Анна Ахматова, цикл «Реквием»
Биография и стихотворения А. Ахматовой
Другой цикл:
Биография и стихотворения А. Ахматовой
Другой цикл:
Нет, и не под чуждым небосводом, И не под защитой чуждых крыл, - Я была тогда с моим народом, Там, где мой народ, к несчастью, был 1961
В страшные годы ежовщины я провела семнадцать месяцев в тюремных очередях в Ленинграде. Как-то раз кто-то «опознал» меня. Тогда стоящая за мной женщина, которая, конечно, никогда не слыхала моего имени, очнулась от свойственного нам всем оцепенения и спросила меня на ухо (там все говорили шёпотом):
- А это вы можете описать?
И я сказала:
- Могу.
Тогда что-то вроде улыбки скользнуло по тому, что некогда было её лицом.
1 апреля 1957, Ленинград
Перед этим горем гнутся горы, Не течёт великая река, Но крепки тюремные затворы, А за ними «каторжные норы» И смертельная тоска. Для кого-то веет ветер свежий, Для кого-то нежится закат - Мы не знаем, мы повсюду те же, Слышим лишь ключей постылый скрежет Да шаги тяжёлые солдат. Подымались как к обедне ранней, По столице одичалой шли, Там встречались, мёртвых бездыханней, Солнце ниже, и Нева туманней, А надежда всё поёт вдали. Приговор… И сразу слёзы хлынут, Ото всех уже отделена, Словно с болью жизнь из сердца вынут, Словно грубо навзничь опрокинут, Но идёт… Шатается… Одна… Где теперь невольные подруги Двух моих осатанелых лет? Что им чудится в сибирской вьюге, Что мерещится им в лунном круге? Им я шлю прощальный свой привет.
Март 1940
Это было, когда улыбался Только мёртвый, спокойствию рад. И ненужным привеском качался Возле тюрем своих Ленинград. И когда, обезумев от муки, Шли уже осуждённых полки, И короткую песню разлуки Паровозные пели гудки, Звёзды смерти стояли над нами, И безвинная корчилась Русь Под кровавыми сапогами И под шинами чёрных марусь. 1 Уводили тебя на рассвете, За тобой, как на выносе, шла, В тёмной горнице плакали дети, У божницы свеча оплыла. На губах твоих холод иконки, Смертный пот на челе… Не забыть! Буду я, как стрелецкие жёнки, Под кремлёвскими башнями выть.
[Ноябрь] 1935, Москва
2 Тихо льётся тихий Дон, Жёлтый месяц входит в дом. Входит в шапке набекрень, Видит жёлтый месяц тень. Эта женщина больна, Эта женщина одна. Муж в могиле, сын в тюрьме, Помолитесь обо мне.
1938
3 Нет, это не я, это кто-то другой страдает. Я бы так не могла, а то, что случилось, Пусть чёрные сукна покроют, И пусть унесут фонари… Ночь.
1939
4 Показать бы тебе, насмешнице И любимице всех друзей, Царскосельской весёлой грешнице, Что случится с жизнью твоей - Как трёхсотая, с передачею, Под Крестами будешь стоять И своею слезою горячею Новогодний лёд прожигать. Там тюремный тополь качается, И ни звука - а сколько там Неповинных жизней кончается…
1938
5 Семнадцать месяцев кричу, Зову тебя домой, Кидалась в ноги палачу, Ты сын и ужас мой. Всё перепуталось навек, И мне не разобрать Теперь, кто зверь, кто человек, И долго ль казни ждать. И только пыльные цветы, И звон кадильный, и следы Куда-то в никуда. И прямо мне в глаза глядит И скорой гибелью грозит Огромная звезда.
1939
6 Лёгкие летят недели, Что случилось, не пойму. Как тебе, сынок, в тюрьму Ночи белые глядели, Как они опять глядят Ястребиным жарким оком, О твоём кресте высоком И о смерти говорят.
Весна 1939
И упало каменное слово На мою ещё живую грудь. Ничего, ведь я была готова, Справлюсь с этим как-нибудь. У меня сегодня много дела: Надо память до конца убить, Надо, чтоб душа окаменела, Надо снова научиться жить. А не то… Горячий шелест лета, Словно праздник за моим окном. Я давно предчувствовала этот Светлый день и опустелый дом.
[22 июня] 1939, Фонтанный Дом
Ты всё равно придёшь - зачем же не теперь? Я жду тебя - мне очень трудно. Я потушила свет и отворила дверь Тебе, такой простой и чудной. Прими для этого какой угодно вид, Ворвись отравленным снарядом Иль с гирькой подкрадись, как опытный бандит, Иль отрави тифозным чадом. Иль сказочкой, придуманной тобой И всем до тошноты знакомой, - Чтоб я увидела верх шапки голубой И бледного от страха управдома. Мне всё равно теперь. Клубится Енисей, Звезда Полярная сияет. И синий блеск возлюбленных очей Последний ужас застилает.
19 августа 1939, Фонтанный Дом
9 Уже безумие крылом Души накрыло половину, И поит огненным вином И манит в чёрную долину. И поняла я, что ему Должна я уступить победу, Прислушиваясь к своему Уже как бы чужому бреду. И не позволит ничего Оно мне унести с собою (Как ни упрашивай его И как ни докучай мольбою): Ни сына страшные глаза - Окаменелое страданье, Ни день, когда пришла гроза, Ни час тюремного свиданья, Ни милую прохладу рук, Ни лип взволнованные тени, Ни отдалённый лёгкий звук - Слова последних утешений.
4 мая 1940, Фонтанный Дом
Не рыдай Мене, Мати, во гробе зрящия.
Хор ангелов великий час восславил, И небеса расплавились в огне. Отцу сказал: «Почто Меня оставил!» А матери: «О, не рыдай Мене…»
1938
Магдалина билась и рыдала, Ученик любимый каменел, А туда, где молча Мать стояла, Так никто взглянуть и не посмел.
1940, Фонтанный Дом
I Узнала я, как опадают лица, Как из-под век выглядывает страх, Как клинописи жёсткие страницы Страдание выводит на щеках, Как локоны из пепельных и чёрных Серебряными делаются вдруг, Улыбка вянет на губах покорных, И в сухоньком смешке дрожит испуг. И я молюсь не о себе одной, А обо всех, кто там стоял со мною, И в лютый холод, и в июльский зной Под красною ослепшею стеною. II Опять поминальный приблизился час. Я вижу, я слышу, я чувствую вас: И ту, что едва до окна довели, И ту, что родимой не топчет земли, И ту, что красивой тряхнув головой, Сказала: «Сюда прихожу, как домой». Хотелось бы всех поимённо назвать, Да отняли список, и негде узнать. Для них соткала я широкий покров Из бедных, у них же подслушанных слов. О них вспоминаю всегда и везде, О них не забуду и в новой беде, И если зажмут мой измученный рот, Которым кричит стомильонный народ, Пусть так же они поминают меня В канун моего поминального дня. А если когда-нибудь в этой стране Воздвигнуть задумают памятник мне, Согласье на это даю торжество, Но только с условьем - не ставить его Ни около моря, где я родилась: Последняя с морем разорвана связь, Ни в царском саду у заветного пня, Где тень безутешная ищет меня, А здесь, где стояла я триста часов И где для меня не открыли засов. Затем, что и в смерти блаженной боюсь Забыть громыхание чёрных марусь, Забыть, как постылая хлопала дверь И выла старуха, как раненый зверь. И пусть с неподвижных и бронзовых век Как слёзы, струится подтаявший снег, И голубь тюремный пусть гулит вдали, И тихо идут по Неве корабли.
Около 10 марта 1940, Фонтанный Дом
1935 - 1940
Читает Анна Ахматова: