ТРЕДИАКОВСКИЙ Василий Кириллович [22 февраля (5 марта) 1703, Астрахань - 6 (17) августа 1768, Петербург], русский поэт, филолог, академик Петербургской АН (1745-59).
В работе «Новый и краткий способ к сложению российских стихов» (1735) сформулировал принципы русского силлабо-тонического стихосложения. Поэма «Тилемахида» (1766).
Негде Ворону унесть сыра часть случилось;
На дерево с тем взлетел, кое полюбилось.
Оного Лисице захотелось вот поесть;
Для того, домочься б, вздумала такую лесть:
Воронову красоту, перья цвет почтивши,
И его вещбу ещё также похваливши,
«Прямо, - говорила, - птицею почту тебя
Зевсовою впредки, буде глас твой для себя
И услышу песнь, доброт всех твоих достойну».
Ворон похвалой надмен, мня себе пристойну,
Начал, сколько можно громче, кракать и кричать,
Чтоб похвал последню получить себе печать;
Но тем самым из его носа растворенна
Выпал на землю тот сыр. Лиска, ободренна
Оною корыстью, говорит тому на смех:
«Всем ты добр, мой Ворон;
только ты без сердца мех».
[1752]
Птицею почту тебя Зевсовою. Птицею Зевса считался орЁл.
Мня себе пристойну - т. е. считая, что похвала ему пристойна.
Без сердца мех - чучело.
В отечество своё как прибыл некто вспять, А не было его там почитай лет с пять, То завсе пред людьми, где было их довольно, Дел славою своих он похвалялся больно, И так уж говорил, что не нашлось ему Подобного во всём, ни ровни по всему, А больше, что плясал он в Родосе исправно И предпочтён за то от общества преславно, В чём шлётся на самих родосцев ныне всех, Что почесть получил великую от тех. Из слышавших один ту похвальбу всегдашню Сказал ему: «Что нам удачу знать тогдашню? Ты к родянам о том пожалуй не пиши: Здесь Родос для тебя, здесь ну-тка попляши».
[1752]
Лихому Псу звонок на шею привязать Велел хозяин сам, чрез то б всем показать, Что Пёс тот лют добрЕ; затем бы прочь бежали, Иль палку б на него в руках своих держали. Но злой Пёс, мня, что то его мзда удальства, Стал с спеси презирать всех лучшего сродства. То видя, говорил товарищ стар годами: «Собака! без ума ты чванишься пред нами: Тебе ведь не в красу, но дан в признак звонок, Что нравами ты зол, а разумом щенок».
[1752]
Лют добре - очень злой.
Всех лучшего сродства - всех более породистых.
Начну на флейте стихи печальны, Зря на Россию чрез страны дальны: Ибо все днесь мне её доброты Мыслить умом есть много охоты. Россия мати! свет мой безмерный! Позволь то, чадо прошу твой верный, Ах, как сидишь ты на троне красно! Небо российску ты солнце ясно! Красят иных всех златые скиптры, И драгоценна порфира, митры; Ты собой скипетр твой украсила, И лицем светлым венец почтила. О благородстве твоем высоком Кто бы не ведал в свете широком? Прямое сама вся благородство: Божие ты, ей! светло изводство. В тебе вся вера благочестивым, К тебе примесу нет нечестивым; В тебе не будет веры двойныя, К тебе не смеют приступить злые. Твои все люди суть православны И храбростию повсюду славны: Чада достойны таковыя мати, Везде готовы за тебя стати. Чем ты, Россия, не изобильна? Где ты, Россия, не была сильна? Сокровище всех добр ты едина, Всегда богата, славе причина. Коль в тебе звезды все здравьем блещут! И Россияне коль громко плещут: Виват, Россия! виват, драгая! Виват, надежда! виват, благая! Скончу на флейте стихи печальны, Зря на Россию чрез страны дальны: Сто мне языков надобно б было Прославить всё то, что в тебе мило!
1728, 1752
Небо российску - ибо русскому.
Изводство - здесь: творение.
Красное место! Драгой берег Сенски! Тебя не лучше поля Элисейски: Всех радостей дом и сладка покоя, Где ни зимня нет, ни летнего зноя. Над тобой солнце по небу катает Смеясь, а лучше нигде не блистает. Зефир приятный одевает цветы Красны и вонны чрез многие леты. Чрез тебя лимфы текут все прохладны, Нимфы гуляя поют песни складны. Любо играет и Аполлон с музы В лиры и в гусли, также и в флейдузы. Красное место! Драгой берег Сенски! Где быть не смеет манер деревенски: Ибо всё держишь в себе благородно, Богам, богиням ты место природно. Лавр напояют твои сладко воды! В тебе желают всегда быть все роды: Точишь млеко, мед и веселье мило, Какого нигде истинно не было. Красное место! Драгой берег Сенски! Кто тя не любит? разве был дух зверски! А я не могу никогда забыти, Пока имею здесь на земли быти.
[1728]
Берег Сенски - берег Сены.
Поля Элисейски (греч. миф.) - Елисейские поля, или Элизиум, «острова блаженных», где нет ни зимы, ни лета, куда по смерти переселяются герои. Сравнение Парижа с Елисейскими полями, может быть, вызвано здесь тем, что в начале XVIII в. так было названо одно из живописнейших мест Парижа.
С музы - с музами.
Все роды - все племена, народы.
Осенью 1730 года в Петербурге был опубликован перевод галантно-любовного романа французского писателя Поля Тальмана «Езда в остров Любви».
Этот роман стал первым печатным произведением художественной литературы в России (до тех пор она распространялась только рукописным путём) и быстро завоевал широкую популярность, прежде всего среди дворянской молодёжи, а его переводчик Василий Кириллович Тредиаковский столь же быстро был объявлен реакционерами «первым развратителем русской молодёжи». Ещё долго они будут преследовать поэта и угрожать ему. («Прольётся ваша еретическая кровь», - обещал Тредиаковскому архимандрит Малиновский.) Характерно, что выбору Тредиаковского для перевода сугубо светского по содержанию произведения не помешали ни тот факт, что он по происхождению был попович (он родился в Астрахани в 1703 году, в семье священника), ни то обстоятельство, что первоначальное образование получил в астраханской католической школе монахов-капуцинов, а затем три года (1723-1725) обучался в московской Славяно-греко-латинской академии.
Увлечённый словесностью, Тредиаковский, вопреки настояниям отца, мечтавшего о духовной карьере для сына, поступил в академию в класс риторики. Там он сочинил первые стихи и две драмы - «Язон» и «Тит», плач о смерти Петра Великого и несколько весёлых песенок.
Неуемная жажда знаний заставляет Тредиаковского сначала бежать из родительского дома, а потом, в 1726 году, подобно молодым героям «петровских повестей», решиться на отважный шаг - отправиться за границу без необходимых к тому средств, полагаясь только на свой «острый разум».
Оказавшись в Голландии, в доме русского посланника, Тредиаковский около двух лет занимался французским языком и знакомился с европейской литературой.
Затем он отправился «пеш за крайнею уже своей бедностью» в Париж. Здесь ему удалось определиться секретарём у русского посла князя А. Б. Куракина и, что особенно важно, посещать лекции в Сорбонне (Парижском университете), приобщиться к передовым для того времени философским, эстетическим взглядам, к достижениям в области филологии и искусства. Большая часть стихотворений этого времени написана на французском языке.
Несмотря на пользу и радость от пребывания в Париже Тредиаковский постоянно в мыслях обращается к отечеству. Характерны в этом плане два стихотворения, написанные поэтом во Франции почти в одно и то же время. В одном из них - «Стихах похвальных Парижу» - автор с нескрываемой иронией воспевает Париж: «Красное место! Драгой берег Сенский! Где быть не смеет манер деревенских». Другое же стихотворение - «Стихи похвальные России» - одно из самых проникновенных, глубоко патриотических произведений не только молодого Тредиаковского, но и всей молодой русской поэзии.
Вернувшись на родину, Тредиаковский с жадностью включился в общественно-литературную жизнь России и проявил себя как новатор и экспериментатор в области поэзии и филологической науки. Он во многом содействовал становлению русского классицизма. Объясняя читателям, почему роман «Езда в остров Лю6ви» он перевёл «не словенским языком», «но почти самым простым русским словом, то есть каковым мы меж собой говорим», Тредиаковский обосновал свою языковую позицию: «Язык словенский у нас церковный, а сия книга мирская». Тем самым он сформулировал впервые одно из основных требований классицизма - единство содержания и формы понятого как соответствие темы произведения жанру и стилю. Плодотворной была и мысль писателя об опоре литературного языка на разговорную речь.
После издания романа Тредиаковский получил место переводчика Академии наук, а спустя три года занял должность секретаря академии.
Последующая жизнь Тредиаковского была трудна и унизительна, так как зависела от прихотей и власти вельмож. Он испытывал на себе пренебрежительное отношение сановников, писал стихотворения на случай, для поздравлений, переводил бессмысленные комедии для придворных спектаклей и воинские уставы. Эти никчемные занятия создавали ощутимые помехи его писательской и научной деятельности. Тем не менее Тредиаковскому удалось всё же совершить целый ряд открытий.
Наибольший вклад в развитие русской поэзии внёс Тредиаковский начатой им реформой силлабического стиха.
В 1734 году он написал необычным размером поздравительное стихотворение, а в 1735 - опубликовал «Новый и краткий способ к сложению российских стихов…». В своём трактате Тредиаковский произвёл коренную реформу русского стихосложения, введя в него тоническую систему. При этом основывался он на опыте изучения западной поэзии, но сама мысль о применении тонического ритма к русскому стиху была подсказана (как он сам отмечал) наблюдениями над ритмом русских народных песен. Тредиаковский предложил для русского стиха понятие стопы («Стих начавшего стопой прежде всех в России», как сказано в надписи 1766 года к его портрету).
Реформа Тредиаковского носила половинчатый характер: «тонический» принцип был распространён только на длинные стихи из 11 или 13 слогов, рифма рекомендовалась женская, из всех пяти стихотворных размеров предпочтение получил хорей.
Эта неполнота теории Тредиаковского была замечена Ломоносовым. Под влиянием его критики, переиздавая свой труд, Тредиаковский внёс много изменений. В ту же пору он посвятил ряд работ теории жанров, поэтической речи, углубив принципы русского классицизма.
Между тем положение Тредиаковского в академии всё более осложнялось. Причиной тому было засилье иностранцев и проигранное на поэтическом поприще состязание с Ломоносовым и Сумароковым. Лишь в 1745 году Тредиаковскому удалось «первым из россиян» стать профессором (то есть академиком) «как латинския, так и российския элоквенции» (красноречия). С 1746 года он приступил к чтению лекций по истории и теории ораторского искусства и поэтике. В 1755 году Тредиаковский издал трактат «О древнем, среднем и новом стихотворении российском», посвящённом истории стихотворства в России, и двухтомное собрание своих сочинений. Однако успехи в науках не изменили отношения к нему в академии, и с 1757 года он перестал её посещать. Объясняя свой шаг, он с глубокой горечью писал: «Ненавидимый в лице, презираемый в словах, уничтожаемый в делах, осуждаемый в искусстве, прободаемый сатирическими рогами, всеконечно уже изнемог я в силах…» Спустя два года его уволили из академии. Тредиаковский не бросил литературных занятий, но оказался в тяжелейшей нужде, добывая пропитание уроками. Умер писатель в Петербурге.
Тредиаковскому принадлежат также научные труды и переводные сочинения. Наиболее значительные из них - «История древнего мира» Роллена, «Аргениды» Барклая и книга о Бэконе. В оригинальных художественных произведениях писатель не всегда достигал чистоты и гармонии слога, хотя отдельные места в стихах и прозе дышали подлинным чувством, отличались силой и смелостью.
Вместе с тем Тредиаковский вызывающе нарушал законы русского синтаксиса, что делало его стихи совершенно непонятными. Особенной темнотой отличался его язык в «Тилемахиде», над чем справедливо потешались современники и потомки.
Популярность Тредиаковского резко упала с появлением в русской литературе более талантливых Ломоносова и Сумарокова. Многие стихи его стали объектом для насмешек. Особенно усердствовала Екатерина II и её литературное окружение. Но в данном случае стремление императрицы скомпрометировать Тредиаковского как поэта было вызвано скорее всего не художественной стороной его произведений, а их идейной направленностью. Так, в «Тилемахиде» (знаменитый политический роман французского писателя Фенелона «Похождения Телемака» Тредиаковский перевёл стихами, что позднее вызвало горячее одобрение Пушкина) писатель создал впечатляющую картину преступных царей; поверженные в тартар, эти цари в зеркале истины «смотрели себя непрестанно» и были они «гнуснейши и страшилищны» больше, чем многие чудовища и даже «тот преужасный пёс Кервер» (Цербер).
«Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй». Неслучайно именно этот стих с небольшим изменением использовал Радищев в качестве эпиграфа к «Путешествию из Петербурга в Москву».
При жизни Тредиаковский не был по достоинству оценён, но потомки воздали должное этому замечательному патриоту, всем сердцем любившему Россию и много сделавшему для её просвещения и культуры. Среди тех, кто с уважением и почтением отнёсся к его деятельности, были Радищев и Пушкин.
В. Коровин, В. Фёдоров
