Афинейскому витязю
Сидевша об руку царя Чрез поприще на колеснице, Державшего в своей деснице С оливой гром, иль чрез моря Протекшего в венце Нептуна, Или c улыбкою Фортуна Кому жемчужный нектар свой Носила в чаше золотой - Блажен! кто путь устлал цветами И окурил алоем вкруг, И лиры громкими струнами Утешил, бранный славя дух. Испытывал своих я сил И пел могущих человеков; А чтоб вдали грядущих веков Ярчей их в мраке блеск светил И я не осуждался б в лести, Для прочности к их громкой чести Примешивал я правды глас, - Звучал моей трубой Парнас. Но, ах! познал, познал я смертных, Что и великие из них Не могут снесть лучей небесных: Мрачит бог света очи их. Так пусть фортуны чада, Возлегши на цветах, Среди обилий сада, Курений в облаках, Наместо чиста злата, Шумихи любят блеск; Пусть лира таровата Их умножает плеск, - Я руки умываю И лести не коснусь; Власть сильных почитаю, - Богов в них чтить боюсь. Я славить мужа днесь избрал, Который сшёл с театра славы, Который удержал те нравы, Какими древний век блистал; Не горд - и жизнь ведёт простую, Не лжив - и истину святую, Внимая, исполняет сам; Почтен от всех не по чинам; Честь, в службе снисканну, свободой Не расточил, а приобрёл; Он взглядом, мужеством, породой, Заслугой, силою - орёл. Снискать я от него Не льщусь ни хвал, ни уваженья; Из одного благодаренья, По чувству сердца моего, Я песнь ему пою простую, Ту вспоминая быль святую, В его как богатырски дни, Лет несколько назад, в тени Премудрой той жены небесной, Которой бодрый дух младой Садил в Афинах сад прелестный, И век катился золотой, - Как мысль моя, подобно Пчеле, полна отрад, Шумливо, но не злобно Облётывала сад Предметов, ей любезных, И, взяв с них сок и цвет, Искусством струн священных Преобращала в мед, - Текли восторгов реки Из чувств души моей; Все были человеки В стране счастливы сей. На бурном видел я коне В ристаньи моего героя; С ним брат его, вся Троя, Полк витязей являлись мне! Их брони, шлемы позлащенны, Как лесом, перьем осененны, Мне тмили взор; а с копий их, с мечей Сквозь пыль сверкал пожар лучей; Прекрасных вслед Пентезилее Строй дев их украшали чин; Венцы Ахилла мой бодрее Низал на дротик исполин. Я зрел, как жилистой рукой Он шесть коней на ипподроме Вмиг осаждал в бегу; как в громе Он, колесницы с гор бедрой Своей препнув склоненье, Минерву удержал в паденье; Я зрел, как в дыме пред полком Он, в ранах светел, бодр лицом, В единоборстве хитр, проворен, На огнескачущих волнах Был в мрачной буре тих, спокоен, Горела молния в очах. Его покой - движенье, Игра - борьба и бег, Забавы - пляска, пенье И сельских тьма утех Для укрепленья тела. Его был дом - друзей. Кто приходил для дела - Не запирал дверей; Души и сердца пища Его - несчастным щит; Не пышные жилища - В них он был знаменит. Я зрел в ареопаге сонм Богатырей, ему подобных, Седых, правдивых, благородных, Весы державших, пальму, гром. Они, восседши за зерцалом, В великом деле или малом, Не зря на власть, богатств покров, Произрекали суд богов; А где рукой и руку мыли, Желая сильному помочь, - Дьяки, взяв шапку, выходили С поклоном от неправды прочь. Тогда не прихоть чли - закон; Лишь благу общему радели; Той подлой мысли не имели, Чтоб только свой набить мамон. Венцы стяжали, звуки славы, А деньги берегли и нравы, И всякую свою ступень Не оценяли всякий день; Хоть был и недруг кто друг другу, - Усердие вело, не месть: Умели чтить в врагах заслугу И отдавать достойным честь. Тогда по счётам знали, Что десять и что ноль; Пиявиц унимали, На них посыпав соль; В день ясный не сердились, Зря на небе пятно, С ладьи лишь торопились, Сняв вздуто полотно; Кубарить не любили Дел со дня на другой; Что можно, вмиг творили, Оставя свой покой. Тогда Кулибинский фонарь, Что светел издали, близь темен, Был не во всех местах потребен; Горел кристалл, горел от зарь; Стоял в столпах гранит средь дома: Опрись на них, и - не солома. В спартанской коже персов дух Не обаял сердца и слух; Не по опушке добродетель, Не по ходулям великан: Так мой герой был благодетель Не по улыбке - по делам. О ты, что правишь небесами И манием колеблешь мир, Подъемлешь скиптр на злых с громами, А добрым припасаешь пир, Юпитер! О Нептун, что бурным, Как скатертям, морям лазурным Разлиться по земле велел, Брега поставив им в предел! И ты, Вулкан, что пред горнАми В дне ада молнию куёшь! И ты, о Феб, что нам стрелами Златыми свет и жизнь лиёшь! Внемлите все молитву, О боги! вы мою: Зверей, рыб, птиц ловитву И благодать свою На нивы там пошлите, Где отставной герой Мой будет жить. - Продлите Век, здравье и покой Ему вы безмятежный. И ты, о милый Вакх! Подчас у нимфы нежной Позволь спать на грудях.
1796
Примечания
Посвящено гр. А. Г. Орлову-Чесменскому (1737-1808). Ода написана в духе од древнегреческого поэта Пиндара (в рукописи названа «пиндарической»), воспевавшего победителей на Олимпийских играх. С этим связано и сопоставление А. Г. Орлова, славившегося своей силой и ловкостью, с древнегреческим атлетом - афинейским витязем.
Чрез поприще на колеснице. В 1762 г. Орлов вывез Екатерину II из Петергофа, где она была под присмотром, в Петербург. Там гвардейские полки присягнули ей.
Протекшего в венце Нептуна. Во время первой русско-турецкой войны Орлов командовал русским флотом. За разгром турецкого флота под Чесмой ему был присвоен титул «Чесменский».
Носила в чаше золотой. - «т.е. кому благоприятствовало счастие» (Объяснение Державина).
Примешивал я правды глас… Мрачит бог света очи их. «Читатели могут заметить, что во всех сочинениях автора множество правды и нравоучения». «Правда глаза колет: сколь ни хвалили его сочинения, но многим они были весьма неприятны, для чего он и терпел довольно неприятностей» (Объяснение Державина).
Шумихи любят блеск. «Это относится на всех любимцев императрицы, а паче на последнего, кн. Зубова, которые иногда и дрянные сочинения предпочитали лучшим, когда в первых их хвалили» (Объяснение Державина).
Который сшёл с театра славы. Орлов вышел в отставку в 1774 г.
Из одного благодаренья. «Автор был уже сенатором и до отставного гр. Орлова не имел никакого дела, но написал сию похвалу ему из чувствования одной благодарности за то, что когда первый был гвардии Преображенского полка майором, а последний в том полку солдатом, то он ему, пришед без всякой протекции, сказал, что он обижен, что моложе его произвели в капралы, а он остаётся (рядовым); то граф тотчас произвёл его в капральский чин; сие было 1762 в Москве» (Объяснение Державина).
В его как богатырски дни. Т.е. до того, как Орлов вышел в отставку. Тут и далее (почти до конца оды) в ряде строк и строф Державин противопоставляет «первоначальные дни царствования Екатерины II», когда, с его точки зрения, «как двор состоял, гвардия, так и сенат из людей видных, крепких как духом, так и телом» (Объяснение Державина), последующему периоду, когда руководить государством стали люди, подобные последнему фавориту императрицы, Платону Зубову, и его окружению.
На бурном видел я коне и далее. В этой строфе говорится о петербургской «карусели» (турнире) 14 июня 1766 г., предпринятой для того, чтобы «несколько развлечь россиян, между которыми начинали обнаруживаться неудовольствие и волнение». Устроена карусель была по предложению Орловых. «Карусель» состояла из нескольких «кадрилей»; Григорий Орлов (фаворит императрицы) предводительствовал «римской кадрилью», Алексей - «турецкой» (Троя - город в Малой Азии, т.е. в Турции).
Пентезилея - царица амазонок, племени воинственных женщин (см. «Илиаду» Гомера). «С нею сравниваются здесь те девицы и дамы, которые были в кадрили, ездили на колесницах и снимали дротиками венцы» (Объяснение Державина).
Он шесть коней на ипподроме. Алексей Орлов отличался легендарной физической силой: он «мог удерживать шесть лошадей, скачущих во весь опор в колеснице, схватя оную за колесо» (Объяснение Державина).
Минерву удержал в паденье. «Гр. Орлов спас императрицу Екатерину от неизбежной смерти, когда в Царском селе на устроенных деревянных высоких горах катилась она в колеснице и выпрыгнуло из колеи медное колесо: граф, стоя на запятках, на всём раскате, спустя одну ногу на сторону, куда упадала колесница, а рукой схватясь за перилы, удержал от падения оную» (Объяснение Державина).
Его покой движенье и т.д. Орлов любил русские народные игры, пляски, песни, кулачный бой, бег, скачки и т.п. и был радушным хозяином.
Дьяки, взяв шапку, выходили. «10-я строфа изображает того времени сенаторов твёрдых и благородных истиною, в числе коих и брат Орлова граф Фёдор Григорьевич был прокурором. Хотя тогда бояре как человеки также хотели иногда помогать друг другу, но обер-секретари, взяв шапку, выходили с поклоном из присутствия, не подписав несправедливого приговора. Будучи в чрезвычайной силе, Орловы однако ж никогда не вмешивались в непринадлежавшие до них дела. С сего куплета начинается тонкая критика или ирония на последние дни правления императрицы, когда она от старости уже ослабла».
Мамон. Маммона - бог богатства у древних. Здесь употреблено в значении «богатство», «состояние», «карман».
Пиявиц унимали. Державин считает, что в начале царствования Екатерины II «взятки строго наказаны были»; например, калужский воевода Мясоедов за взятки был привязан к позорному столбу, «а под конец царствования так послаблено сие злоупотребление, что можно сказать: на словах запрещалось, а на деле одобрялось» (Объяснение Державина).
Кубарить не любили. Кубарь - волчок. Выражение это заимствовано из «Былей и небылиц» Екатерины II. По её разъяснению, означает: мешкать на одном месте, не делая ничего, или слоняться без толку, когда предстоит дело.
Тогда Кулибинский фонарь и т.д. Кулибин И. П. (1735- 1818) - выдающийся русский самоучка механик. Известный «фонарь» его отличался тем, что светил на далёкое расстояние от одной свечи, причём чем ближе к фонарю, тем слабее был свет. Этим сравнением Державин намекает на некоторых вельмож конца царствования Екатерины II, занимавших высокие государственные должности, но совершенно не пригодных к ним, например на генерал-прокурора сената А. Н. Самойлова, - «который по фавору употреблён был во многие должности, будучи совсем неспособен, что время доказало» (Объяснение Державина). Самойлов был родственником Г. А. Потёмкина, стал генерал-прокурором уже после смерти Потёмкина и вскоре после того, как тяжело заболел бывший генерал-прокурор кн. А. А. Вяземский. Был уволен с должности генерал-прокурора вскоре по вступлении на престол Павла I.
Опрись о них, и - не солома. «Т. е. были подпорой государства люди твёрдые и не так, как Зубов, в то время подобный соломе, которая тотчас гнулась, кто на неё опирался, ибо часто случалось, что сам, приказывая что, не мог того поддерживать» (Объяснение Державина).
И ты, о милый Вакх! «Бог винограда и веселий, ибо гр. Орлов любил иногда русские увеселения» (Объяснение Державина).
