читает Константин Симонов
Поэма написана по свежим впечатлениям поездки в качестве военного корреспондента на Северный фронт осенью 1941 г. Майор Е.С.Рыклис, ставший в поэме прототипом Деева, «второго отца» Лёньки, рассказал Симонову историю, которая легла в основу поэмы.
В 1971 г. Симонов писал: «…Долгие годы на письма школьников, спрашивавших меня о дальнейшей судьбе «сына артиллериста» - Лёньки, мне приходилось отвечать, что я не знаю его судьбы, но мне хочется надеяться, что Лёнька, пройдя всю войну до конца, остался жив и здоров. И только где-то уже в 1964 году я вдруг узнал, что «сын артиллериста» жив и здоров и по-прежнему служит в артиллерии, но только теперь уже не на Крайнем Севере, а на Дальнем Востоке. А вскоре после этого мы списались и встретились с «Лёнькой» - с подполковником береговой артиллерии Иваном Алексеевичем Лоскутовым»…