Глухая пора листопада. Последних гусей косяки. Расстраиваться не надо: У страха глаза велики. Пусть ветер, рябину занянчив, Пугает её перед сном. Порядок творенья обманчив, Как сказка с хорошим концом. Ты завтра очнёшься от спячки И, выйдя на зимнюю гладь, Опять за углом водокачки Как вкопанный будешь стоять. Опять эти белые мухи, И крыши, и святочный дед, И трубы, и лес лопоухий Шутом маскарадным одет. Всё обледенело с размаху В папахе до самых бровей И крадущейся росомахой Подсматривает с ветвей. Ты дальше идёшь с недоверьем. Тропинка ныряет в овраг. Здесь инея сводчатый терем, Решётчатый тёс на дверях. За снежной густой занавеской Какой-то сторожки стена, Дорога, и край перелеска, И новая чаща видна. Торжественное затишье, Оправленное в резьбу, Похоже на четверостишье О спящей царевне в гробу. И белому мёртвому царству, Бросавшему мысленно в дрожь, Я тихо шепчу: «Благодарствуй, Ты больше, чем просят, даёшь».
1941
Читает Михаил Козаков