Михаил Лермонтов, поэма «Тамбовская казначейша»

Тамбовская казначейша

Тамбовская казначейша

Играй, да не отыгрывайся.
Пословица

Посвящение

Пускай слыву я старовером,
Мне всё равно - я даже рад:
Пишу Онегина размером;
Пою, друзья, на старый лад.
Прошу послушать эту сказку!
Её нежданную развязку
Одобрите, быть может, вы
Склоненьем лёгким головы.
Обычай древний наблюдая,
Мы благодетельным вином
Стихи негладкие запьём,
И пробегут они, хромая,
За мирною своей семьёй
К реке забвенья на покой.

1

Тамбов на карте генеральной
Кружком означен не всегда;
Он прежде город был опальный,
Теперь же, право, хоть куда.
Там есть три улицы прямые,
И фонари, и мостовые,
Там два трактира есть, один
«Московский», а другой «Берлин».
Там есть ещё четыре будки,
При них два будочника есть;
По форме отдают вам честь,
И смена им два раза в сутки;
. . . . . . . . . . . .
Короче, славный городок.

2

Но скука, скука, боже правый,
Гостит и там, как над Невой,
Поит вас пресною отравой,
Ласкает чёрствою рукой.
И там есть чопорные франты,
Неумолимые педанты,
И там нет средства от глупцов
И музыкальных вечеров;
И там есть дамы - просто чудо!
Дианы строгие в чепцах,
С отказом вечным на устах.
При них нельзя подумать худо:
В глазах греховное прочтут
И вас осудят, проклянут.

3

Вдруг оживился круг дворянский;
Губернских дев нельзя узнать;
Пришло известье: полк уланский
В Тамбове будет зимовать.
Уланы, ах! такие хваты…
Полковник, верно, неженатый -
А уж бригадный генерал
Конечно даст блестящий бал.
У матушек сверкнули взоры;
Зато, несносные скупцы,
Неумолимые отцы
Пришли в раздумье: сабли, шпоры
Беда для крашеных полов…
Так волновался весь Тамбов.

4

И вот однажды утром рано,
В час лучший девственного сна,
Когда сквозь пелену тумана
Едва проглядывает Цна,
Когда лишь куполы собора
Роскошно золотит Аврора
И, тишины известный враг,
Ещё безмолвствовал кабак,
. . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . .
Уланы справа по шести
Вступили в город; музыканты,
Дремля на лошадях своих,
Играли марш из «Двух слепых».

5

Услыша ласковое ржанье
Желанных вороных коней,
Чьё сердце, полное вниманья,
Тут не запрыгало сильней?
Забыта жаркая перина…
«Малашка, дура, Катерина,
Скорее туфли и платок!
Да где Иван? какой мешок!
Два года ставни отворяют…»
Вот ставни настежь. Целый дом
Трёт стёкла тусклые сукном -
И любопытно пробегают
Глаза опухшие девиц
Ряды суровых, пыльных лиц.

6

«Ах, посмотри сюда, кузина,
Вот этот!» - «Где? майор?» - «О нет!
Как он хорош, а конь - картина,
Да жаль, он, кажется, корнет…
Как ловко, смело избочился…
Поверишь ли, он мне приснился…
Я после не могла уснуть…»
И тут девическая грудь
Косынку тихо поднимает -
И разыгравшейся мечтой
Слегка темнится взор живой.
Но полк прошёл. За ним мелькает
Толпа мальчишек городских,
Немытых, шумных и босых.

7

Против гостиницы «Московской»,
Притона буйных усачей,
Жил некто господин Бобковской,
Губернский старый казначей.
Давно был дом его построен;
Хотя невзрачен, но спокоен;
Меж двух облупленных колонн
Держался кое-как балкон.
На кровле треснувшие доски
Зелёным мохом поросли;
Зато пред окнами цвели
Четыре стриженых берёзки
Взамен гардин и пышных стор,
Невинной роскоши убор.

8

Хозяин был старик угрюмый
С огромной лысой головой.
От юных лет с казённой суммой
Он жил как с собственной казной.
В пучинах сумрачных расчёта
Блуждать была ему охота,
И потому он был игрок
(Его единственный порок).
Любил налево и направо
Он в зимний вечер прометнуть,
Четвёртый куш перечеркнуть,
Рутёркой понтирнуть со славой,
И талью скверную порой
Запить цимлянского струёй.

9

Он был врагом трудов полезных,
Трибун тамбовских удальцов,
Гроза всех матушек уездных
И воспитатель их сынков.
Его краплёные колоды
Не раз невинные доходы
С индеек, масла и овса
Вдруг пожирали в полчаса.
Губернский врач, судья, исправник -
Таков его всегдашний круг;
Последний был делец и друг
И за столом такой забавник,
Что казначейша иногда
Сгорит, бывало, от стыда.

10

Я не поведал вам, читатель,
Что казначей мой был женат.
Благословил его создатель,
Послав ему в супруге клад.
Её ценил он тысяч во сто,
Хотя держал довольно просто
И не выписывал чепцов
Ей из столичных городов.
Предав ей таинства науки,
Как бросить вздох иль томный взор,
Чтоб легче влюбчивый понтёр
Не разглядел проворной штуки,
Меж тем догадливый старик
С глаз не спускал её на миг.

11

И впрямь Авдотья Николавна
Была прелакомый кусок.
Идёт, бывало, гордо, плавно -
Чуть тронет землю башмачок;
В Тамбове не запомнят люди
Такой высокой, полной грУди:
Бела как сахар, так нежна,
Что жилка каждая видна.
Казалося, для нежной страсти
Она родИлась. А глаза…
Ну что такое бирюза?
Что небо? Впрочем, я отчасти
Поклонник голубых очей
И не гожусь в число судей.

12

А этот носик! эти губки,
Два свежих розовых листка!
А перламутровые зубки,
А голос сладкий как мечта!
Она картавя говорила,
Нечисто «р» произносила;
Но этот маленький порок
Кто извинить бы в ней не мог?
Любил трепать её ланиты,
Разнежась, старый казначей.
Как жаль, что не было детей
У них! . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . .

13

Для бОльшей ясности романа
Здесь объявить мне вам пора,
Что страстно влюблена в улана
Была одна её сестра.
Она, как должно, тайну эту
Открыла Дуне по секрету.
Вам не случалось двух сестёр
Замужних слышать разговор?
О чём тут, боже справедливый,
Не судят милые уста!
О русских нравов простота!
Я, право, человек нелживый -
А из-за ширмов раза два
Такие слышал я слова…

14

Итак, тамбовская красотка
Ценить умела уж усы
. . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . .
Что ж? знание её сгубило!
Один улан, повеса милый
(Я вместе часто с ним бывал),
В трактире номер занимал
Окно в окно с её уборной.
Он был мужчина в тридцать лет;
Штаб-ротмистр, строен, как корнет;
Взор пылкий, ус довольно чёрный, -
Короче, идеал девиц,
Одно из славных русских лиц.

15

Он всё отцовское именье
Ещё корнетом прокутил;
С тех пор дарами провиденья,
Как птица божия, он жил.
Он спать, лежать привык; не ведать,
Чем будет завтра пообедать.
Шатаясь по Руси кругом,
То на курьерских, то верхом,
То полупьяным ремонтёром,
То волокитой отпускным,
Привык он к случаям таким,
Что я бы сам почёл их вздором,
Когда бы все его слова
Хоть тень имели хвастовства.

16

Страстьми земными не смущаем,
Он не терялся никогда
. . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . .
Бывало, в деле, под картечью
Всех рассмешит надутой речью,
Гримасой, фарсой площадной
Иль неподдельной остротой.
Шутя однажды после спора
Всадил он другу пулю в лоб;
Шутя и сам он лёг бы в гроб -
Порой незлобен как дитя,
Был добр и честен, но шутя.

17

Он не был тем, что волокитой
У нас привыкли называть;
Он не ходил тропой избитой,
Свой путь умея пролагать;
Не делал страстных изъяснений,
Не становился на колени;
А несмотря на то, друзья,
Счастливей был, чем вы и я.
. . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . .
Таков-то был штаб-ротмистр Гарин:
По крайней мере мой портрет
Был схож тому назад пять лет.

18

Спешил о редкостях Тамбова
Он у трактирщика узнать.
Узнал немало он смешного -
Интриг секретных шесть иль пять,
Узнал, невесты как богаты,
Где свахи водятся иль сваты;
Но занял более всего
Мысль беспокойную его
Рассказ о молодой соседке.
«Бедняжка! - думает улан. -
Такой безжизненный болван
Имеет право в этой клетке
Тебя стеречь - и я, злодей,
Не тронусь участью твоей?»

19

К окну поспешно он садится,
Надев персидский архалук;
В устах его едва дымится
Узорный бисерный чубук.
На кудри мягкие надета
Ермолка вИшневого цвета
С каймой и кистью золотой,
Дар молдаванки молодой.
Сидит и смотрит он прилежно…
Вот, промелькнувши как во мгле,
Обрисовался на стекле
Головки милой профиль нежный;
Вот будто стукнуло окно…
Вот отворяется оно.

20

Ещё безмолвен город сонный;
На окнах блещет утра свет;
Ещё по улице мощёной
Не раздаётся стук карет…
Что ж казначейшу молодую
Так рано пОдняло? Какую
Назвать причину поверней?
Уж не бессонница ль у ней?
На ручку опершись головкой,
Она вздыхает, а в руке
Чулок; но дело не в чулке -
Заняться этим нам неловко…
И если правду уж сказать -
Ну кстати ль было б ей вязать!

21

Сначала взор её прелестный
Бродил по синим небесам,
Потом склонился к поднебесной
И вдруг… какой позор и срам!
Напротив, у окна трактира,
Сидит мужчина без мундира.
Скорей, штаб-ротмистр! ваш сюртук!
И поделом… окошко стук…
И скрылось милое виденье.
Конечно, добрые друзья,
Такая грустная статья
На вас навеяла б смущенье;
Но я отдам улану честь -
Он молвил: «Что ж? начало есть».

22

Два дня окно не отворялось.
Он терпелив. На третий день
На стёклах снова показалась
Её пленительная тень;
Тихонько рама заскрипела.
Она с чулком к окну подсела.
Но опытный заметил взгляд
Её заботливый наряд.
Своей удачею довольный,
Он встал и вышел со двора -
И не вернулся до утра.
Потом, хоть было очень больно,
Собрав запас душевных сил,
Три дня к окну не подходил.

23

Но эта маленькая ссора
Имела участь нежных ссор:
Меж них завёлся очень скоро
Немой, но внятный разговор.
Язык любви, язык чудесный,
Одной лишь юности известный,
Кому, кто раз хоть был любим,
Не стал ты языком родным?
В минуту страстного волненья
Кому хоть раз ты не помог
Близ милых уст, у милых ног?
Кого под игом принужденья,
В толпе завистливой и злой,
Не спас ты, чудный и живой?

24

Скажу короче: в две недели
Наш Гарин твёрдо мог узнать,
Когда она встаёт с постели,
Пьёт с мужем чай, идёт гулять.
Отправится ль она к обедне -
Он в церкви, верно, не последний;
К сырой колонне прислонясь,
Стоит всё время не крестясь.
Лучом краснеющей лампады
Его лицо озарено:
Как мрачно, холодно оно!
А испытующие взгляды
То вдруг померкнут, то блестят -
Проникнуть в грудь её хотят.

25

Давно разрешено сомненье,
Что любопытен нежный пол.
Улан большое впечатленье
На казначейшу произвёл
Своею странностью. Конечно,
Не надо было б мысли грешной
Дорогу в сердце пролагать,
Её бояться и ласкать!
. . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . .
Жизнь без любви такая скверность!
А что, скажите, за предмет
Для страсти муж, который сед?

26

Но время шло. «Пора к развязке! -
Так говорил любовник мой. -
Вздыхают молча только в сказке,
А я не сказочный герой».
Раз входит, кланяясь пренизко,
Лакей. «Что это?» - «Вот-с записка;
Вам барин кланяться велел-с;
Сам не приехал - много дел-с;
Да приказал вас звать к обеду,
А вечерком потанцевать.
Он сам изволил так сказать».
- «Ступай, скажи, что я приеду».
И в три часа, надев колет,
Летит штаб-ротмистр на обед.

27

Амфитрион был предводитель -
И в день рождения жены,
Порядка ревностный блюститель,
Созвал губернские чины
И целый полк. Хотя бригадный
Заставил ждать себя изрядно
И после целый день зевал,
Но праздник в том не потерял.
Он был устроен очень мило:
В огромных вазах по столам
Стояли яблоки для дам;
А для мужчин в буфете было
Ещё с утра принесено
В больших трёх ящиках вино.

28

Вперёд под ручку с генеральшей
Пошёл хозяин. Вот за стол
Уселся от мужчин подальше
Прекрасный, но стыдливый пол -
И дружно загремел с балкона,
Средь утешительного звона
Тарелок, ложек и ножей,
Весь хор уланских трубачей:
Обычай древний, но прекрасный;
Он возбуждает аппетит,
Порою кстати заглушит
Меж двух соседей говор страстный -
Но в наше время решено,
Что всё старинное смешно.

29

Родов, обычаев боярских
Теперь и следу не ищи,
И только на пирах гусарских
Гремят, как прежде, трубачи.
О, скоро ль мне придется снова
Сидеть среди кружка родного
С бокалом влаги золотой
При звуках песни полковой!
И скоро ль ментиков червонных
Приветный блеск увижу я,
В тот серый час, когда заря
На строй гусаров полусонных
И на бивак их у леска
Бросает луч исподтишка!

30

С Авдотьей Николавной рядом
Сидел штаб-ротмистр удалой -
Впился в неё упрямым взглядом,
Крутя усы одной рукой.
Он видел, как в ней сердце билось…
И вдруг - не знаю, как случилось -
Ноги её иль башмачка
Коснулся шпорой он слегка.
Тут началися извиненья
И завязался разговор;
Два комплимента, нежный взор -
И уж дошло до изъясненья…
Да, да - как честный офицер!
Но казначейша - не пример.

31

Она, в ответ на нежный шёпот,
Немой восторг спеша сокрыть,
Невинной дружбы тяжкий опыт
Ему решилась предложить -
Таков обычай деревенский!
Помучить - способ самый женский.
Но уж давно известна нам
Любовь друзей и дружба дам!
Какое адское мученье
Сидеть весь вечер tete-a-tete
С красавицей в осьмнадцать лет
. . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . .

32

Вообще я мог в году последнем
В девицах наших городских
Заметить страсть к воздушным бредням
И мистицизму. Бойтесь их!
Такая мудрая супруга,
В часы любовного досуга,
Вам вдруг захочет доказать,
Что два и три совсем не пять;
Иль вместо пламенных лобзаний
Магнетизировать начнёт -
И счастлив муж, коли заснёт!..
Плоды подобных замечаний,
Конечно б, мог не ведать мир,
Но польза, польза мой кумир.

33

Я бал описывать не стану,
Хоть это был блестящий бал.
Весь вечер моему улану
Амур прилежно помогал.
Увы . . . . . . . . .
Не веруют амуру ныне;
Забыт любви волшебный царь;
Давно остыл его алтарь!
Но за столичным просвещеньем
Провинциалы не спешат;
. . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . .

34

И сердце Дуни покорилось;
Его сковал могучий взор…
Ей дома целу ночь всё снилось
Бряцанье сабли или шпор.
Поутру, встав часу в девятом,
Садится в шлафоре измятом
Она за вечную канву -
Всё тот же сон и наяву.
По службе занят муж ревнивый,
Она одна - разгул мечтам!
Вдруг дверью стукнули. «Кто там?
Андрюшка! Ах, тюлень ленивый!..»
Вот чей-то шаг - и перед ней
Явился… только не Андрей.

35

Вы отгадаете, конечно,
Кто этот гость нежданный был.
Немного, может быть, поспешно
Любовник смелый поступил;
Но, впрочем, взявши в рассмотренье
Его минувшее терпенье
И рассудив, легко поймёшь,
Зачем рискует молодёжь.
Кивнув легонько головою,
Он к Дуне молча подошёл
И на лицо её навёл
Взор, отуманенный тоскою;
Потом стал длинный ус крутить,
Вздохнул и начал говорить:

36

«Я вижу, вы меня не ждали -
Прочесть легко из ваших глаз;
Ах, вы ещё не испытали,
Что в страсти значит день, что час!
Среди сердечного волненья
Нет сил, нет власти, нет терпенья!
Я здесь - на всё решился я…
Тебе я предан… ты моя!
Ни мелочные толки света,
Ничто, ничто не страшно мне;
Презренье светской болтовне -
Иль я умру от пистолета…
О, не пугайся, не дрожи;
Ведь я любим - скажи, скажи!..»

37

И взор его притворно скромный,
Склоняясь к ней, то угасал,
То, разгораясь страстью томной,
Огнём сверкающим пылал.
Бледна, в смущеньи оставалась
Она пред ним… Ему казалось,
Что чрез минуту для него
Любви наступит торжество…
Как вдруг внезапный и невольный
Стыд овладел её душой -
И, вспыхнув вся, она рукой
Толкнула прочь его: «Довольно,
Молчите - слышать не хочу!
Оставите ль? я закричу!..»

38

Он смотрит: это не притворство,
Не штуки - как ни говори, -
А просто женское упорство,
Капризы - чёрт их побери!
И вот - о, верх всех унижений! -
Штаб-ротмистр преклонил колени
И молит жалобно; как вдруг
Дверь настежь - и в дверях супруг.
Красотка: «Ах!» Они взглянули
Друг другу сумрачно в глаза;
Но молча разнеслась гроза,
И Гарин вышел. Дома пули
И пистолеты снарядил,
Присел - и трубку закурил.

39

И через час ему приносит
Записку грязную лакей.
Что это? чудо! Нынче просит
К себе на вистик казначей,
Он именинник - будут гости…
От удивления и злости
Чуть не задохся наш герой.
Уж не обман ли тут какой?
Весь день проводит он в волненье.
Настал и вечер наконец.
Глядит в окно: каков хитрец -
Дом полон, что за освещенье!
А всё засунуть - или нет? -
В карман на случай пистолет.

40

Он входит в дом. Его встречает
Она сама, потупя взор.
Вздох полновесный прерывает
Едва начатый разговор.
О сцене утренней ни слова.
Они друг другу чужды снова.
Он о погоде говорит;
Она «да-с, нет-с» - и замолчит.
Измучен тайною досадой,
Идёт он дальше в кабинет…
Но здесь спешить нам нужды нет,
Притом спешить нигде не надо.
Итак, позвольте отдохнуть,
А там докончим как-нибудь.

41

Я жить спешил в былые годы,
Искал волнений и тревог,
Законы мудрые природы
Я безрассудно пренебрёг.
Что ж вышло? Право, смех и жалость!
Сковала душу мне усталость,
А сожаленье день и ночь
Твердит о прошлом. Чем помочь?
Назад не возвратят усилья.
Так в клетке молодой орёл,
Глядя на горы и на дол,
Напрасно не подъемлет крылья -
Кровавой пищи не клюёт,
Сидит, молчит и смерти ждёт.

42

Ужель исчез ты, возраст милый,
Когда всё сердце говорит,
И бьётся сердце с дивной силой,
И мысль восторгами кипит?
Не всё ж томиться бесполезно
Орлу за клеткою железной:
Он свой воздушный прежний путь
Ещё найдёт когда-нибудь,
Туда, где снегом и туманом
Одеты тёмные скалЫ,
Где гнёзда вьют одни орлы,
Где тучи бродят караваном!
Там можно крылья развернуть
На вольный и роскошный путь!

43

Но есть всему конец на свете,
И даже выспренним мечтам.
Ну, к делу. Гарин в кабинете.
О чудеса! Хозяин сам
Его встречает с восхищеньем,
Сажает, потчует вареньем,
Несёт шампанского стакан.
«Иуда!» - мыслит мой улан.
Толпа гостей теснилась шумно
Вокруг зелёного стола;
Игра уж дельная была,
И банк притом благоразумный.
Его держал сам казначей
Для облегчения друзей.

44

И так как господин Бобковский
Великим делом занят сам,
То здесь блестящий круг тамбовский
Позвольте мне представить вам.
Во-первых, господин советник,
Блюститель нравов, мирный сплетник,
. . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . .
А вот уездный предводитель,
Весь спрятан в галстук, фрак до пят,
Дискант, усы и мутный взгляд.
А вот, спокойствия рачитель,
Сидит и сам исправник - но
Об нём уж я сказал давно.

45

Вот, в полуфрачке, раздушённый,
Времён новейших Митрофан,
Нетёсаный, недоучённый,
А уж безнравственный болван.
Доверье полное имея
К игре и знанью казначея,
Он понтирует, как велят, -
И этой чести очень рад.
Ещё тут были… но довольно,
Читатель милый, будет с вас.
И так несвязный мой рассказ,
Перу покорствуя невольно
И своенравию чернил,
Бог знает чем я испестрил.

46

Пошла игра. Один, бледнея,
Рвал карты, вскрикивал; другой,
Поверить проигрыш не смея,
Сидел с поникшей головой.
Иные, при удачной талье,
Стаканы шумно наливали
И чокались. Но банкомет
Был нем и мрачен. Хладный пот
По гладкой лысине струился.
Он всё проигрывал дотла.
В ушах его «дана», «взяла»
Так и звучали. Он взбесился -
И проиграл свой старый дом
И всё, что в нём или при нём.

47

Он проиграл коляску, дрожки,
Трёх лошадей, два хомута,
Всю мебель, женины серёжки,
Короче - всё, всё дочиста.
Отчаянья и злости полный,
Сидел он бледный и безмолвный.
Уж было за полночь. Треща,
Одна погасла уж свеча.
Свет утра синевато-бледный
Вдоль по туманным небесам
Скользил. Уж многим игрокам
Сон прогулять казалось вредно,
Как вдруг, очнувшись, казначей
Вниманья просит у гостей.

48

И просит важно позволенья
Лишь талью прометнуть одну,
Но с тем, чтоб отыграть именье
Иль «проиграть уж и жену».
О страх! о ужас! о злодейство!
И как доныне казначейство
Еще терпеть его могло!
Всех будто варом обожгло.
Улан один прехладнокровно
К нему подходит. «Очень рад, -
Он говорит, - пускай шумят,
Мы дело кончим полюбовно,
Но только чур не плутовать -
Иначе вам несдобровать!»

49

Теперь кружок понтёров праздных
Вообразить прошу я вас,
Цвета их лиц разнообразных,
Блистанье их очков и глаз,
Потом усастого героя,
Который понтирует стоя;
Против него меж двух свечей
Огромный лоб, седых кудрей
Покрытый редкими клочками,
Улыбкой вытянутый рот
И две руки с колодой - вот
И вся картина перед вами,
Когда прибавим вдалеке
Жену на креслах в уголке.

50

Что в ней тогда происходило -
Я не берусь вам объяснить:
Её лицо изобразило
Так много мук, что, может быть,
Когда бы вы их разгадали,
Вы поневоле б зарыдали.
Но пусть участия слеза
Не отуманит вам глаза:
Смешно участье в человеке,
Который жил и знает свет.
Рассказы вымышленных бед
В чувствительном прошедшем веке
Немало проливали слёз…
Кто ж в этом выиграл - вопрос?

51

Недолго битва продолжалась;
Улан отчаянно играл;
Над стариком судьба смеялась -
И жребий выпал… час настал…
Тогда Авдотья Николавна,
Встав с кресел, медленно и плавно
К столу в молчаньи подошла -
Но только цвет её чела
Был страшно бледен; обомлела
Толпа, - все ждут чего-нибудь -
Упрёков, жалоб, слёз - ничуть!
Она на мужа посмотрела
И бросила ему в лицо
Своё венчальное кольцо -

52

И в обморок. Её в охапку
Схватив - с добычей дорогой,
Забыв расчёты, саблю, шапку,
Улан отправился домой.
Поутру вестию забавной
Смущён был город благонравный.
Неделю целую спустя,
Кто очень важно, кто шутя,
Об этом все распространялись;
Старик защитников нашёл;
Улана проклял милый пол -
За что, мы, право, не дознались.
Не зависть ли!.. Но нет, нет, нет;
Ух! я не выношу клевет!..

53

И вот конец печальной были,
Иль сказки - выражусь прямей.
Признайтесь, вы меня бранили?
Вы ждали, действия? страстей?
Повсюду нынче ищут драмы,
Все просят крови - даже дамы.
А я, как робкий ученик,
Остановился в лучший миг;
Простым нервическим припадком
Неловко сцену заключил,
Соперников не помирил
И не поссорил их порядком…
Что ж делать! Вот вам мой рассказ,
Друзья; покамест будет с вас.

Конец 1837 - начало 1838