Домой Вниз Поиск по сайту

Игорь Кобзев

КОБЗЕВ Игорь Иванович (19 августа 1924, Ростов-на-Дону - 10 мая 1986, Москва; похоронен на Кунцевском кладбище), русский советский поэт.

Игорь Кобзев. Igor Kobzev

Основные темы творчества - русская история, судьба русского народа. Сборники стихов и поэм «Шпага чести» (1963), «Лебеди в Москве» (1964), «Радонежье» (1968), «Гусляры» (1971), «Мгновения» (1977) и др. Литературная критика. Создал и возглавил (1977) общественный музей «Слова о полку Игореве». Был известен и как живописец.

Подробнее

Фотогалерея (4)

[Приглашаю посмотреть моё стихотворение: «Читая «Избранное» Кобзева».]

ПОЭМА (1):

СТИХИ (31):

Вверх Вниз

Русским женщинам

Еду полями, дорогой завьюженной…
Ветер да снег. Ни дымка, ни жилья.
Кто нам налгал, что «людьми перегружена
Необозримая наша земля»?!

Эти б края заселить новосёлами!..
Горестно мне за родимый народ:
Русскими градами, русскими сёлами
Сушит просторы людской недород.

Где они - прежние, шумные, щедрые
Русские семьи - плечо над плечом! -
Эти дружины, которым все недруги,
Холод и голод - и всё нипочём!

Что же случилось? Война ли всё помнится?
Ложь иль корысть добрались до сердец?
Смотришь: слюбились сокол с соколицей,
А от любви их - один лишь птенец.

Русские матери! Русские женщины!
Знаю: вы много хлебнули беды.
Знаю: доныне ещё не уменьшены
Ваши заботы и ваши труды.

Русские женщины! Русские матери!
Кто же поможет вам лучше детей?
Я говорю вам: побольше рожайте вы
Рослых, могучих богатырей!

1980


Скрипка Тухачевского

Враг отступал поспешно и постыдно.
Страдала спесь потрёпанных господ:
- Какой конфуз: бунтующее быдло,
Дикарский сброд - о, боже! - верх берёт!..

А где-то улыбался Тухачевский:
- «Дикарский сброд»?
Мерси! Не ожидал! -
И, в горнице задёрнув занавески,
Щекой к послушной скрипке припадал.

И над избой, калёной от мороза,
Над штаб-квартирой сабельных полков
Бравурные стаккато Берлиоза
Из-под смычка рвались до облаков.

Кругом шрапнель над полночью визжала.
Дымилась опалённая страна.
Но что-то очень важное вещала
Дрожащая скрипичная струна.

Свинцовый цокот, посвисты ночные
Перебивал чарующий мотив.
И чутко замирали часовые,
И слушали, дыханье затаив.

1978


Дочка

Есть у меня сестра родная,
И есть любимая жена,
Есть милый сын… Но не скрываю:
Ещё и дочка мне нужна.

Мы все немногодетны ныне,
Спешим себя ж обворовать! -
А надо каждому мужчине
Кого-то дочкой называть.

Тут, видно, есть какой-то жёсткий
Закон, присущий естеству,
Уж я осинки да берёзки,
Бывает, «дочками» зову…

Синица жалостным комочком,
Озябнув, подлетит к окну,
Насыплю зёрен: «Кушай, дочка,
Да поскорей зови весну!»

А как ещё я озабочен,
Порою просто сердце жмёт,
Когда одна из многих дочек
В слезах по улице пройдёт!..

1975


По грибы

Старушка, ветхая горбунья,
Бредёт с лукошком по грибы.
По виду прямо как колдунья.
Но до чего ж глаза добры.

Вдали орёт горластый кочет,
Полёт пчелы и тот слыхать.
Старушка ласково бормочет:
- Какая в мире благодать!

Сухая, как горбушка хлеба, -
Ну что за счастье ей дано?
А светлой радости - до неба! -
У ней в глазах полным-полно!

Уже давно я примечаю:
Кто, малой малостью согрет,
Живёт, себя не величая, -
Тому - милее белый свет!

Когда без самолюбованья
Умеем мы глядеть на мир,
Каким-то благом, без названья,
Нас одаряет каждый миг.

1975


Счастливая

Седая, некрасивая,
Усталая на вид,
«Какая я счастливая!» -
Она мне говорит…

И вправду, так и светятся
Два солнца из-под век.
Дивлюсь. Не часто встретится
Счастливый человек!

- В чём счастье? - шепчет тихая.
Вишь, робкой я слыла,
Трудилась век ткачихою,
Богатств не наткала.

А тут всех наших суженых
Война взяла к себе.
Вот и жила без мужа я,
Не радуясь судьбе…

Ну ладно, Что же делать-то?
Чем скрасить маету?
Взяла в детдоме деточку,
Чужую сироту.

Была девчонка хилая,
Как смерть, господь прости!
А нонь - какая милая!
Аж глаз не отвести!

Ну, стало быть, мы с дочкою
Живём себе ладком…
Как вдруг велят мне: срочно, мол,
Явиться в исполком!

И вон какую весточку
Нежданно слышу я:
Поздравь свою, мол, девочку -
Нашлась её семья!

Всем свидеться не терпится.
Но ты - вторая мать -
Скажи: согласна встретиться,
Согласна ль их принять?

О господи! Согласна ли?
Бог видит: я не прочь!
Ведь вон какой прекрасною
Я им взрастила дочь!

«Нет, мать с отцом схоронены
В год боевой страды.
Сестрёнку ищут с родины
Три брата, три сестры».

И тут они, молодчики,
Нагрянули в мой дом:
Учительницы, лётчики,
Ветврач да агроном.

Все ласковые самые.
Добрее не сыскать:
Уж с первой встречи «мамою»
Меня все стали звать!

Теперь скучать мне некогда:
То, глядь, подарки шлют,
То сами в праздник съедутся,
То в гости призовут.

Тут доля сиротливая
До гроба не грозит.
«Какая я счастливая!» -
Она мне говорит…

1974


Богатырь

В былине, на древней картине,
В легенде, поросшей быльём,
Я часто встречаюсь доныне
С могучим богатырём…

В нём - доблесть бойца удалого,
И верность, и рыцарский пыл.
Вознёс его дар Васнецова
И Врубель - в бессмертье врубил!

Он - рослый, прямой и упрямый,
В кольчуге. С шеломом стальным,
И конь его, тяжкий как мамонт,
Чугунно ступает под ним.

Какой же он сильный-пресильный!
А очи горят добротой.
Как будто бы взор его синий
Забрызгало волжской водой.

Ты дай ему лямку - для тяги, -
Он Землю своротит плечом!
А я, как о малом дитяте,
Вседневно тревожусь о нём.

Я думаю с тайной заботой:
Могуча у воина грудь,
Да больно он добр. Коль охота -
Такого легко обмануть!

Ни грозное ханство, ни царство
Не сделают с ним ничего.
Но хитрость! Но ложь! Но коварство!
Вот страшное зло для него!

1972


Хлеб

В кафе, где стены с зеркалами,
Где грохот джаза дразнит плоть,
В углу валялся под ногами
Ржаной поджаристый ломоть…

Корить кого-нибудь нелепо
За то, что мир разбогател
И что кусок ржаного хлеба
Никто поднять не захотел.

Но мне тот хлеб, ржаной, «немодный»,
С обидой тихо проворчал:
«Забыли, чай, как в год голодный
Я всю Россию выручал?!

Когда война в дома ломилась,
И чёрный ветер мёл золу,
Тогда небось во сне не снилось,
Чтоб хлеб валялся на полу!

Добро, что люди сыты ныне,
Что столько праздничных судеб.
Но, как заветные святыни,
Нельзя ронять на землю хлеб».

Я протянул поспешно руку
И подобрал ржаной кусок -
Как поскользнувшемуся другу
Подняться на ноги помог.

1972


Бабушкин талант

На лето к бабусе
Съезжаются внуки -
Надежда искусства,
Светила науки.

Они рассуждают
Про «квинты», про «кванты», -
Уж это, как видно,
Большие таланты!

А бабушка рада
Их доле желанной,
Сама-то весь век
Прожила «бесталанной».

Один лишь талант
Ей дался, бестолковой:
Детишек рожать
Да ходить за коровой.

Один она знала
«Научный расчёт»:
«Кто рано встаёт -
Тому бог подаёт!»

Пожары да войны
По землям летели,
Дичали коровы,
Деревни горели.

А бабка под полом
Детей укрывала
Да минное поле
Под озимь пахала.

Крапивку крошила
С последнею коркой
Да всё говорила
Свою поговорку:

«Никто не видал,
Как бог напитал!»

Уж как она рада,
Что выросли внуки -
Надежда искусства,
Светила науки!

Она им, учёным,
Внимает молчком
И поит топлёным
Густым молочком…

1971


Старая вишня

По садам, по тихим перелескам,
С лунным блеском, птичьим переплеском
Майская метелица прошла.
И в пылу весеннего задора
Сохнущая вишня у забора
Напоследок буйно зацвела.

Не смущаясь возрастом закатным,
Вся оделась жемчугом окатным,
Чтобы надивиться не могли.
Ветерок играет в белой чёлке,
Меж густых ветвей пируют пчёлки,
И гудят небритые шмели.

А в саду, раскидистом и пышном,
Молодые вишни еле слышно
Шепчутся губами лепестков.
Суд рядят над старою соседкой,
Называют «праздной пустоцветкой»,
Говорят: «Не даст она плодов!»

Для чего над старою злословить?
Молодость не ветром унесло ведь.
Час заката к каждому придёт.
Жизни срок ненадолго даётся.
Хорошо, что вишня не сдаётся,
Хорошо, что всё-таки цветёт!

1970


Дума о Родине

Заводи тёмные,
Шум тополей,
Тихие, тёплые
Руки полей…

Милая Родина,
Я - твой росток,
Малая родинка,
Родничок.

В стынь и в распутицу
Веровал я
Свято: да сбудется
Воля твоя!

Годы всё множатся,
Ткут седину.
Стал я тревожиться
За страну.

Памятью детства
Дорога манит.
Каждое деревце
Душу щемит.

Каждой травинкою,
Где прохожу,
Я - как кровинкою -
Дорожу.

Древняя, отчая
Матерь-земля
Стала как доченька
Для меня.

Думаю думушку,
Спать не могу:
Чем ей, голубушке,
Помогу?

Как мне сады
Заслонить от ветров,
Наши труды
Сохранить от врагов?

Как защитить
От недобрых людей
Звонких синичек
И гордых лосей?

Как от бесчестной
Потравы сберечь
Русские песни
И русскую речь?!

1969


Русская рубашка

Ты не сделай, милая, промашку:
Галстуков мне модных не дари,
Подари мне русскую рубашку
Цвета ясной утренней зари!

Верно, я не сделаюсь красивей,
Но, гордясь рубашкою своей,
Стану я, как принято в России,
Проще, бесшабашней и смелей.

Жить так жить! Без робости и страху!
Обходных дорожек не искать!
В трудный час последнюю рубаху
Верному товарищу отдать!

А коль ворог, распроклятый ворон,
Оплетёт коварной ворожбой,
Я рвану на той рубахе ворот
И - как воин! - в рукопашный бой!

Говорю вам, а на сердце тяжко,
Милая серчает: брось чудить!
Подари, мол, русскую рубашку! -
А такой рубашки не купить.

Где-то втихаря определили,
Дескать, тем рубашкам вышел срок.
Всех нас поголовно обрядили
В среднеевропейский пиджачок.

Но ведь есть черкески с газырями,
Можно же в гуцулке щегольнуть!..
Отчего же нам перед друзьями
Русским узорочьем не блеснуть?

Мудрая Советская Отчизна!
Ты не верь, что недруги шипят:
Сроду никакого «шовинизма»
Русские рубашки не таят!

Ты не сделай, милая, промашку:
Галстуков мне модных не дари,
Лучше сшей мне русскую рубашку
Цвета ясной утренней зари!

1968


Первое свидание

Свидание в консерватории.
Большой, как Африка, рояль.
Восторженная грусть Бетховена
И Брамса терпкая печаль.
Потом - сиреневые сумерки,
Сырой асфальт - как гладь реки.
На чёрном лаке модной сумочки -
Мерцающие огоньки…
- Вы помните, в стихах у Тютчева?..
- А что сказал об этом Блок?.. -
Идём, чуть-чуть друг друга мучая
Цитатами прекрасных строк…
Какие оба мы нарядные,
В плащах шуршащих и тугих;
И все слова у нас парадные,
Как будто смокинги на них.
О Пикассо дебаты шумные,
Потом о музыке опять.
Какие мы ужасно умные, -
Спешим друг другу доказать.

А нам всего нужней раскованность,
Чтоб стать немножечко нежней.
А нам всего нужней рискованность.
Нам «глупость» мудрости нужней!
Чтоб не гадать по тайным признакам,
А взять и крикнуть, не тая:
«Не слушай ты меня, капризную,
Не видишь, я уже - твоя!»
Но где там! Мы такие честные!
Мы так тонки и так умны!
А дальше - точно в драме Чехова -
Вдруг звук оборванной струны…
И сразу - всё! Конец истории!
И не поможет мудрый ум.
И - словно нет консерватории.
И в телефонной трубке шум.
Страдая вечной одинокостью,
Как у Петрарки, вновь и вновь,
Своей излишнею высокостью
Несчастна первая любовь.
Но всё равно, пускай несчастная,
Она, как память юных дней, -
Неповторимая, прекрасная,
И большинство стихов - о ней.

1966


Сквозь дождь

Ты всё ворчишь: «Какой туман лежит!
Всё дождь и дождь, на улицу не выйдешь!..»
- Помилуй бог, да можно ли так жить,
Когда ты свет сквозь сумерки не видишь!

А я люблю, как мандолинит дождь,
Люблю, когда сквозь тусклое ненастье,
Сквозь шум листвы и занавески дрожь
Дохнёт вдруг светлым дуновеньем счастья.

Дождь для меня - лохматый дирижёр.
Едва взмахнёт он палочкой своею -
Всё лучшее, хранимое душой,
Овладевает памятью моею.

Сквозь дождь я вижу тысячу чудес:
Земля душистым маревом сочится,
А мы вдвоём несёмся через лес,
И дождь, как гость, в стекло реки стучится.

Давно промок непрочный целлофан…
Что за беда? Ведь дождик не навеки!..
Зато так сладко, сладко целовать
Все в капельках светящиеся веки…

1963


Помедли, ночь…

Нам по Москве гулять бы до рассвета…
Но летом ночь, как песня коротка.
Зачем так быстро кружится планета?
Смотри: уже - в бруснике облака…

Уходит ночь, и время встреч уводит
И крутит стрелок тонкие усы.
Кто там на Первом часовом заводе
Завёл такие быстрые часы?

На скверах ветер весь пропах сиренью.
Но ведь сирень недолго будет жить.
Не говорю: «Остановись, мгновенье!»
Одно прошу: «Не надо так спешить!»

Луна всё тает. Звёзды спать ложатся.
Помедли, ночь, хотя бы полчаса!
Так хочется сиренью надышаться
И наглядеться в милые глаза!..

1961


Простая любовь

Нам простой любви не хватает:
Мало ценим мы всё простое.
Надо больше любить трамваи,
Те, в которых трясёмся стоя.

Надо больше ценить бульвары,
Где ограды, как дым, сквозные,
Надо крепче любить базары,
Где товары все - расписные!

Надо легче прощать обиды.
Доброты от людей не пряча,
Улыбаясь с приветным видом -
И своим, и чужим удачам…

Нет, не нужно искать покоя:
Жажде подвига - всюду честь!
Но любите жизнь и такою,
Вот такою,
           какая есть.

1960


В старом городе

Есть в сердце родная сторонка;
Никто к ней дороги не знает;
А там золотая девчонка
Давно обо мне вспоминает.

Живёт она в городе старом.
В окошках цветные стекольца…
Я слушать вовек не устал бы,
Как звонко она смеется.

Но столько нелёгких задачек,
Так много томительных будней.
Мой ласковый солнечный зайчик,
Что будет с тобою? Что будет?

Ты грустно шагаешь с работы.
Погода всё хуже и хуже.
Скользят твои чёрные боты
В глубокие чёрные лужи.

Туман навалился на город.
Вся набережная в тумане.
Деревья, дома и заборы -
Как замки в старинном романе…

Горланят и мечутся чайки,
Как песни осенней печали;
И лодки - как будто овчарки -
Цепями звенят на причале.

Фонарик мигает и манит.
Мелькают попутные лица.
Легко заблудиться в тумане.
Легко навсегда заблудиться.

1960


Мечта

Мне бы отыскать себе девчонку,
Чтоб была бы гибкой как лоза,
А к другим не гнулась!
                       И в сторонку
Не косила хитрые глаза!

Мне бы надо милую такую,
Чтоб, не запирая на засов,
Мог её оставить, не ревнуя,
Среди самых ловких удальцов.

Чтобы - кто за ней ни увивался,
Кто б пробиться к сердцу ни хотел, -
Я б ходил, спокойно улыбался
И своих соперников жалел;

И в гостях, в театре или в клубе,
Стоя, отвернувшись,
                    в стороне,
Чувствовал, что любит, очень любит,
Очень нежно тянется ко мне!

1960


Конь

Не могу смотреть, как на арене,
Пыль бичом стреляющим гоня,
Дрессировщик ставит на колени
Нервного и нежного коня.

Как он, бедный, пятится и скачет,
Подавляя собственный позор,
Как он от толпы стыдливо прячет
Свой блестящий оскорблённый взор!

…Лишь однажды в цирке -
Впрямь как в песне -
Конь порвал тугие удила,
И при всех фасонистый наездник
Выскочил как пуля из седла.

Ахнул цирк. А конь стрелою - в двери,
Сквозь контроль -
В шумиху площадей,
Где текла, глазам своим не веря,
Жизнь, отвыкшая от лошадей.

Золотой попоною покрытый,
Рассыпая ржанья звонкий альт,
Конь летел,
И жадные копыта
Целовали городской асфальт.

Мимо красноглазых светофоров,
Карим взором не косясь на них,
Мимо перепуганных шофёров,
Мимо обомлевших постовых

Конь летел, неся свободы трепет,
С гордою, как вымпел, головой.
И сквозь камни проступали степи,
Пахнущие скифскою травой…

1959


Ключ

Ценнее всех ценностей мира,
Прекрасней, чем солнечный луч,
Был нам от безлюдной квартиры
Доверен хозяйкою ключ.

Нам некого стало бояться:
Приют был надёжный вполне.
Но страшно вдруг стало остаться
Впервые наедине…

Казалось: сердца не вместили
Неистовой радости той,
Невольно глаза загрустили,
Как будто перед бедой.

И тихо вдруг стало в квартире,
Где даже часы не стучат,
Где только одни в целом мире
Два сердца колотят в набат,

Где губы бормочут: «Не надо»,
А руки уже говорят,
Что этой ненужной пощады
Они ни за что не простят.

1959


На речном трамвае

Ночной фарватер лампочки зажёг.
Москва-река блестит в вечернем платье.
Речной трамвай, как белый утюжок,
Морщинки волн неторопливо гладит…

Плывут, обнявшись, двое над водой,
Над зыбкими цветными зеркалами,
И ночь им шепчет лунной красотой
Всё то, что им не выразить словами.

И мне знакома шаткая скамья,
И этот плёс, и даже эта лунность.
Не знаю чья - чужая иль моя -
В июньский сумрак уплывает юность…

Сбежать бы снова с резвостью юнца -
Рука в руке - к реке, напропалую!
И плыть вдвоём - до ночи, до конца,
До Кунцева,
            до первых поцелуев.

1959


***

Я в шахматы играл со Счастьем.
Рассчитывая каждый ход,
Я, как большой, искусный мастер,
Послушных пешек вёл вперёд.

Я горд был, что мои фигуры
Ряды противника теснят.
Но счастье становилось хмурым
И отворачивало взгляд.

И вдруг я совершил ошибку,
Зевнул и проиграл коня, -
И с ослепительной улыбкой
Взглянуло счастье на меня!

И понял я: плохой я мастер!
Здесь трудно всё предугадать.
Чтоб выиграть улыбку Счастья,
Порою надо проиграть!

1959


Верю

Жизнь - это, в общем, весёлое дело!
С детства я верю в счастливый конец.
Верю, что за пять секунд до расстрела
Весть о спасенье привозит гонец!

Верю, что все, кто быть злыми стараются,
Все, кто кому-то расчётливо мстят,
Просто хороших поступков стесняются
И доброту показать не хотят.

А огорчений большое количество -
Это сумбурный, предутренний сон:
Стоит вот только включить электричество -
И моментально рассеется он!..

1958


В весеннем городе

В весеннем городе,
В вечернем шуме мая,
Когда всё небо - как зелёный светофор,
Вы часто слышите на скверах и в трамваях
Смешной и несерьёзный разговор…

Все эти речи очень бестолковы.
О чём они? Да просто ни о чём.
О том, что у сирени цвет лиловый,
Что грустно врозь и весело вдвоём.

Там счёт ведут веснушкам и ресницам,
Какую-то бессмыслицу плетут.
Со стороны посмотришь: точно птицы -
Не знают сами, что они поют…

А всё ж мне жаль тех умниц, для которых
Всё это - чепуха и ерунда
Кто этих несерьёзных разговоров
Вести уже не будет никогда…

1957


«Люби людей!»

Мне мама говорила: «Будь хорошим,
О собственной удаче не радей,
Люби людей, а не собак иль кошек,
Люби людей, всегда люби людей…»

И что хитрить? Признаюсь без утайки:
Людей, живущих трудно на земле,
Жалею больше я
               собаки-лайки,
Заброшенной скитаться в звёздной мгле.

Грущу, когда скворца посадят в клетку…
Но ближе мне скорбь человечьих душ,
Мне больше жаль сварливую соседку,
Которую недавно бросил муж.

Пусть жизнь меня не раз по сердцу била
Обидами, больнее всех плетей,
Я помню, как мне мама говорила:
«Люби людей. Всегда люби людей…»

Легко ль любить,
Встречая лживых женщин,
Плутов, завистников, что причиняют зло?
Ах, если б я людей любил поменьше,
Мне не было б так в жизни тяжело.

1957


Снегири

Ты видел, как в блёстках
Морозной зари
В стеклянных берёзках
Поют снегири?

В завьюженных рощах,
Где скудный уют,
Не плачут, не ропщут,
А песни поют.

Как было бы страшно
В безмолвных лесах
Без этих отважных,
Отчаянных птах!

Метели их нянчат,
И в гнёздах у всех -
Не пух одуванчиков -
Ветер да снег.

Им зябко без пищи,
Без тёплых лучей.
Но счастья не ищут
За далью морей.

1956


В восемнадцать лет

В тихий час цветения акаций,
На пороге счастья и весны,
Девушкам, которым восемнадцать,
Снятся удивительные сны.

Всем им снится город лучезарный,
Ярким блеском залитый дворец,
И вокруг - восторг и благодарность
К их ногам поверженных сердец.

В снах они - владычицы экрана,
Лебеди, скользящие в лучах;
Ледоколы водят сквозь туманы,
Раненых выносят на плечах…

Девушки! Они умеют верить
В золотые восемнадцать лет,
Будто им дано по меньшей мере
В жизни осчастливить целый свет!

Потому они так ходят прямо,
Гордо, независимо глядят
И своим незнаменитым мамам
Иногда немножечко дерзят.

1955


В трамвае

В небе дым поблёклый.
Снег на тротуаре.
На трамвайных стёклах
Ледяной гербарий…

Люди у оконцев
Сгорбились, озябли.
А скупое солнце
Брызгает по капле…

Вдруг в вагон трамвая,
Где тепла так мало,
Лёгкий снег сметая,
Девушка вбежала.

На пушистой шубке
Серебристый иней.
Розовые губки -
В вишне иль в малине.

Видно, возвращалась
С первого свиданья,
И в глазах осталось
Нежное сиянье…

Все, кто был в вагоне,
Повернули лица:
И вдруг каждый понял,
Что весна в столице.

1955


Первая любовь

Я рос в семье, где «Варшавянку» пели,
Где никогда не горбились в беде,
Где рядом с гордой выцветшей шинелью
Будёновка висела на гвозде…
Когда к нам в дом сходились вечерами
Друзья отца, в ремнях и в орденах,
Я жадно слушал, затаив дыханье:
О конниках и бронепоездах…
Но стоило лишь тётушке из Курска,
Съязвить, задев их общий идеал,
Что, дескать, коммунистам чужды чувства,
Её у нас я больше не видал…

Когда отец мой стал седоголовым,
А я подрос - и мог его понять, -
Немногословно, строго и сурово
Он мне решил про юность рассказать.
И я тогда увидел близко-близко
Ту станцию, и дом его родной,
И девушку, соседку, гимназистку,
Почти как в песне, с русою косой…

Отец мой знал: он ей совсем не пара.
Нелепо было б встретить их вдвоём:
Его в мазутной блузе кочегара
И в шёлковом передничке её.
Не для него мать штопала и шила,
Копила деньги, не спала всю ночь,
Не для него в гимназии учила
В губернском городе
                    свою гордячку дочь.
У девушки «прекрасные манеры»,
И, верно, не какой-то «вертопрах» -
Дворяне, молодые офицеры
Танцуют с ней мазурку на балах…
Один из них сказал отцу когда-то
(Отец был взят в путейский батальон).
- Не лезь в вагон,
                   собакам и солдатам
Вход в первый класс строжайше запрещён!

Но в мире переменчива погода!
И вот в посёлок, где он жил и рос,
Весною восемнадцатого года
Примчал отца горячий паровоз.
Он прямо с фронта. Он окопом пахнет.
Он многое там понял, на войне.
С малиновою ленточкой папаха
И маузер тяжёлый на ремне.
Вернись теперь назад тот офицерик,
Отец ему за всё бы отплатил!
Да, видно, дальний иностранный берег
Бродягу-эмигранта приютил.

Отец из школ вышвыривал иконы,
В атаках кровью истекал не раз,
На митингах провозглашал законы,
Не замечая чьих-то нежных глаз…

Бой человека делает упрямым,
Решительным, красивым, может быть.
В тот грозный год, я понимаю, мама,
Ты не могла отца не полюбить.
Я понимаю, почему так свято
Всегда-всегда у нас в кругу семьи
Хранят оружье, отмечают даты
И вспоминают старые бои!
Видать, не только пролитою кровью,
Не только бунтом против мира зла,
Но счастьем жизни,
                   первою любовью
Для многих революция была.

1954


***

Я не умею быть счастливым,
Я легче трудности несу.
Так часто людям некрасивым
Костюм нарядный не к лицу.

Мне петь бы песни в день удачи,
А я всё думаю, чудак:
«Быть может, рядом кто-то плачет…
Мне весело, а им-то как?»

Как можно, чтоб меня машина
Несла на мягких тормозах,
А кто-нибудь смотрел мне в спину
С обидной завистью в глазах?!

И на пирах я счастлив не был;
Меня смущает там одно:
Ещё есть в мире дом без хлеба,
А я пью хлебное вино!

Всегда, когда я рад бываю,
Мне трудно скрыть неловкий вид,
Как будто я сижу в трамвае,
А рядом женщина стоит…

1954


В осеннем парке

Ноябрь - плохое время для влюблённых,
Но молодость не помнит ни о чём.
Под потолком из жёлтых листьев клёна
Им, видимо, неплохо здесь вдвоём.

У поцелуев горький привкус дыма.
И парень не стыдится повторять:
- Я очень счастлив быть твоим любимым,
Но я свободу не хочу терять.

Ей верилось, что будет всё иначе,
Что им «свобода» станет ни к чему.
Как сложно всё! Она едва не плачет,
А всё же нежно тянется к нему…

А день какой!.. Раскаявшись в угрозах,
Ноябрь весенней свежестью запах.
Намёка нет на близкие морозы,
И почки набухают на ветвях.

Доверчивые, глупые растенья!
Ей стало жаль их попросту до слёз:
Чуть солнышко - у них уже цветенье,
А впереди - декабрь, зима, мороз…

1953


В гостях

Звуки вальса, как морские чайки,
Падали и подымались вверх.
Гости были влюблены в хозяйку,
Нам она казалась лучше всех.

В комнате звенело и сверкало,
Абажур качался над столом.
Вспыхивали искорки бокалов…
Кто-то с кем-то спорил о Толстом.

И, возможно, не было б вопросов,
И не нужно было бы грустить,
Если б я с потухшей папиросой
Не зашёл на кухню прикурить.

Я увидел, что, пока мы сами
Шумным спором были заняты,
Мать-старушка с сонными глазами,
Сгорбившись, стояла у плиты.

Я был лишним на такой пирушке.
Сколько помню, с самых малых лет
Я ломал красивые игрушки,
Если в них разгадывал секрет.

Веря в настоящее веселье,
Я искал отзывчивых людей…
Я ушёл, укутавшись шинелью,
Слушать шум московских площадей.

1952


Вверх Вниз

Биография

КОБЗЕВ Игорь Иванович (19.08.1924 - 10.05.1986), поэт и общественный деятель. Родился в Ростове-на-Дону в семье железнодорожника. Окончил Литературный институт. Как поэт печататься начал ещё в годы войны.

Первые стихи были опубликованы в армейской газете 4-го Украинского фронта. Первая книга стихов «Прямые пути» вышла в свет в 1952. Кобзев входил в литературу как поэт-лирик. Стихи о любви, верности, дружбе пользовались большой популярностью у молодежи. Они подкупали свежестью и чистотой, душевным светом, радостью жизни («Лебеди в Москве», «О цветах», «Чувство жизни», «Доброта», «Красивая девушка», «Шпага чести», «Вечерние тени», «Белые ночи», «Когда ушла ты, не любя», «Первое свидание» и др.). Очень нежно и зримо рисует поэт картины родной природы. Восторг перед красотой и добротой, будь то в природе или в человеке, присущ большинству лирических стихов Кобзева.

Поэт много путешествовал в качестве журналиста. Непосредственные впечатления вкладывались в поэтические строки («В Ясной Поляне», «В Михайловском», «Поездка в Суздаль», «Покров на Нерли», «Город Китеж», «Палехские узоры», «Дума о Родине»). В них поэт обращается к истокам Отечества, к исторической славе России. С годами мотивы истории и судьбы России становятся лейтмотивом в творчестве Кобзева. Они особенно усиливаются после того, как поэт «оторвался» от «цэдээловской» суеты и поселился на даче в посёлке Семхоз в окрестностях Сергиева Посада (1965). Там он влился в литературный кружок писателей-патриотов, которые последовали примеру И. Шевцова и приобрели себе дачи в Семхозе. Впоследствии эта группа из 20 человек во главе с автором только что появившейся «Тли» И. Шевцовым превратилась в отряд патриотов-«радонежцев». С той поры в поэзии Кобзева преобладают гражданские мотивы. Поэт активно включается в идеологическую борьбу с отщепенцами, как внутренними, так и сбежавшими на Запад за «чечевичной похлёбкой» диссидентами.

Когда М. Алексеев, будучи главным редактором журнала «Москва», опубликовал явно провокационное стихотворение сиониста С. Липкина «Союз И», Кобзев немедленно откликнулся стихотворением «Ответ Семёну Липкину». Стихотворение Липкина заканчивалось строками: «Без союзов язык онемеет и пожалуй сойдёт с колеи. Человечество быть не сумеет без народа по имени "И"». В ответ Кобзев писал:

Хоть вы избрали, Липкин,
эзоповский язык,
читатель без ошибки
в ваш замысел проник.
Итак, выходит что же?
Вы из чужой семьи?
Вам Родины дороже
народ на букву «И».
Не подрывайте корни
Союза Эс-Эс-Эр,
где поит вас и кормит
народ на букву «Эр».

Тематически муза Кобзева многопланова и многогранна. Большой цикл стихов посвящён жизни и событиям за рубежом («В Стамбуле», «В тропиках», «В венской опере», «На площади Испании» и др.). Перу Кобзева принадлежат полдюжины небольших по объёму поэм («Радонежский лес», «Дума о России» и др.), в которых поэт с позиций истинного патриотизма поднимает животрепещущие проблемы и вопросы действительности. Кобзев также выступал в периодической печати и как литературный критик, и как публицист. Когда в 1970 сионистская критика как за рубежом, так и в нашей стране обрушила шквал разгромных статей на И. Шевцова в связи с выходом в свет его патриотических романов «Любовь и ненависть» и «Во имя отца и сына», Кобзев единственный в нашей стране на страницах «Советской России» выступил в защиту опального писателя-патриота.

В декабре 1977 Кобзев создаёт в Москве общественный музей «Слова о полку Игореве». Он возглавлял его со дня основания вплоть до своей кончины. Активистами музея были около 100 человек. Главной целью музея было не только изучать и пропагандировать великие памятники литературы, но и всеми возможными способами содействовать возрождению русского национального сознания.

Основную, очень многостороннюю работу вёл сам Кобзев. В течение ряда лет он работал над поэтическим переложением «Слова о полку Игореве». Оно было издано в одном из его сборников. Его перевод отличает особая точность в передаче древнерусского текста, тонкое поэтическое чутьё и следование ритмике поэмы.

Кобзев был также хорошим художником. Он написал серию картин, посвящённую «Слову о полку Игореве».

Разрабатывая древнерусскую тему в поэзии, Кобзев писал о герое «Слова о полку Игореве». В его поэме «Меч-кладенец» высказывается мнение, что автором «Слова» был сам князь Игорь. На заседаниях музея вопрос об авторстве поэмы поднимался неоднократно. И надо сказать, что многие активисты поддерживали мнение об авторе - князе Игоре. Этого же мнения придерживался и писатель В. А. Чивилихин, неоднократно присутствовавший на заседаниях музея «Слова о полку Игореве», впоследствии посвятивший «Слову» несколько глав своего романа-эссе «Память».

На заседаниях музея «Слова о полку Игореве» обсуждались не только русские древности, но и ставились вопросы о сегодняшнем положении русского народа. Многие активисты и посетители музея впоследствии стали членами таких патриотических организаций, как «Витязи» и общество «Память».

Л. И. © Институт Русской Цивилизации


КОБЗЕВ, Игорь Иванович (р. 19.VIII.1924, Ростов-на-Дону) - русский советский поэт. Родился в семье железнодорожника. Первые стихи опубликовал в 1943 во фронтовой газете. В 1950 окончил Литературный институт им. М. Горького. В лучших стихах Кобзева о любви и семье есть лиризм, понимание душевных состояний человека. Выделяются такие сильно написанные стихотворения, как «Первая любовь», «Легенда», «Со мной по соседству художник один», интересные по мысли «Спецкорреспондент», «Я в гору шёл», некоторые стихотворные новеллы. Однако многие стихи Кобзева небрежны по форме, зачастую они страдают описательностью, декларативностью, в некоторых ощущается привкус обывательщины.

Соч.: Мои знакомые, М., 1956; Да здравствует романтика!, М., 1959; Лицом к солнцу. Новые стихи, М., 1962; Лебеди в Москве, М., 1964.

Лит.: Левицкий Л., О мещанстве, романтике и просто стихах, «Новый мир», 1960, № 5; Аннинский Л., В чаще критериев, «Лит. газета», 1964, 25 июня; Богословский Н., Не лучше ли было помолчать, «Известия», 1961, 18 дек.; Максимов М., Смеляков Я., Осторожно - мещанство!, «Известия», 1964, 25 сент.

М. Михайлова

Краткая литературная энциклопедия: В 9 т. - Т. 3. - М.: Советская энциклопедия, 1966

Стихотворения взяты из книги:

Кобзев И. И. Избранное. Стихотворения и поэмы. М.: Худож. лит., 1985.

Все авторские права на произведения принадлежат их авторам и охраняются законом.
Если Вы считаете, что Ваши права нарушены, - свяжитесь с автором сайта.

Админ Вверх
МЕНЮ САЙТА