Весеннею порою льда И слёз, весной бездонной, Весной бездонною, когда В Москве - конец сезона, Вода доходит в холода По пояс небосклону, Отходят рано поезда, Пруды - жёлто-лимонны, И проводы, как провода, Оттянуты в затоны. Когда ручьи поют романс О непролазной грязи, И вечер явно не про нас Таинственен и черномаз, И неба безобразье - Как речь сказителя из масс И женщин до потопа, Как обаянье без гримас И отдых углекопа. Когда какой-то брод в груди, И лошадью на броде В нас что-то плачет: пощади, Как площади отродье. Но столько в лужах позади Затопленных мелодий, Что вставил вал и заводи Машину половодья. Какой в неё мне вставить вал? Весна моя, не сетуй. Печали час твоей совпал С преображеньем света. Струитесь, чёрные ручьи. Родимые, струитесь. Примите в заводи свои Околицы строительств. Их марева - как облака Зарёй неторопливой. Как август, жаркие века Стопили их наплывы. В краях заката стаял лёд. И по воде, оттаяв, Гнездом сполоснутым плывёт Усадьба без хозяев. Прощальных слёз не осуша И плакав вечер целый, Уходит с запада душа, Ей нечего там делать. Она уходит, как весной Лимонной желтизною Закатной заводи лесной Пускаются в ночное. Она уходит в перегной Потопа, как при Ное, И ей не боязно одной Бездонною весною. Пред нею край, где в поясной Поклон не вгонят стона, Из сердца девушки сенной Не вырежут фестона. Пред ней заря, пред ней и мной Зарёй жёлто-лимонной Простор, затопленный весной, Весной, весной бездонной. И так как с малых детских лет Я ранен женской долей, И след поэта только след Её путей, не боле, И так как я лишь ей задет И ей у нас раздолье, То весь я рад сойти на нет В революцьонной воле. О том ведь и веков рассказ, Как, с красотой не справясь, Пошли топтать не осмотрясь Её живую завязь. А в жизни красоты как раз И крылась жизнь красавиц. Но их дурманил лоботряс И развивал мерзавец. Bенец творенья не потряс Участвующих и погряз Во тьме утаек и прикрас. Отсюда наша ревность в нас И наша месть и зависть.
1931