Кого-то нет, кого-то нет…
В одной квартире старой
Висит гитара давних лет,
Умолкшая гитара.
Её владельца ожидать
Нелепо, бесполезно, -
Унесена его кровать
К соседям безвозмездно.
Но кто-то всё не верит в быль,
Что нет его навеки,
Но кто-то отирает пыль
С потрескавшейся деки.
И, слушая, как вечерком,
Не помня песен старых,
Бренчат ребята за окном
На новеньких гитарах,
Всё смотрит вдаль из-под руки -
Во мрак, в иные зори -
И ждёт, что прозвучат шаги
В пустынном коридоре.
?
О чём историк умолчал стыдливо,
Минувшее не вычерпав до дна,
О том на полках старого архива,
Помалкивая помнят письмена.
Бумажная безжалостная память,
Не ведая ни страха, ни стыда,
Немало тайн сумела заарканить
В недавние и давние года.
Пером запечатлённые навеки,
Здесь тысячи событий и имён
Как бы в непотопляемом ковчеге
Плывут по миру бурному времён.
И отметая все хитросплетенья,
История - бессмертная карга -
Здесь словно Ева в час грехопаденья,
Бесхитростно бесстыдна и нага.
?
Когда пытаюсь в давнее вглядеться,
Ни в чём не вижу чьей-нибудь вины.
Коротенькими радостями детства
Невзгоды в темноту оттеснены.
Забыты огорченья и леченья,
Не помню ни врагов, ни синяков,
А помню я подарки и печенье,
И праздники белее облаков,
И мирный скрип шершавого паркета,
И самовар, журчащий, как ручей,
И ёлку, где дрожат комочки света
На пальцах стеариновых свечей.
1977
Не надо, дружок, обижаться,
Не надо сердиться, ей-ей,
На сверстников и домочадцев,
На старых неверных друзей.
Давай лучше жизни дивиться
И в добрые верить дела,
Глядеться в знакомые лица,
Как в праздничные зеркала.
Обиды все - мелочь такая,
Обиды ничтожны стократ
Пред вечными теми веками,
Что всех навсегда разлучат.
1977
Подмигни мне из вечности,
Друг забывчивый мой.
Из седой бесконечности
Просигналь по прямой, -
Не пора ль мне готовиться
В край, где встретимся мы,
Где ни сна, ни бессонницы,
Где ни света, ни тьмы?
1977
Бывало, мне страшное снится,
Но я пробуждаюсь в ночи -
И рушатся сны-небылицы,
Громоздкие, как кирпичи.
И няня, склонясь над кроваткой,
Спокойные шепчет слова,
И, если всё выразить кратко,
Родная планета - жива.
А после за мною глядела
Суровая няня - судьба;
Война меня в хаки одела;
Блокада взяла на хлеба.
Во сне не увидеть такого,
Что я повидал наяву,
И всё-таки - пусть бестолково -
Доныне я в мире живу.
Всю книгу земных сновидений
Запомнив почти наизусть,
Я страшных боюсь пробуждений,
Я страшного сна не боюсь.
1977
О, рассвет после ночи бессонной,
И трава в оловянной росе,
И шлагбаум, как нож, занесённый
Над шершавою шеей шоссе!..
Мы шагаем - и головы клоним,
И знобит нас, и тянет ко сну.
В дачном поезде, в мирном вагоне
Лейтенант нас привёз на войну.
Нам исход этой битвы неведом,
Неприятель всё рвётся вперёд.
Мой товарищ не встретит Победу,
Он за Родину завтра умрёт.
…Я старею, живу в настоящем,
Я неспешно к закату иду, -
Так зачем же мне снится всё чаще,
Будто я - в сорок первом году?
Будто снова я молод, как прежде,
И друзья мои ходят в живых,
И ещё не венки, а надежды
Возлагает Отчизна на них…
1977
Много вёрст у меня за спиною,
Много радостей, бед и тревог.
Кое-что было понято мною,
Но чего-то понять я не смог.
Есть в печалях былых и отрадах
На минувшие тайны ответ, -
Но и сам я собой не разгадан,
И ключей к мирозданию нет.
Я, как брата, весь мир обнимаю,
Все обиды прощаю ему, -
Но и в нём я не всё понимаю,
И, быть может, вовек не пойму.
До сих пор - как во сне или в детстве -
Жизнь в единое не сведена,
И в цепочке причин и последствий
Не сомкнуть основного звена.
1976
Стихи - не пряник и не кнут,
И не учебное пособие;
Они не сеют и не жнут -
У них задание особое.
Они от нас не ждут даров,
Открещиваются заранее
От шумных торжищ и пиров,
От хитрого преуспевания.
Милее им в простом быту,
Почти неслышно и невидимо,
Жить, подтверждая красоту
Всего, что вроде бы обыденно.
Но в громовые времена,
Где каждый миг остёр, как лезвие,
На помощь нам идёт она -
Великодушная поэзия.
Где пули свищут у виска,
Где стены и надежды рушатся,
Припомнившаяся строка
В усталых пробуждает мужество.
…Тоска, разлука ли, болезнь -
Что ни творится, что ни деется, -
Пока стихи на свете есть,
Нам есть ещё на что надеяться.
1976
Тебе идёт седьмой десяток лет,
А чем ты тех, кто раньше умер, лучше?
Поскольку бога не было и нет,
За всё благодари ничтожный случай.
В сложнейшей иерархии причин,
Несущих нам спасенья и кончины,
Порой главнейший обретают чин
Не очень-то большие величины.
Гляди, гляди в минувшее, старик!
Твоё везенье, может быть, таится
В пушинке тополиной, что на миг
У снайперов повисла на реснице.
И, может быть, давно б тебя земля
Взяла, избавив от соблазнов поздних,
Но старшина, блокадный хлеб деля,
На целый грамм в твою ошибся пользу.
Живи - и помни средь земных забот,
Что для других всё кончилось иначе, -
И их невольно оскорбляет тот,
Кто видит смысл в своей слепой удаче.
1976
На миг оглянуться -
А что там у нас за спиной?
Там ласточки вьются
Над старой кирпичной стеной,
Там детские ссоры,
Счастливейших дней череда,
Там ясные взоры, -
Никто нас не пустит туда.
На миг только глянем -
Какие мы были в былом?
Там утречком ранним
Идём по тропинке вдвоём.
Мы оба прекрасны
(При взгляде из нынешних лет) -
И оба не властны
Вернуться туда, где нас нет.
На миг оглянуться -
Траншея, болотистый луг.
«Оставь затянуться!» -
Твердит умирающий друг,
Он там, в сорок первом,
Он молод на веки веков,
Он в гости, наверно,
Не ждёт никаких стариков.
В минувшее горе
Нам тоже вернуться нельзя, -
В другое, в другое,
В другое уводит стезя.
1976
Любовь минувших лет, сигнал из ниоткуда,
Песчинка, спящая на океанском дне,
Луч радуги в зеркальной западне…
Любовь ушедших дней, несбывшееся чудо,
Нечасто вспоминаешься ты мне.
Прерывистой морзянкою капели
Порой напомнишь об ином апреле,
Порою в чьей-то промелькнёшь строке…
Ты где-то там, на дальнем, смутном плане,
Снежинка, пролетевшая сквозь пламя
И тихо тающая на щеке.
1976
Забывают, забывают -
Будто сваи забивают,
Чтобы строить новый дом.
О великом и о малом,
О любви, что миновала,
О тебе, о добром малом,
Забывают день за днём.
Забывают неумело
Скрип уключин ночью белой,
Вместе встреченный рассвет.
За делами, за вещами
Забывают, не прощая,
Все обиды прошлых лет.
Забывают торопливо,
Будто прыгают с обрыва
Иль накладывают жгут…
Забывают, забывают -
Будто клады зарывают,
Забывают - как сгорают,
Забывают - будто жгут.
Забывают кротко, нежно,
Обстоятельно, прилежно,
Без надсады и тоски.
Год за годом забывают -
Тихо-тихо обрывают
У ромашки лепестки.
Не печалься, друг сердечный:
Цепь забвенья - бесконечна,
Ты не первое звено.
Ты ведь тоже забываешь,
Забываешь, забываешь -
Будто якорь опускаешь
На таинственное дно.
1974
Хотел я смерти не орлу,
Не хищникам чащобы -
Я в друга выпустил стрелу
Несправедливой злобы.
Я промахнулся… Повезло,
Быть может, нам обоим?
Но мною посланное зло
Летит, летит над полем.
Летит сквозь строй лесных стволов,
Сквозь городские стены,
С океанических валов
Срывает клочья пены.
Пронзая ливень и метель,
Соборы и заборы
И, словно дьявольская дрель,
Просверливая горы,
Летит стрела с моей виной,
Летит в мою долину -
И огибает шар земной,
Чтоб мне вонзиться в спину.
1973
Не застраивай лётного поля,
Хоть пустынно и голо оно.
Не застраивай лётного поля,
Ведь другого не будет дано.
Пусть жалеет, сочувствует кто-то,
Пусть другим твоя бедность смешна,
Но тебе для разгона, для взлёта
Только ровная местность нужна.
1973
Надежды громоздкую бочку
Катил я с давнишней поры
На эту найвысшую точку
Вот этой высокой горы.
Всё было - сомненья, страданья,
И зной, и холодная дрожь,
Но трудное самозаданье
Под старость я выполнил всё ж.
- Эй, Музы! Готовьте посуду!
Готовьте столы и цветы!
Я с вами застольничать буду.
Я с Вечностью чокнусь на «ты»!
…Никто отозваться не хочет,
Лишь ветер гудит в бороде.
Полно здесь полнёхоньких бочек,
Где ж гости? Хозяева где?
1973
Е. Г.
Идём за надеждою вслед,
За древней скрипучей арбою…
А счастье не там, где нас нет,
А там, где мы рядом с тобою.
В судьбу к нам оно не влетит
Кичливой и пышной жар-птицей,
Но вплавлены в будничный быт
Его золотые частицы.
1973
Романтика, кто ты? Неужто
Опущен таинственный флаг?..
Усталое слово - кормушка,
Банальности фирменный знак.
Ты храбрых водила в разведку,
Во гневе вздымала копьё -
Теперь обернули конфетку
В бумажку, где имя твоё.
Ты с выгодой пущена в дело,
Тебя на расхожий мотив
Поёт безголосая дева,
Слюней в микрофон напустив.
В лесу, где лютуют туристы,
Берёзки и ёлки губя,
Под вечер гундосый транзистор
Расслабленно славит тебя.
………………………
Когда-то рождённые новью,
С годами теряя права,
На сером кресте суесловья
Распятые гибнут слова.
Живая их суть остаётся,
Да только не сразу она
По-новому нам отзовётся,
Не сразу войдёт в письмена.
1972
Какие взрослые всё звери!
На воле или взаперти,
Они давно уже созрели,
А нам ещё расти, расти.
Ещё нам, людям, ошибаться,
Одолевать свою тщету,
Ещё нам лоб о лоб сшибаться,
А может быть - щитом к щиту.
И, зверя из себя гоня,
Над истинами спины гнуть нам…
А волк из-за железных прутьев
Печально смотрит на меня.
1972
Свое отработав, уходит кочующий гром -
И мокрые звёзды дрожат за оконным стеклом.
И отсветы неба мерцают на березняке,
И каждый листок -
будто стёклышко в детской руке.
А поезд впервые вбегает в такие леса, -
За ним остаётся протоптанная полоса.
Сквозь белые рощи проносится он прямиком,
Вагоны продуты черёмуховым сквозняком.
Плывёт и качается влажно-зелёный хаос,
Мгновенья, как птицы,
взвиваются из-под колёс.
И в чьих-то глазах ослепительно отражены
Дрожащие звёзды, счастливые звёзды весны.
1971
Там, где стоит вон тот кирпичный старый дом,
Сто лет назад тропинка узкая струилась,
И кто-нибудь кого-то ждал на месте том,
Напрасно ждал -
и всё забылось, всё забылось,
Где трансформаторная будка на углу -
Когда-то кто-то у калитки приоткрытой
Расстался с кем-то и шагнул в ночную мглу,
И слёзы лил, - и всё забыто, всё забыто.
Мы их не встретим, не увидим никогда,
Они ушли - и отзвучало всё, что было.
Их без осадка, без следа и без суда
В себе стремительная вечность растворила.
Но в дни, когда душа от радости пьяна
И ей во времени своём от счастья тесно,
Она вторгается в былые времена,
На праздник свой она скликает неизвестных.
И на асфальте вырастает дивный сад,
Где всем ушедшим, всем забытым воздаётся,
И чьи-то лёгкие шаги вдали звучат.
И у калитки смех счастливый раздаётся.
1971
Сегодня памятна немногим
Та довоенная игра:
Сигнал химической тревоги
Звучал со школьного двора.
Противогазы надевали
И шли, выравнивая шаг,
И стёклышки отпотевали,
И кровь тиктакала в ушах.
И было в жизни всё, что надо,
И молодость была легка,
Лишь голоса идущих рядом -
Как будто бы издалека,
Сквозь маску. И наставник классный,
Едва мы возвращались в класс,
С задумчивостью, нам неясной,
На нас поглядывал подчас.
Склонясь над нашею судьбою,
Он достоверно знал одно:
Там, в будущем, сигнал отбоя
Не всем услышать суждено.
?
Нас двое - я и я. Один из нас умрёт,
Когда настанет день и час его пробьёт;
Уйдёт в небытие, растает словно дым,
Растает - и навек расстанется с другим.
Пускай твердит ханжа:
«Враждебны дух и плоть».
Здесь дьявол ни при чём и ни при чём господь.
Не с телом - сам с собой в борьбу вступает дух,
Когда в самом себе он разделён на двух.
Жизнь, словно прочный бриг,
по хлябям, по волнам
Несла обоих нас, не изменяя нам, -
Но в штурмовые дни один крутил штурвал,
Другой, забравшись в трюм, молился и блевал.
Умрёт лукавый раб, умрёт трусливый пёс -
Останется другой, который службу нёс.
Бессмертен и крылат, останется другой
На вечный праздник дней,
на вечный суд людской.
1970
Есть у каждого тайная книга обид,
Начинаются записи с юности ранней;
Даже самый удачливый не избежит
Неудач, несвершённых надежд и желаний.
Эту книгу пред другом раскрыть не спеши,
Не листай пред врагом этой книги страницы, -
В тишине, в несгораемом сейфе души
Пусть она до скончания века хранится.
Будет много распутий, дорог и тревог,
На виски твои ляжет нетающий иней, -
И поймёшь, научившись читать между строк,
Что один только ты в своих бедах повинен.
1970
Есть на свете невзрачные рыцари,
А порой предстают предо мной
Подлецы с благородными лицами
И с красивой такой сединой.
И глаза их живые, не тусклые…
Только хочется броситься прочь
В миг, когда лицевые их мускулы
Выражают готовность помочь.
1970
Чем дальше в будущее входим,
Тем больше прошлым дорожим,
И в старом красоту находим,
Хоть новому принадлежим.
Но, как верёвочка ни вьётся,
Добру вовеки быть добром,
И непрощённым остаётся
Зло, совершённое в былом.
1970
Звёзды падают с неба
К миллиону миллион.
Сколько неба и снега
У Ростральных колонн!
Всюду бело и пусто,
Снегом всё замело,
И так весело-грустно,
Так просторно-светло.
Спят снежинки на рострах,
На пожухлой траве,
А родные их сёстры
Тонут в чёрной Неве.
Жизнь свежей и опрятней,
И чиста и светла -
И ещё непонятней,
Чем до снега была.
1970
Когда мне приходится туго -
Читаю в ночной тишине
Письмо незабытого друга,
Который убит на войне.
Читаю сухие, как порох,
Обыденные слова,
Неровные строки, в которых
Доныне надежда жива.
И всё торопливое, злое
Смолкает, стихает во мне.
К душе подступает былое,
Как в грустном возвышенном сне.
Весь мир этот, вечный и новый,
Я вижу - как будто с горы,
И вновь треугольник почтовый
В шкатулку кладу до поры.
1969
Я отведу твою беду -
На этот марш надейся.
Его сквозь зубы на ходу
Тверди по ходу действий.
Пусть чем-то ты не награждён,
Обижен и обужен, -
Ты мог быть вовсе не рождён,
И это было б хуже.
Судьбу напрасно не ругай
И под незримым флагом
Шагай, шагай, шагай, шагай
Вперёд - пехотным шагом.
Иди, иди, иди, иди,
Не мучайся обидой,
Ты на счастливцев не гляди,
Ты сам себе завидуй.
Не клянчи счастья, не шакаль,
Найди его, добейся,
По рытвинам судьбы шагай -
Как паровоз по рельсам!
Иди при свете и во мгле,
Сквозь молнии и тучи!
Тебе родиться на Земле
Счастливый выпал случай.
1969
Как здесь холодно вечером,
в этом безлюдном саду,
У квадратных сугробов
так холодно здесь и бездомно.
В дом, которого нет,
по ступеням прозрачным взойду
И в незримую дверь
постучусь осторожно и скромно.
На пиру невидимок
стеклянно звучат голоса,
И ночной разговор
убедительно ясен и грустен.
- Я на миг, я на миг,
я погреться на четверть часа.
- Ты навек, ты навек,
мы тебя никуда не отпустим.
- Ты всё снился себе,
а теперь ты к нам заживо взят.
Ты навеки проснулся
за прочной стеною забвенья.
Ты уже на снежинки,
на дымные кольца разъят,
Ты в земных зеркалах
не найдёшь своего отраженья.
1969
Детство как прошло твоё?
С кем тебе дружилось?
- Ангельё и чертовьё
Надо мной кружилось.
Слушал каждый их совет,
Да не всё я понял -
И провёл я пару лет
В дефективном доме.
Юность как прошла твоя?
- Стоило влюбиться,
Ангелья и чертовья -
Прямо не пробиться.
Ангелы зовут к добру,
Черти к злу толкают,
Не всегда и разберу,
На что намекают…
Только в новое жильё
Въехал я с женою -
Чертовьё и ангельё
Въехало со мною.
…А теперь, на склоне лет,
Как тебе живётся?
- Чертовьё на склоне лет
Надо мною вьётся.
1968
Над собой умей смеяться
В грохоте и в тишине,
Без друзей и декораций,
Сам с собой наедине.
Не над кем-то, не над чем-то,
Не над чьей-нибудь судьбой,
Не над глупой кинолентой -
Смейся над самим собой.
Среди сутолоки модной
И в походе боевом,
На корме идущей ко дну
Шлюпки в море штормовом -
Смейся, презирая беды, -
То ли будет впереди!
Не царя - шута в себе ты
Над собою учреди.
И в одном лишь будь уверен:
Ты ничуть не хуже всех.
Если сам собой осмеян,
То ничей не страшен смех.
1968
Налегай на весло, неудачник!
Мы с тобою давно решены, -
Жизнь похожа на школьный задачник,
Где в конце все ответы даны.
Но ещё до последней страницы
Не дошли мы, не скрылись во мгле,
И поют нам весенние птицы
Точно так же, как всем на земле.
И пока нас последним отливом
Не утянет на тёмное дно,
Нам не меньше, чем самым счастливым,
От земли и от неба дано.
1968
Парикмахер пехотный
Пристрастился к вину.
Он не очень охотно
Вспоминает войну.
… (далее по ссылке ниже)
1968
Читает Вадим Шефнер:
Екатерине Григорьевой
Отлетим на года, на века -
Может быть, вот сейчас, вот сейчас
Дымно-огненные облака
Проплывут под ногами у нас.
И вернёмся, вернёмся опять
Хоть на час, хоть на десять минут.
Ничего на Земле не узнать,
В нашем доме другие живут.
В мире нашем другие живут,
В море нашем - не те корабли.
Нас не видят, и не узнают,
И не помнят, где нас погребли.
Не встречают нас в прежнем жилье
Ни цветами, ни градом камней, -
И не знает никто на Земле,
Что мы счастливы были на ней.
1967
В этом парке стоит тишина,
Но чернеют на фоне заката
Ветки голые - как письмена,
Как невнятная скоропись чья-то.
Осень листья с ветвей убрала,
Но в своём доброхотстве великом
Вместо лиственной речи дала
Эту письменность клёнам и липам.
Только с нами нарушена связь,
И от нашего разума скрыто,
Что таит эта древняя вязь
Зашифрованного алфавита.
Может, осень, как скорбная мать,
Шлёт кому-то слова утешений, -
Лишь тому их дано понимать,
Кто листвы не услышит весенней.
1966
Путь капли по стеклу и путь огня в лесу,
Путь падающих звёзд в душе своей несу,
Путь горного ручья, бегущего к реке,
И тихий путь слезы, скользящей по щеке.
… (далее по ссылке ниже)
1966
Читает Вадим Шефнер:
Нам снится не то, что хочется нам, -
Нам снится то, что хочется снам.
На нас до сих пор военные сны,
Как пулемёты, наведены.
… (далее по ссылке ниже)
1966
Читает Вадим Шефнер:
Осенний закат отражается в глади озёрной,
И весь этот берег сегодня нам дан на двоих.
По небу разбросаны звёзд сиротливые зёрна,
Но стебли лучей прорасти не успели из них.
Я вижу тебя, освещённую светом последним,
И тень твоя лёгкая тянется к дальним холмам.
Побродим, походим,
помедлим, помедлим, помедлим,
Нам рано ещё расходиться по тёмным домам.
Ещё мы не всё о себе рассказали друг другу,
Ещё мы не знаем, кто наши друзья и враги, -
А ночь приближается к озеру, к берегу, к лугу,
Как чёрная птица, смыкая над нами круги.
1965
Костёр, похрустывая ветками,
Мне память тайную тревожит, -
Он был зажжён в пещерах предками
У горно-каменных подножий.
Как трудно было им, единственным,
На человеческом рассвете.
На неуютной и таинственной,
На необстроенной планете.
Быть может, там был каждый гением
(Бездарность выжила б едва ли) -
С таким бессмертным удивлением
Они нам Землю открывали.
На них презрительными мордами,
Как на случайное уродство,
Посматривали звери, гордые
Своим косматым первородством.
Мы стали опытными, взрослыми,
А предки шли призывниками,
Как смертники, на подвиг посланные
Предшествующими веками.
…Ещё не поклонялись идолам,
Ещё анналов не писали…
А Прометей был после выдуман, -
Огонь они добыли сами.
1965
Скромная звезда печали
Смотрится в моё окно.
Всё, о чём мы умолчали, -
Всё ей ведомо давно.
Всё, чем это сердце бьётся,
Всё, о чём забыть хочу,
Прямо к ней передаётся
По незримому лучу.
Там я взвешен и исчислен,
Спрограммирован дотла,
Там мои читают мысли,
Знают все мои дела.
Там в хрустальных коридорах
Крылья белые шуршат,
У светящихся приборов
Там дежурные не спят.
Из иного измеренья,
Из холодного огня
Ангел долгого терпенья
Грустно смотрит на меня.
Может, скоро в дали дальной,
Сверив час и сверив год,
Он с улыбкою прощальной
Кнопку чёрную нажмёт.
1964
Это лёгкое небо - как встарь над моей головой,
Лишь оно не стареет с годами, с летами.
Порастают озёра высокой, спокойной травой,
Зарастают они водяными цветами.
Ты на камне стояла, звала меня смуглой рукой,
Ни о чём не грустя и сама себя толком не зная.
Отражённая в озере,
только здесь ты осталась такой, -
На земле ты иная, иная, иная.
Только здесь ты ещё
мне верна, ты ещё мне видна,
Но из глуби подкрадывается забвенье.
Не спеша к тебе тянутся тихие травы со дна,
Прорастают кувшинки сквозь твоё отраженье.
1964
Не привыкайте к чудесам -
Дивитесь им, дивитесь!
Не привыкайте к небесам,
Глазами к ним тянитесь.
Приглядывайтесь к облакам,
Прислушивайтесь к птицам,
Прикладывайтесь к родникам, -
Ничто не повторится.
За мигом миг, за шагом шаг
Впадайте в изумленье.
Всё будет так - и всё не так
Через одно мгновенье.
1964
Умей, умей себе приказывать,
Муштруй себя, а не вынянчивай.
Умей, умей себе отказывать
В успехах верных, но обманчивых.
Умей отказываться начисто,
Не убоясь и одиночества,
От неподсудного ловкачества,
От сахарина лёгких почестей.
От ласки, платой озабоченной,
И от любви, достаток любящей,
И от ливреи позолоченной
Отказывайся - даже в рубище.
От чьей-то равнодушной помощи,
От чьей-то выморочной сущности…
Отказывайся - даже тонущий -
От недруга руки тянущейся!
1963
Не пиши о том, что под боком,
Что изведано вполне, -
Ты гони стихи за облаком,
Приучай их к вышине.
Над горами и над пашнями
Пусть взвиваются они, -
Ты стихи не одомашнивай,
На уют их не мани!
Не давай кормиться около
Мелких радостей и смут, -
Пусть взмывают, будто соколы,
В холод, в синий неуют!
Изнемогши и заиндевев,
С неподкупной вышины
То, что никому не видимо,
Разглядеть они должны!
1963
1
Загляну в знакомый двор,
Как в забытый сон.
Я здесь не был с давних пор,
С молодых времён.
Над поленницами дров
Вдоль сырой стены
Карты сказочных миров
Запечатлены.
Эти стены много лет
На себе хранят
То, о чём забыл проспект
И забыл фасад.
Знаки счастья и беды,
Память давних лет -
Детских мячиков следы
И бомбёжки след.
2
Ленинградские дворы,
Сорок первый год,
Холостяцкие пиры,
Скрип ночных ворот.
Но взывают рупора,
Поезда трубят -
Не пора ли со двора
В райвоенкомат!
Что там плачет у ворот
Девушка одна?
- Верь мне, года не пройдёт -
Кончится война.
Как вернусь я через год -
Выглянь из окна,
Мы с победою придём
В этот старый дом,
Патефоны заведём,
Сходим за вином.
3
Здравствуй, двор, прощай, война.
Сорок пятый год.
Только что же у окна
Девушка не ждёт?
Чья-то комната во мгле,
И закрыта дверь.
Ты её на всей земле
Не найдёшь теперь.
Карты сказочных планет
Смотрят со стены, -
Но на них - осколков след,
Клинопись войны.
4
Старый двор, забытый сон,
Ласточек полёт,
На окне магнитофон
Про любовь поёт.
Над поленницами дров
Бережёт стена
Карты призрачных миров,
Ливней письмена.
И струится в старый двор
Предвечерний свет…
Всё - как было с давних пор,
Но кого-то нет.
Чьих-то лёгоньких шагов
Затерялся след
У далёких берегов
Сказочных планет.
Средь неведомых лугов,
В вечной тишине…
Тени лёгких облаков
Пляшут на стене.
1963
Стоит ли былое вспоминать,
Брать его в дорогу, в дальний путь?..
Всё равно - упавших не поднять,
Всё равно - ушедших не вернуть.
… (далее по ссылке ниже)
1963
Читает Вадим Шефнер:
В дни, когда мне становится грустно и трудно
И душа упирается в тихий тупик,
Не брожу я по улицам шумным и людным,
Не читаю я душеспасительных книг.
Я за город шагаю, - туда, где упрямо
На откосы карабкаются сорняки,
Там, где кладбища, бойни, где сточные ямы,
Где пакгаузы, свалки и тупики.
Там, на стыке владений людей и природы,
Сокровенней раздумья, обиды больней,
Но сквозь грусть, как в далёкие детские годы,
Что-то мнится душе, что-то видится ей.
И авральная в ней закипает работа,
И сигнальный вдали загорается свет,
Эта грусть ей нужна, как площадка для взлёта,
И не надо сочувствий и добрых примет.
Вот она уже вровень парит с облаками,
Озирая просторы владений своих…
Пусть дороги оканчиваются тупиками,
Но порою они начинаются с них!
1962
В грехах мы все - как цветы в росе,
Святых между нами нет.
А если ты свят - ты мне не брат,
Не друг мне и не сосед.
Я был в беде - как рыба в воде,
Я понял закон простой:
Там грешник приходит на помощь, где
Отвёртывается святой.
1962
Вот здесь, в этом Доме культуры
Был госпиталь в сорок втором.
Мой друг, исхудалый и хмурый,
Лежал в полумраке сыром.
Коптилочки в зале мигали,
Чадила печурка в углу,
И койки рядами стояли
На этом паркетном полу.
Я вышел из тёмного зданья
На снег ленинградской зимы,
Я другу сказал «до свиданья»,
Но знал, что не свидимся мы.
Я другу сказал «до свиданья»,
И вот через много лет
Вхожу в это самое зданье,
Купив за полтинник билет.
Снежинки с пальто отряхая,
Вхожу я в зеркальную дверь.
Не едкой карболкой - духами
Здесь празднично пахнет теперь.
Где койки стояли когда-то,
Где умер безвестный солдат,
По гладким дубовым квадратам
Влюблённые пары скользят.
Лишь я, ни в кого не влюблённый,
По залу иду стороной,
И тучей железобетонной
Плывёт потолок надо мной.
…С какою внезапною властью
За сердце берёт иногда
Чужим подтверждённая счастьем
Давнишняя чья-то беда!
1962
А где-то там, куда нам не вернуться
В далёком детстве, в юности, вдали, -
По-прежнему ревнуют, и смеются,
И верят, что прибудут корабли.
У возраста туда не отпроситься, -
А там не смяты травы на лугу,
И Пенелопа в выгоревшем ситце
Всё ждёт меня на давнем берегу.
Сидит, руками охватив колено,
Лицом к неугасающей заре,
Нерукотворна, неприкосновенна, -
Как мотылёк, увязший в янтаре.
1962
Не наживай дурных приятелей -
Уж лучше заведи врага:
Он постоянней и внимательней,
Его направленность строга.
… (далее по ссылке ниже)
1961
Читает Вадим Шефнер:
Глядя в будущий век,
так тревожно ты, сердце, не бейся:
Ты умрёшь, но любовь на Земле
никогда не умрёт.
За своей Эвридикой,
погибшей в космическом рейсе,
Огнекрылый Орфей
отправляется в звёздный полёт.
… (далее по ссылке ниже)
1961
Читает Вадим Шефнер:
Никакою тропой
не вернуться к тебе, невидимке,
Но, проглянув сквозь годы
тревог и нежданных потерь,
У лесного ручья
на случайно удавшемся снимке
Ты стоишь под черёмухой
в платье, немодном теперь.
В этот утренний лес
не вступили ещё лесорубы,
В этом небе ещё
довоенные спят облака.
Вот сейчас улыбнутся
по-детски припухлые губы
И движением лёгким
причёску поправит рука.
Может, всё-таки можно
к тебе на минутку вернуться,
И со снимка сманить,
и войти с тобой в нынешний год?
…Платья новые шьются,
и новые песни поются,
И на старых тропинках
полынь молодая растёт.
1961
До обидного жизнь коротка,
Ненадолго венчают на царство, -
От глотка молока до глотка
Подносимого с плачем лекарства.
Но меж теми глотками - заметь! -
Нам немало на выбор даётся:
Можно дома за чаем сидеть,
Можно пить из далёких колодцев.
Если жизнь не легка, не гладка,
Если в жизни шагаешь далёко,
То не так уж она коротка,
И бранить её было б жестоко.
Через горы, чащобы, пески,
Не боясь ни тумана, ни ветра,
Ты пошёл от истоков реки -
И до устья дошёл незаметно.
Вот и кончен далёкий поход, -
Не лекарства ты пьёшь из стакана:
Это губы твои обдаёт
Горьковатая зыбь Океана.
1961
Это северный ветер,
ломающий старые вязы,
Как большой вентилятор,
гудит за окошком моим,
Через море в тревоге
шагает маяк одноглазый,
Чернокрылые тучи,
как вороны, вьются над ним.
Выхожу за порог -
и гвоздит меня ливень колючий,
И прозрачная тяжесть
срывается на плечи мне -
Я, сгибаясь, иду,
я ночным ураганом навьючен,
Как волшебный мешок,
я тащу этот мир на спине.
В нём трубят корабли,
с непогодой вступая в сраженье,
В нём волну отбивают
стальные борта лихтеров, -
И сквозь рваные тучи
луна к нам идёт на сниженье,
Будто белый корабль,
прилетевший из дальних миров.
1961
Не танцуйте сегодня, не пойте.
В предвечерний задумчивый час
Молчаливо у окон постойте,
Вспомяните погибших за нас.
Там, в толпе, средь любимых, влюблённых,
Средь весёлых и крепких ребят,
Чьи-то тени в пилотках зелёных
На окраины молча спешат.
Им нельзя задержаться, остаться -
Их берёт этот день навсегда,
На путях сортировочных станций
Им разлуку трубят поезда.
Окликать их и звать их - напрасно,
Не промолвят ни слова в ответ,
Но с улыбкою грустной и ясной
Поглядите им пристально вслед.
1961
Молчит, сиротлив и обижен,
Ветлы искорёженный ствол,
Заброшенный пруд неподвижен
И густ, будто крепкий рассол.
Порою, как сонное диво,
Из тьмы травяной, водяной
Лягушка всплывает лениво,
Блестя огуречной спиной.
Но мальчик пришёл с хворостиной -
И нет на пруду тишины;
Вот каску, обросшую тиной,
Он выудил из глубины.
Без грусти, без всякой заботы,
Улыбкой блестя озорной,
Берёт он советской пехоты
Тяжёлый убор головной.
Воды зачерпнёт деловито -
И слушает, как вода
Струится из каски пробитой
На гладкую плоскость пруда.
О добром безоблачном небе,
О днях без утрат и невзгод,
Дрожа, как серебряннный стебель,
Ему эта струйка поёт.
Поёт ему неторопливо
О том, как всё тихо кругом,
Поёт об июне счастливом,
А мне о другом, о другом…
1961
Когда-нибудь всё позабуду,
Но это останется вам:
Рассвет, будто тихое чудо,
Ступает по тихим волнам.
И сосенок тени, как лыжни,
От рощицы наискосок
На берег легли неподвижно,
Впечатались в белый песок.
Камней добродушные глыбы
В ночных бородавках росы,
И пахнет непойманной рыбой
Вода у песчаной косы.
1960
Под Кирка-Муола ударил снаряд
В штабную землянку полка.
Отрыли нас. Мёртвыми трое лежат,
А я лишь контужен слегка.
Удача. С тех пор я живу и живу,
Здоровый и прочный на вид.
Но что, если всё это - не наяву,
А именно я был убит?
Что, если сейчас уцелевший сосед
Меня в волокуше везёт,
И снится мне сон мой, удачливый бред
Лет эдак на двадцать вперёд?
Запнётся товарищ на резком ветру,
Болотная чвякнет вода, -
И я от толчка вдруг очнусь - и умру,
И всё оборвётся тогда.
1958
Как будто и глаза похуже,
Но всё ясней за годом год
В своём стоцветном всеоружье
Земля передо мной встаёт.
Она встаёт, в глаза мне кинув
Снегов живую белизну,
Цветов невзрачных, трав низинных
Таинственную новизну.
От рощи, от речной излуки
Не отвести порою глаз.
О, как в предвиденье разлуки
Взор обостряется у нас!
Неужто только на исходе,
В предверье вечной слепоты
Дано нам различить в природе
Её заветные черты?
1958
Твоё несчастье в том, что ты не знал беды,
Легки твои пути, легки твои труды.
Пусть говорят слепцы: тебе во всём везёт, -
Но не хотел бы я шагать с тобой в поход.
Я видывал таких. Ты добр, покуда сыт,
Покуда твой кусок легко тобой добыт.
До первой встряски ты и ловок и умел,
До первой рюмки трезв, до первой драки смел.
С товарищем моим пошёл бы я в поход,
Хоть в жизни, говорят, ему и не везёт.
Победы он знавал, но и хлебнул беды,
Трудны его пути и нелегки труды.
Он - не на побегушках у судьбы.
Он падал и вставал, шаги его грубы.
Такой не подведёт, он жизнью закалён,
Его удача в том, что неудачник он.
1958
На осеннем рассвете в туман ковыляет дорога,
Оловянные лужи мерцают у дачных оград,
Над опавшей осиной мигает звезда-недотрога,
И на тёмных кустах полотенца тумана висят.
Как грустна и просторна земля
на осеннем рассвете!
Сам не верю, сейчас,
в этой сонной предутренней мгле,
Что нашёл я тебя
на такой необъятной планете,
Что вдвоём мы идём
по прекрасной осенней земле.
1957
Умирает владелец,
но вещи его остаются,
Нет им дела, вещам,
до чужой, человечьей беды.
В час кончины твоей
даже чашки на полках не бьются
И не тают, как льдинки,
сверкающих рюмок ряды.
Может быть, для вещей
и не стоит излишне стараться, -
Так покорно другим
подставляют себя зеркала,
И толпою зевак
равнодушные стулья толпятся,
И не дрогнут, не скрипнут
гранёные ноги стола.
Оттого, что тебя
почему-то не станет на свете,
Электрический счётчик
не завертится наоборот,
Не умрёт телефон,
не засветится плёнка в кассете,
Холодильник, рыдая,
за гробом твоим не пойдёт.
Будь владыкою их,
не отдай им себя на закланье,
Будь всегда справедливым,
бесстрастным хозяином их:
Тот, кто жил для вещей, -
всё теряет с последним дыханьем,
Тот, кто жил для людей, -
после смерти живёт средь живых.
1957
В квартире одной коммунальной,
Средь прочих прописанных лиц,
Живёт пожилой и печальный
Чудак, выпускающий птиц.
… (далее по ссылке ниже)
1956
Читает Вадим Шефнер:
Много слов на земле. Есть дневные слова -
В них весеннего неба сквозит синева.
Есть ночные слова, о которых мы днём
Вспоминаем с улыбкой и сладким стыдом.
… (далее по ссылке ниже)
1956
Читает Вадим Шефнер:
Сегодня вспомнил я, что друга позабыл,
Который в детстве мне других дороже был.
Он был честней меня, смелее и умней,
Он в трудные часы был совестью моей.
Бывало - с ним вдвоём бродили по лугам.
Нас острая трава хлестала по ногам.
Вдвоём встречали мы весенних птиц прилёт,
Кипучие ручьи переходили вброд.
Но разлучились мы. С годами я забыл
О добром двойнике, который другом был.
И он навек к лугам, к жужжанью мирных пчёл
Из памяти моей обиженно ушёл.
Когда-нибудь и мне придётся умирать,
Обступят все друзья больничную кровать,
И, вспомнив, что средь них нет друга одного,
Последней волею я призову его.
И сосны зашумят, и птицы запоют,
И стебли диких трав линолеум пробьют.
По камню и земле, по глади сонных вод
На горький мой призыв проститься друг придёт,
Из детства он придёт по травам полевым,
И взрослые друзья расступятся пред ним.
1955
Над пустотою нависая криво,
Вцепясь корнями в трещины камней,
Стоит сосна у самого обрыва,
Не зная, что стоять недолго ей.
Её давно держать устали корни,
Не знающие отдыха и сна;
Но с каждым годом круче и упорней
Вверх - наискось - всё тянется она.
Уже и зверь гордячки сторонится,
Идёт в обход, смертельный чуя страх,
Уже предусмотрительные птицы
Покинули гнездо в её ветвях.
Стоит она, беды не понимая,
На сумрачной, обветренной скале…
Ей чудится - она одна прямая,
А всё иное - криво на земле.
1954
Хорошо и привольно на свете,
Только мало мне жизни одной.
Ожидай через пару столетий
Вот на этой полянке лесной.
Выйду я, молодой и пригожий,
Из чащобы с берданкой в руках,
В сапогах небракованной кожи
И с подковками на каблуках.
Мне пугать тебя нет интереса,
На-ка фляжку, хлебни поскорей!
Я комиссией Главоблвоскреса
Воскрешён по заявке твоей.
Разожжём мы костёр на рассвете,
Посидим у живого огня.
Жди меня через пару столетий,
Да смотри не старей без меня!
1954
…И вот он вырвался из чаши
По следу зверя. Но поток,
В глубокой трещине урчащий,
Ему дорогу пересёк.
На берегу другом - добыча,
Для всей семьи его - еда:
Нетронутые гнёзда птичьи,
Косуль непуганых стада…
Себе представив на мгновенье
Закрытый для него простор,
Затылок он в недоуменье
Косматой лапою потёр.
И брови на глаза нависли,
И молча сел на камень он,
Весь напряженьем первой мысли,
Как судорогою, сведён.
И вдруг - голодный, низколобый -
Он встал, упорен и высок,
Уже с осмысленною злобой
В ревущий заглянул поток,
И, подойдя к сосне, что криво
Росла у самого обрыва,
И корни оглядев - гнильё! -
Он стал раскачивать её.
И долго та работа длилась,
И камни падали в обрыв,
И с хрустом дерево свалилось,
Два берега соединив.
И он тропою небывалой
На берег перешёл другой,
И пот со лба отёр усталой -
Уже не лапой, а рукой.
1954
Покинув заморское великолепье -
Оазисы, пальмы и зной,
Трубят журавли над весеннею степью
И клином летят надо мной.
Они утомились, они отощали
За этот далёкий полёт,
Крылами три тысячи вёрст отмахали,
А рвутся вперёд и вперёд.
Летят, подогнув голенастые ноги,
Под перьями ветер свистит.
А следом, по той же небесной дороге,
Журавушка старый летит.
От них отстаёт, отстаёт, отстаёт он,
Уже не пристроиться в ряд:
Надорвано сердце последним полётом,
И старые крылья болят.
Зачем ты торопишься, бедная птица?
Тебе молодых не догнать, -
Они возвращаются жить и плодиться,
А ты к нам летишь умирать!
Усталый, ты нынче же, вечером синим,
Падёшь у гнезда своего…
Но, видно, страшнее, чем смерть на чужбине,
На свете уж нет ничего.
…Над сизым холмом высоту набирая,
В бессмертную веря судьбу,
Торопит вожак многокрылую стаю,
Трубит в золотую трубу.
Под солнцем косматая степь серебрится,
Роса на травинках блестит.
Ведут перекличку усталые птицы -
И молча отставший летит.
1953
Забудь меня! Так мне и надо…
Лишь я не забуду, мой друг,
Прозрачные сумерки сада,
Томленье недолгих разлук.
Как прежде, зелёное море
Шумит у проезжих дорог,
У станции на семафоре
Всё тот же горит огонёк.
И та же весенняя сырость
Встаёт от широких болот, -
Ничто не ушло, не забылось,
Всё помнит свой срок и черёд.
Нет, мир изменился не слишком
За эти одиннадцать лет, -
Как прежде, влюбленным мальчишкам
Он дарит улыбки и свет.
Как встарь, он весной озабочен,
В деревья и травы влюблен…
А я изменился? Не очень.
Но всё-таки больше, чем он.
1946
Мы явленьям, и рекам,
и звёздам даём имена,
Для деревьев названья
придумали мы, дровосеки,
Но не знает весна,
что она и взаправду весна,
И, вбежав в океан,
безымянно сплетаются реки.
Оттого, что бессмертия нет
на весёлой земле,
Каждый день предстаёт предо мною
как праздник нежданный,
Каждым утром рождаясь
в туманной и радужной мгле
Безымянным бродягой
вступаю я в мир безымянный.
1946
Во тьму, на дно речного омута,
Где щука старая живёт,
Засасывает листьев золото
Задумчивый водоворот.
Плывут всё новые и новые
И погружаются на дно,
Берёзовые ли, кленовые -
Водовороту всё равно.
А ночь осенняя, пустынная
Приходит, - и из трав густых
Со дна всплывает щука длинная,
Вся в листьях ржаво-золотых.
Ей снова молодость мерещится.
Она, пьянея тишиной,
Как рыжая русалка плещется
Под фосфорической луной.
1946
А в старом парке листья жгут,
Он в сизой дымке весь.
Там листья жгут и счастья ждут,
Как будто счастье есть.
… (далее по ссылке ниже)
Август 1945
Читает Вадим Шефнер:
От домика осталась печка,
Да чёрная труба над ней,
Да сиротливое крылечко
Из грубо тёсанных камней.
Двор зарастает дикой мятой,
А всё же на крылечке том
Сидит, как прежде, пёс лохматый
И стережёт сгоревший дом.
Днём он в лесу иль на болоте
Живёт, охотясь кое-как,
Но к ночи здесь всегда найдёте
Его глядящего во мрак.
Ведь он и сам, наверно, понял,
Что не дождётся никого,
Но помнит тёплые ладони
И голос, кликавший его.
И по ночам - из бурелома,
Из тьмы лесной, из мглы сырой
Шаг чей-то, лёгкий и знакомый,
Ему мерещится порой.
1945
Я мохом серым нарасту на камень,
Где ты пройдёшь. Я буду ждать в саду
И яблонь розовыми лепестками
Тебе на плечи тихо опаду.
Я веткой клёна в белом блеске молний
В окошко стукну. В полдень на углу
Тебе молчаньем о себе напомню
И облаком на солнце набегу.
Но если станет грустно нестерпимо,
Не камнем горя лягу я на грудь -
Я глаз твоих коснусь смолистым дымом:
Поплачь ещё немного - и забудь…
1944
Ударит осколок под левый сосок,
Трава заалеет во рву…
Я пальцы изрежу о стебли осок,
С минуту ещё проживу.
Раскрутится фильм небывалой длины.
Заснятый за множество лет…
И детство, и юность, и встречи, и сны -
Каких только кадров там нет!
Разлуки, дороги, улыбки, дома,
Свои и чужие грехи…
Какой оператор, сошедший с ума,
Такой наснимал чепухи?
Но встанут на место дома, и мосты,
Ошибки, и клёны в цвету,
Когда на экране появишься ты
Наплывом на всю суету.
Ты встанешь у синих задумчивых рек,
В полях, разодетых весной,
Такая печальная, будто навек
Пришла расставаться со мной.
Я крикну тебе: «Дорогая, постой,
Прощаться ещё не пора -
Покличь санитаров, хоть ниткой простой
Пусть сердце зашьют доктора.
Хоть час бы прожить, хоть короткий денёк -
Я так не хочу темноты.
Ведь я на тебя наглядеться не мог,
Зачем прощаешься ты?..»
1944
Как бы ударом страшного тарана
Здесь половина дома снесена,
И в облаках морозного тумана
Обугленная высится стена.
… (далее по ссылке ниже)
1942, Ленинград
Читает Вадим Шефнер:
Против нас полки сосредоточив,
Враг напал на мирную страну.
Белой ночью, самой белой ночью
Начал эту чёрную войну!
Только хочет он или не хочет,
А своё получит от войны:
Скоро даже дни, не только ночи,
Станут, станут для него черны!
1941, 23 июня, Ленинград
Забывчивый охотник на привале
Не разметал, не растоптал костра.
Он в лес ушёл, а ветки догорали
И нехотя чадили до утра.
… (далее по ссылке ниже)
1940
Читает Вадим Шефнер:
Когда сюда входила ты,
То на оранжевых обоях,
Как в поле, синие цветы
Цвели в те дни для нас обоих.
Но ныне облик их не схож
С цветами подлинными в поле…
Обои выгорели. Что ж,
А мы-то лучше стали, что ли?
Расстались мы давным-давно…
Как говорится, песня спета…
Я не снимаю всё равно
Стенного твоего портрета:
Под ним, хранимы в темноте
Тобой - от солнца и от пыли,
Цветы не выгорели те
И помнят всё, что мы забыли.
1940
Я сожалею, что и ты
Когда-нибудь уйдёшь навеки
Из мира, где растут цветы
И в берега стучатся реки.
Вставать не будешь по утрам
И, спать укладываясь поздно,
Через стекло оконных рам
Не будешь вглядываться в звёзды.
(Ведь, как и прежде, в темноте,
В земные вглядываясь дали,
Светиться будут звёзды те,
Что мы вдвоём с тобой видали.)
1939
