О чём вещает ритор выспренний,
Кумир кикимор?
Китайцы-де посноровистее,
Чем русаки, мол, -
«сплошь неумелые, не быстрые,
Ленивцы, да при алкоголе…»
Свинья!
А кто тебе РОССИЮ ВЫСТРОИЛ?
Китайцы, что ли?!
Сентябрь 2014
Затвердили: «Сталин… Сталин…»
Хитрый сброд нечист и мелок:
Он под Сталина подставил
Много собственных проделок.
Кто бы как вождя ни понял, -
На Руси не он гапонил.
И не с ним (хорьки проекта)
Уговаривались те, кто
Пытки тайно узаконил.
Мы в предателях увязли;
Их - уж вон какая сила!
Но откуда же вы взяли,
Что при нём их меньше было?
Не вчера взвились их своры!
Не вчера - в переговоры
С чёрным Воландом пустились…
Диво ли, что их терроры
Против них оборотились?
Их деяний, слишком гнусных,
Не оправдывайте, детки.
Ан неймётся снять вину с них?
Это ж были ВАШИ ПРЕДКИ!
Из коллекции Якиров,
Тухачевских… Им подобных…
Отчего загинул Киров?
Не от их ли козней злобных!
Не проскакивайте мимо;
Умилительное - рядом;
Разве Горького Максима
Не они убили ядом,
А Есенина - забили?
Тут кошмар да на кошмаре…
Сталин? Дело глубже. Старе.
А как сил-то накопили, -
Не они ль вождя гнобили,
Чтоб задумался о каре?
Осади назад, вонючки!
Оскользнётесь на развилке!
Доведут же вас «до ручки»
Ваши адские дразнилки!
Нет-с. Не чешут и в затылке.
Разгулялась мариула -
Навлекла на табор горе!
И, - как следствие разгула, -
Кара. Грянувшая вскоре.
Плачут нажранные рожи,
Что безвинно сгинул кто-то…
Плачьте, дети: это тоже
Ваших родичей работа!
Тех, кто в кайфе угорелом,
Завладел наганным делом.
Чьих садизмов личных залежь
На Империю не свалишь.
Тех, кто нам готовил «счастье»,
Расписавшись так знакомо
На «обломках самовластья»
И… Ипатьевского дома
Июль, август 2014
Бывало всякое… Сегодня ж -
На ловкачей дивись, Фемида;
Для них предательство - всего лишь
«Одно из мнений» индивида!
Брависсимо! Гляди, как ловко;
Предательство - всего лишь «мненье»!
Измена - «выбор точки зренья»!
Вредительство - «талант, сноровка»!..
А впрочем, радиоэлита
На стороне врага - открыто;
Всё меньше игр двойного спорта.
Скажите ж мне: с какой печали
Их «оппозицией» прозвали?
Не оппозиция, а КОНТРА!
Июнь 2014
К русским людям -
к нам взывает снова
«Белая берёза» Бубеннова;
Неужели мы её сдадим
Пришлой и оседлой силе вражьей?!
Был хорош её изгиб лебяжий
И мороза в ней алмазный дым…
Не сдадим? Да уж как будто сдали?
Стoит гимна и медали
Кто ещё не предал на корню,
Не отгородил для олигархий, -
Кто не сдал берёзу - волей гарпий -
Тёмной силе, Бледному коню!
«Не сдадим»? Уже сдана во многом.
И числа, и счёта нет предлогам!
Под предлогом въевшегося в ель
Короеда (сами - короеды!)
Над берёзой крепнет свист победы
Топора, всевластного досель.
Ропщет люд. (Сей ропот - клад жемчужный!
Только - чтo ж он может, безоружный?)
А хититель не смыкает вежд;
Для компаний, для «Отца и сына
Домби» - древесина… Древесина…
Что ни взмах - то Швабрину коттедж!
И у сосен вырубщики те ж;
Хвойную с тайги сдирают шкуру,
Лес в Китай сплавляют по Амуру…
Казнь каштанов… Ивовый погром…
Светопреставления такого
Не опишешь ни пером Лескова,
Ни жар-птицы огненным пером!
На Коньке на Горбунке, бывало,
Не обскачешь лиственного вала -
Не достанет никаких часов…
Ты цвела - в лесах до поднебесья…
Неужели ты идёшь в безлесье,
Родина лесов?!
Не одни берёзы под прицелом;
Падают - титанов войском целым
Ясень, кедр, дубы - из края в край…
Что поджог не взял - возьмёт порубка.
Вся страна - продажа да покупка!
Здравствуй, сволочь!
Родина, прощай.
20 января 2014
Поджигателю равно -
Что леса, что терема…
СОТНЯМИ он жжёт давно
Инвалидные дома.
И дома престарелых.
А начальству - хоть бы что!
Не почешется никто.
Словно МАССОВЫЙ ПОДЖОГ -
Лишь незначащий стожок
В запредельных пределах…
SOS!
SOS!
Гарь в лицо!
Дым в нос!
СТАРИКОВ СПЕЦИАЛЬНО СЖИГАЮТ!!!
А начальнички опять
Поджигательскую рать
Без стыда от суда оберегают.
Год за годом, год за годом -
Жар и скрежет полным ходом…
(Кто там выключил насос?)
SOS!
Тут - крученье в Мальстреме…
Тут и Ницше печать…
(А суды - нашли время -
Приговоры смягчать!)
Вот он; вовсе не стихийный;
Точный. Точечный! Серийный
Выбор жертв. (Ну? Кто не снёс?)
Вот же он - освенцим новый!
Вот он - бухенвальд готовый!
Исполненье - не вопрос;
Те же методы и печи-
хижины… И люди-свечи…
…Где НАБАТ?!
Где ВЕЧЕ?!!
SOS!!!
11 и 21 октября 2011
Что там злодеи, что там душегубцы,
Когда имеются… «свободолюбцы»?!
Макбет? Бог с ним! Макбетиха? Бог с ней!
Свободолюбцы будут пострашней.
Свободолюбцы порицают казни.
Они и так добьют кого хотят.
Милошевича там… Или Хусейна…
Или внучат Каддафи - арапчат…
Пуская слух, что монстра нет опасней
Арабов, сербов, русских и других -
Свободолюбцы очень любят казни.
Желают казней. И свершают их.
Уж будто бы они «не замечают»,
Что неугодных - САМИ назначают
«ДИКТАТОРАМИ»? сами окрестят -
И сами ж расказнят кого хотят!
А расказнят за то, что окрестили
«Диктаторами»… Дальше - в том же штиле
Зане - таков их собственный диктат.
Той фразы вроде радовались блеску,
Что «высказаться вправе даже враг».
Но впопыхах забили Чаушеску,
Чтоб высказаться не успел никак.
«Свободолюбцы» над порабощеньем
Народов размышляют круглый год.
«Свободолюбцы» смотрят с восхищеньем,
Как чья-то кровь по лезвию течёт.
Октябрь 2011
Мы вроде вчера сговорились
Плясать до утра с Амариллис
На нашем Овечьем лугу.
Так что ж не идёт Амариллис
Плясать, как вчера сговорились?
Я долее ждать не могу.
Я был бы, конечно, скотиной,
Когда бы с пастушкой Беттиной
С досады пустился плясать!
Но… был бы я - так же - скотиной,
Когда б не сдружился с Беттиной
И начал ей вызов бросать!
Двух песен с Беттиной не спели,
Два круга пройти не успели -
Уже Амариллис пришла!
И, видя, что я ей не верен,
Свой сельскохозяйственный веер
Леандру в сердцах отдала!
А он подарил ей гитару,
Перчаток пастушеских пару
И шёлковый зонтик притом.
(Гитара нужна для напева,
Перчатки из кружев - для хлева,
А зонтик - ходить за скотом.)
Весь в розах, в пастушеских бантах,
Побрёл я в сарай на пуантах
И - пару пастушеских цитр
Хватив о бордюр балюстрады,
Амброзии выдул с досады
Я чисто пастушеский литр.
И вспыхнул в моих подсознаньях,
Под шляпою в перьях фазаньих,
Типично пастушеский план:
Леандр, легкомысленный скотник,
До женского пола охотник,
Ответишь ты мне за обман!
Вблизи мелового карьера
В долину спускалась портьера:
Я спрятался в складках ея
И, маску достав из крапивы,
Сел ждать, чтобы вместе пришли вы
Леандр и плутовка моя!
Зачем ты не шла, Амариллис,
На пляску, как мы сговорились?
Почто объявилась не в срок?
А я-то! - я чтил её свято!
Свидетели - овцы, ягнята,
И розы,
И горы,
И дрок!
31 июля 1996
Не в том, какого колорита
Ваш фон. Не в том, какой вам цвет
Милей, - оракулом зарыто
Ручательство, что вы - поэт.
Вниманье к тем, чья жизнь забыта,
Чья суть забита. Чей расцвет
Растоптан злостно. Вот предмет
Заботы истинной пиита.
Поэзия есть область боли
Не за богатых и здоровых,
А за беднейших, за больных!
А там - едино: голубой ли
Иль рыжий. Вольный иль в «оковах»,
Классический иль новый стих.
1987
Памяти Тудора Аргези
Когда потеряют значенье
слова и предметы,
На землю, для их обновленья,
приходят поэты.
Под звёздами с ними не страшно:
их ждёшь, как покоя!
Осмотрятся, спросят (так важно!):
«Ну, что здесь такое?
Опять непорядок на свете без нас!»
(Кругом суета:
Мышь ловит кота,
К мосту рукава пришиты…
У всякой букашки просит защиты
Бедный великан!
Зеленый да алый
На листьях дымок;
Их бархат усталый
В жаре изнемог…)
Вступая с такими словами
на землю планеты,
За дело, тряхнув головами,
берутся поэты:
Волшебной росой вдохновенья
кропят мир несчастный
И сердцам возвращают волненье,
а лбам - разум ясный.
А сколько работы ещё впереди!
Живыми сгорать,
От ран умирать,
Эпохи таскать на спинах,
Дрожа, заклинать моря в котловинах,
Небо подпирать!
(Лучами блистает
Роса на листе,
Спеша, прорастает
Зерно в борозде.)
Привет сочинителям славным,
чьи судьбы предивны!
Но колбасникам, тайным и явным,
поэты противны -
Что в чужие встревают печали,
вопросы решают…
«Ах, вопросы нам жить не мешали:
ответы - мешают!
И скажут ребятам такие слова:
«Вы славу стяжали,
Вы небосвод
На слабых плечах держали,
Вы горы свернули,
В русло вернули
Волны грозных вод…»
Потом засмеются
И скажут потом:
«Так вымойте блюдце
За нашим котом!»
Когда потеряют значенье
слова и предметы,
На землю, для их обновленья,
приходят поэты;
Их тоска над разгадкою скверных,
проклятых вопросов -
Это каторжный труд суеверных
старинных матросов,
Спасающих старую шхуну Земли.
1970-е гг.
«Поэзия должна быть глуповата», -
Сказал поэт, умнейший на Руси.
Что значит: обладай умом Сократа,
Но поучений не произноси.
Не отражай критических атак,
Предупреждай возможность плагиата…
Поэзия должна быть глуповата,
Но сам поэт - не должен быть дурак.
[1973]
Зависть есть признание себя побеждённым.
Скрябин
Честность работает. Мудрость вопросы решает.
Зависть - одна лишь! - досуга себя не лишает.
Ах! Не трудом же назвать неустанное рвенье,
С коим она и труду и таланту мешает.
Даже завидуя гению, зависть ленива,
Даже завидуя диву труда - нерадива,
Даже завидуя доброму делу - злонравна,
Даже завидуя правде - коварна и лжива.
Будь осторожен! Завидуя славной судьбе
Славного брата, - по скользкой же ходишь тропе!
Сам рассчитай, посягая на всю его славу:
Все его подвиги делать придётся тебе.
Где та гора, что завистники встарь своротили?
Где те моря, что завистники вплавь переплыли?
Очень бы я почему-то услышать хотела
Истину ту, что завистники миру открыли!
Люди всему позавидуют, надо - не надо.
Если вы Гойя - завидуют горечи взгляда,
Если вы Данте - они восклицают: «Ещё бы!
Я и не то сочинил бы в условиях ада!»
«Хочешь ли видеть собрата простёртым у ног
Или в него самого обратиться разок?» -
Дьявол спросил у завистника. Но одновременно
Оба заказа - и дьявол исполнить не мог.
[1973]
Не могу расстаться с вами я без боя…
«Песнь о моём Сиде»
Искать себе врагов прямых, как солнце юга,
Открытых, царственных - не велика заслуга:
Как можно требовать, дружище, от врага,
Чего не требуют обычно и от друга?
Напрасно, старина, в мечтании прелестном
Ты мыслишь о враге прямом, открытом, честном.
Крепись! Бери его таким, каков он есть:
Злым, хищным, маленьким, тупым… Неинтересным…
И враг же у тебя! Отвага в честном взгляде,
Лежачего не бьёт, не нападает сзади…
Послушай! Вот тебе пяток моих друзей,
Но этого врага - отдай мне, бога ради!
Я недругу за ложь коварством не плачу,
Но нежность к недругу мне вряд ли по плечу.
Стараюсь поступать, как честь повелевает.
Позволь хоть чувствовать мне так, как я хочу!
С ним ладишь, кажется, а он грозит борьбой.
Но другом скажется, когда объявишь бой.
Ни дружбы, ни вражды, скотина, не выносит!
Нет, не таких врагов искали мы с тобой.
У деда моего был, сказывают, враг:
В раздоре - золото, сокровище для драк:
Не сразу нападёт, а крикнет: «Защищайся!»
Никто, никто уже теперь не крикнет так!
[1973]
Что значит «мещанин» - как следует не ясно.
Непознаваема его земная суть.
Пытаясь уловить его натуры ртуть,
Умы сильнейшие срываются напрасно.
Одно устойчиво, одно бесспорно в нём:
Всегда романтика была ему отрада!
Он - дерзостный Икар (когда лететь не надо),
Пустынный Робинзон (при обществе большом)…
В его понятии смешались воедино
Стриптиз и… Золушка. Горшок и бригантина.
Доспехи ратника - и низменная лесть…
О, как бы он желал безумства Дон Кихота
Безумно повторить! (Но из того расчета,
Чтоб с этим связанных убытков не понесть.)
[1973]
Поэт, который тих, пока дела вершатся,
Но громок после дел, - не знает, как смешон.
Поэт не отражать, а столь же - отражаться,
Не факты воспевать, а действовать пришёл.
В хвосте истории ему не место жаться.
(По закругленье дел - кого ожжёт глагол?!)
Он призван небом слов,
как Зевс, распоряжаться.
Он двигатель идей. Он - основатель школ.
Что значит «отразил»? Скажите, Бога ради!
Поэт не озеро в кувшинковых заплатках:
Он - боль и ненависть, надежда и прогноз…
И человечество с поэтом на запятках
Подобно армии со знаменосцем сзади
И с барабанщиком, отправленным в обоз.
[1973]
Читает Новелла Матвеева:
Определенья поэзии нет.
Можно сказать, что поэзия - дух!
Равнообъемлющий дух. Но поэт
Выберет главное даже из двух.
Определенья поэзии нет.
Можно сказать, что поэзия - плоть.
Что ж не ко всяческой твари поэт
Может гадливость в себе побороть?
Определенья поэзии нет.
Мы бы назвали поэзию - сном.
Что же ты в драку суёшься, поэт?
Вправе ли спящий грозить кулаком?
Определенья поэзии нет.
Можно сказать, что поэзия - явь.
Что же ты в драку суёшься, поэт,
Трезвому голосу яви не вняв?
Определенья поэзии нет.
Можно сказать, что в поэзии - суть.
Так отчего же - за тысячи лет -
Ей от сомнений нельзя отдохнуть?
…Есть очертанья у туч грозовых,
А у любви и у музыки - нет.
Вечная тайна! Сама назовись!
Кто ты, поэзия? Дай мне ответ!
Кто ты и что ты? Явись, расскажи!
Ложь рифмоплёта тщеславия для?
Так отчего же столь горестной лжи
Тысячелетьями верит земля?
[1973]
Есть женские стихи.
Есть дамские. Есть бабьи.
И женские чисты,
как ветерок на дамбе.
И дамские - смешны.
(Хоть и глаза не жабьи.)
Но бабьи… те страшны
в их зверском препохабье!
1970
Кухарка вышла замуж за компот,
Взял гусеницу в жёны огородник,
Грядущий день влюбился в прошлый год,
А виноваты - сводница и сводник.
У сводников - своих законов свод:
К бирюльке в плен идёт бирюк-работник,
Прилежницу всегда прельщает мот,
Но никогда - негодницу негодник.
Всех сводят сводники: козла с капустой, сор -
С отсутствием метлы, рубашку - с молью,
Огонь - с водой, пилу или топор -
С деревьями, шиш - с маслом, рану - с солью…
Но близок час расплаты; он придёт
И сводника… со своднею сведёт.
?
Реформа - стройка,
Ломка - полреформы.
А между тем, новаторы, - увы! -
Сломали вы
Постройку старой формы,
А новых форм не выстроили вы.
Крот роет грот,
Косами вьются корни,
Рождается струна из тетивы,
Дождь месит глину,
Луч меняет форму.
Всё гнётся, льётся…
Спите только вы.
И сон зовёте новью!
Знаю: стансы
Сошли на нет.
Но что взошло «на да»?
Один на всех
Унылый слог остался
Да лесенка скрипучая.
И та
Годна не для подъёма,
А для спуска
С подмостков задремавшего искусства.
?
Я к вам пишу.
А как вас звать?
Никак!
Чего же боле!!
Меня презреньем наказать
Никак
Не в вашей воле.
От самой древней древности
На то и аноним,
Что, стало быть, в презренности
Никем не заменим.
Стрелять в затылок не хитро.
И стоит ли труда
Иметь бумагу и перо
И не иметь стыда?!
Ты рвёшься правду мне открыть?
Но как! Путём неправды?!
Открой лицо - и, может быть,
Хоть в этом будешь прав ты.
Смотри! Двенадцать тысяч слов.
Но подпись: «Аноним» -
И все двенадцать тысяч слов
Зачёркнуты одним.
Ты рвёшься в бой!
О чём же речь,
Коль сильно разобрало!
Но прежде чем подымешь меч,
Изволь поднять забрало.
А то ведь я-то - вот она.
А ты неуловим.
Нет! Не по правилам война!
Откройся, аноним!
Но что за дерзкая мечта -
Увидеть анонима!
Неуязвима пустота.
Ничтожество незримо.
И даже видя подлеца,
Чья подлость не секрет,
Мы видим маску.
А лица -
Увы! - под маской нет!
?
Сорваться эффектнее, чем устоять,
Разбить романтичнее, чем уберечь,
Отречься приятнее, чем настоять,
А самая лёгкая вещь - умереть.
Мне тоже - нет-нет и захочется прочь:
В какую-то бурю, в какую-то ночь,
И хлопнуть какими-то эдак дверьми
С каким-нибудь «Эх!» или «Дьявол возьми!»
Но нет, не сорвись! Паутину с лица
И ту не сними, словно гостью прими;
Ведь, только покуда она не снята,
Почувствуешь как паутину сплели.
И стану я камнем, и стану я льдом.
И недруг, меня за опору приняв,
Не ведая, кем обернусь я потом,
Пройдёт и проедет по мне на конях.
Следы от колёс, от сапог, от полков,
Меня зачеркнувшие, я изучать
Внимательно буду…
Во веки веков -
Что б ни было, что б ни случилось - молчать!
Во тьме, в неподвижности, где ни огня,
Ни шороха, ни дуновенья окрест,
Как выручил, - боже! - как спас бы меня
Стремительный, гневный, отчаянный жест!
Но в том-то и дело, что дело не в том.
И я заклинаю судьбу: - Огради
От бурь эту бедную рощу и дом:
Пусть буря останется только в груди.
1965
Не пиши, не пиши, не печатай
Хриплых книг, восславляющих плоть!
От козлиной струны волосатой
Упаси твою лиру господь!
Не записывай рык на пластинки
И не шли к отдалённой звезде,
В серебристую дымку
Инстинкты
И бурчанья в твоём животе.
Верь:
затылок твой - круглый и плотный,
Группа крови и мускул ноги
Не предстанут зарёй путеводной
Пред лицом поколений других!
…Как волокна огнистого пуха,
Из столетья в столетье
Летят
Звёзды разума, сполохи духа,
И страницы в веках шелестят…
Но уж то, что твоя козлоногость,
Возгордясь, разбежалась туда ж, -
Для меня беспримерная новость!
Бедный мастер!
Закинь карандаш,
Отползи поскорее к затону,
Отрасти себе жабры и хвост,
Ибо путь от Платона к планктону
И от Фидия к мидии - прост.
1965
1
С высот социализма,
С палубы
Высвобожденья из чинов
Довольно странно слушать жалобы
На недодачу орденов.
Тому - поклон недоотвесили
(Изгиб не слишком был крутой),
Другому - орден недовесили,
Того - обвесили звездой,
Иного - обнесли литаврами
(Разбили целую судьбу!),
Того - не так покрыли лаврами,
Как если бы он был в гробу…
У пеликана (я запомнила)
Под самым клювом есть мешок:
Он много-много рыбы пойманной
Туда откладывает впрок.
А вы мечту о славе выплюньте!
Не верю, чтобы там,
В дали
Великих дней,
Мешок для выплаты
Под красным флагом вы несли.
Неужто вы о плате помнили,
Бросаясь в битву с головой?!
Неужто сами вы не поняли,
За что держали смертный бой?!
Да не за то ли, чтобы дочиста
Всё барски-рабское - за дверь.
А в том числе - чины и почести,
О коих плачетесь теперь.
2
А те, которых пули срезали
С земли морозной без следа,
Большие, маленькие, средние,
В шинелях мёрзлых, как вода, -
Уж то-то люди были странные! -
Ни лиц, ни памяток от них…
Но их могилы безымянные
Ничем не хуже именных.
3
Не разевайте ж пеликанами
Мешки для славы и услад:
Наш мир слагался великанами,
А великаны не шумят,
За раны старые - не держатся,
За подвиг платы - не берут.
(Иначе подвиг будет делаться
Вот так: пуд подвига - за пуд
Признанья. А потом - под спуд.
Но если слава обязательно
Должна быть плотно-осязательна,
То, может, вам воздать капустою,
Или каких-нибудь других
Продуктов дать?)
Нет! Не сочувствую
Таким. И не терплю таких:
«Непонятых»,
На щит не поднятых,
Готовых подвиг взять назад!
Награды созданы для подвигов,
Но подвиги - не для наград.
1964
Платок вышивая цветной,
Ни старый, ни новый, -
Я знаю, - для встречи со мной
Вы нынче готовы.
Свои же намерения
Означу словами:
На сивом на мерине я
Приеду за вами.
(Ох! - вот ведь какая судьба!
Ax! - удивительно злая судьба!)
А впрочем, извольте понять:
Дорога ужасна!
Зачем же я стану гонять
Конягу напрасно?
К тому же мой конь семенит,
Идёт, как по буквам!
И, чтобы ускорить визит,
Я пеший приду к вам.
(Ох! - вот ведь какая судьба!
Ах! - поразительно злая судьба!)
А впрочем, ботинки надеть
Нельзя без расходу:
В них можно стоять и сидеть
В любую погоду.
Но портить подошвы ходьбой
Не так по душе мне.
Я лучше приду к вам… босой!
Так будет дешевле.
(Ох! Вот ведь какая судьба!
Ах! Сокрушительно злая судьба!)
А впрочем, не стану скрывать:
Болят мои пятки.
К тому же дорога, видать,
Опять не в порядке.
Не скоро до вас добреду,
Устану же - скоро.
Я лучше совсем не приду!
Прощайте, сеньора!..
Ах! Вот ведь какая…
Непростительно злая судьба!
1964
Поёт Новелла Матвеева:
Любви моей ты боялся зря, -
Не так я страшно люблю!
Мне было довольно видеть тебя,
Встречать улыбку твою.
И если ты уходил к другой,
Иль просто был неизвестно где,
Мне было довольно того, что твой
Плащ висел на гвозде.
Когда же, наш мимолётный гость,
Ты умчался, новой судьбы ища,
Мне было довольно того, что гвоздь
Остался после плаща.
Теченье дней, шелестенье лет,
Туман, ветер и дождь…
А в доме событье - страшнее нет:
Из стенки вырвали гвоздь!
Туман, и ветер, и шум дождя…
Теченье дней, шелестенье лет…
Мне было довольно, что от гвоздя
Остался маленький след.
Когда же и след от гвоздя исчез
Под кистью старого маляра,
Мне было довольно того, что след
Гвоздя
был виден - вчера.
Любви моей ты боялся зря, -
Не так я страшно люблю!
Мне было довольно видеть тебя,
Встречать улыбку твою!
И в тёплом ветре ловить опять
То скрипок плач,
то литавров медь…
А что я с этого буду иметь?
Того тебе не понять.
1964
Поёт Новелла Матвеева:
Завидую далёким временам,
Когда сонет мешал болтать поэтам.
А почему бы, думаю, и нам
Язык не укорачивать сонетом?
Нужна узда горячим скакунам,
Обложка - книгам, рама - всем портретам,
Плотина - разогнавшимся волнам,
Сонет - разговорившимся поэтам.
Сонет благожелательно жесток:
Он не допустит, чтоб залезли мысли
За край листка и бахромой повисли.
Он говорит: «Вот финиш мысли. Стоп!»
И если он врасплох мою строку обрубит -
Я не поэт. А он поэтов любит.
[1964]
Люблю дома, где вещи не имущество,
Где вещи легче лодок на причале.
И не люблю вещей без преимущества
Волшебного общения с вещами.
Нет, не в тебе, очаг, твоё могущество:
Хоть весь дровами, точно рот словами,
Набейся - я и тут не обожгусь ещё,
Не будь ОГОНЬ посредником меж нами.
Мне скажут: брось мечты, рисуй действительность;
Пиши как есть: сапог, подкову, грушу…
Но есть и у действительности видимость,
А я ищу под видимостью душу.
И повторяю всюду и везде:
Не в соли соль. Гвоздь тоже не в гвозде.
1963
Всё сказано на свете:
Несказанного нет.
Но вечно людям светит
Несказанного свет.
Торговец чучелами птиц
Сегодня мне приснился:
Трухой, как трубку табаком,
Он дятла набивал.
Желтела иволга в тени,
Орёл в углу пылился,
И не дразнился попугай,
И соловей молчал.
Торговец чучелами птиц!
Мне твой товар наскучил:
Едва пером дотронусь я
До трепетных страниц,
Как вниз летят мои мечты
На крыльях птичьих чучел,
Когда хотели бы лететь
В зенит - на крыльях птиц.
Слова… Ищу их снова.
И всё не те, не те…
Удар -
И грянет слово,
Как выстрел по мечте.
…Рисует рожицы поэт,
Круги, зигзаги чертит,
Пока покажутся слова,
Которых нет верней,
И возле сомкнутого рта
Перо в досаде вертит,
Как в темноте
Вертел бы ключ
У запертых дверей.
Порою шум из-за дверей
Доносится неясный,
И по ошибке этот шум
Мы песнею зовём
И утешаемся: «Пусть шум!
Бывает шум - прекрасный…
Когда деревья в час ночной
Шумят перед окном.
Нам видеть их не надо:
У слуха тот же взгляд,
А шум ночного сада
Пышней, чем самый сад».
Но, сделку с музой отогнав
Затрещиной немою,
Со звоном в позвоночнике,
В тяжёлой тишине,
Сижу
И чайной ложечкой
Вычерпываю море,
Чтобы достать жемчужину,
Лежащую на дне.
А море?
Что же! - мелеет…
И вот уже белеет
Сквозь воду тёмным-тёмную
Морского дна песок.
Нет,
Это ночь проходит.
Нет,
Это ночь мелеет,
И в ней белеет, как песок,
Светающий восток.
Но жемчуг мой со мною:
Жемчужницы уста
Концом ножа раскрою:
Жемчужница… пуста.
Ищу её в снотворных днях,
Ищу в ночах бессонных…
В душе космический огонь
А на губах - зола.
О плиты творческих могил,
Бесмертьем раскалённых,
Я, может быть, не всю ладонь,
Но палец обожгла.
И с той поры,
И с той поры
Глаза от боли жмурю…
Всего лишь палец обожгла,
А всей рукой трясу…
Я вам несу мою мечту,
Как одуванчик в бурю,
И всё боюсь - не донесу,
Боюсь - не донесу.
Всё сказано на свете:
Несказанного нет.
Но вечно людям светит
Несказанного свет.
[1963]
Ищу гармонию во всём: вдали и под рукой,
Но прочно-симметричное устройство -
По имени Гармония - таит в себе покой,
Внушающий - опять же - беспокойство.
И я впадаю в крайности. А крайность - людоед;
Избыток солнца есть пожар пустыни.
Бегу от края к середине - середины нет;
Посредственность лежит посередине.
Уж чересчур моя рука ранима и нежна
Для битвы с тьмою, чёрною как вакса;
Не истина седьмых небес
Для боя мне нужна,
А кожа в семь слоёв, как щит Аякса.
Но вряд ли в бой тогда пойду:
Сквозь кожу в семь слоёв
Я страждущего мира не расслышу,
Как не расслышать ни дождей,
ни стонущих ветров
Сквозь наглухо заклёпанную крышу.
Гармония?
Не крик борьбы, не тысяча гримас
Больной любви урода,
Не смятенье,
А полный статуями сад, да бабушкин рассказ,
Да яблони крахмальное цветенье.
Не зли меня, гармония! Не шествуй не спеша!
Не будь ты никогда! Иль будь навеки…
Ты хороша, гармония, но слишком хороша,
О, слишком хороша для глаз калеки!
Не гладкой закруглённостью,
не плавною чертой -
Увечьем постигается увечье,
И вспыхнул Байрон на земле,
чтоб гневной хромотой
Почувствовать её неравновесье.
Кто скажет, что гармония искусству тяжела?
Законченность - законна и похвальна,
Но только то, что лучшего оставит пожелать
И к бОльшему рвануться, - гениально.
Придёт пора, гармония,
Придёт твоя пора,
Но ведь она ещё не наступила!
Не смей же звать обойщиков,
пока в стене дыра,
И вешать люстры прямо на стропила!
Мир должен быть не поверху прекрасен,
а насквозь
Прекрасен! Ведь оснастка - не основа!
А кто уже украсился - тому бы не пришлось
Потом разгармоничиваться снова.
1963 - 1965
Поэт и слава - нет опасней сплава.
Не в пользу лбам название чела.
И часто, часто - чуть приходит слава -
Уходит то, за что она пришла.
Жужжит и жалит слава как пчела:
Ужаленные пухнут, точно лава,
Готовая застыть. И величаво,
Как гуси в пруд, глядятся в зеркала.
И слово-то какое! Аллилуйя,
Осанна… О, сладчайшие слова!
Как будто туфлю папскую целую -
Не чьим-то ртом, а именно сама.
Не славлю даже славного. А то ведь -
Устану славить - стану славословить.
1962 - 1964
Кедры, сосны корабельные -
Я не знаю почему -
Пели песни колыбельные
Беспокойству моему.
Хвойный воздух душу связывал
И темнел, и вечерел,
Но щавель мне путь указывал
Наконечниками стрел.
Шла процессиями длинными
Копьевидная трава,
Пни шуршали древесиною
И крошились, как халва.
Колокольчиками белыми
Ландыш косо моросил,
Выворачивались бельмами
На ветру листы осин.
Луч ломился в норку беличью…
Уж - блеснул у самых ног,
Как набитый медной мелочью
Старый бабушкин чулок.
Было что-то в нём старинное -
От подсвечников витых,
Как тащил он тело длинное
В кольцах тёмно-золотых.
И о том, что день кончается,
Прилетел прохладный вздох -
Вздох болота, где курчавился
На слезливой кочке мох.
Там теперь стоял, наверное,
Журавель, понурив нос
И в застывшее мгновение
Погружаясь… Вот и ночь…
Вот и звёздочка далёкая
Повисает в синеве,
И ромашка одинокая
Растворяется в траве.
1962
Что так чинно ходики ступают?
Что так сонно, медленно идут?
То ли стрелки к цифрам прилипают,
То ли цифры к стрелкам пристают?
Ночь. Молчанье. Вся во льду снаружи
Дверь скрежещет звонко и трещит.
Листовою сталью поздней стужи
Гулко облицована, как щит.
Спит колодец в панцире, как витязь,
С журавлём, похожим на копьё.
На верёвке, чуть во мраке видясь,
Лязгает промёрзлое бельё.
И верёвка кажется жемчужной,
Простыни, как призраки знамён,
От рубах исходит то кольчужный,
То как будто колокольный звон.
Ну кого, скажи, не опечалит
К лютым льдам примёрзшая зима?
Лишь зима зимою не скучает,
Веселится лишь она сама.
Катится над пегими полями,
Сети веток склеивает льдом,
Громоздит сугробы штабелями,
Чтоб никто ни из дому, ни в дом.
То в дупло развёрстое ныряет,
Как ловец за жемчугом на дно,
То снежинку ясную вперяет
С любопытством в тёмное окно.
Пальцами прищёлкивает стужа,
Не мытьём, так катаньем берёт
И как будто стягивает туже
Пояса истаявших берёз.
…Что так чинно ходики ступают?
Что так важно, медленно идут?
То ли цифры к стрелкам прилипают,
То ли стрелки к цифрам пристают?
1962
Ах, как долго, долго едем!
Как трудна в горах дорога!
Чуть видны вдали хребты туманной Сьерры.
Ах, как тихо, тихо в мире!
Лишь порою из-под мула,
Прошумев, сорвётся в бездну камень серый.
Тишина. Лишь только песню
О любви поёт погонщик,
Только песню о любви поёт погонщик,
Да порой встряхнётся мул,
И колокольчики на нём,
И колокольчики на нём забьются звонче.
Ну скорей, скорей, мой мул!
Я вижу, ты совсем заснул:
Ну поспешим - застанем дома дорогую!..
Ты напьёшься из ручья,
А я мешок сорву с плеча
И потреплю тебя и в морду поцелую.
Ах, как долго, долго едем!
Как трудна в горах дорога!
Чуть видны вдали хребты туманной Сьерры…
Ах, как тихо, тихо в мире!
Лишь порою из-под мула,
Прошумев, сорвётся в бездну камень серый.
Тишина. Лишь только песню
О любви поёт погонщик,
Только песню о любви поёт погонщик,
Да порой встряхнётся мул,
И колокольчики на нём,
И колокольчики на нём забьются звонче.
1962
Поёт Новелла Матвеева:
Ах ты, фокусник, фокусник-чудак!
Ты чудесен, но хватит с нас чудес.
Перестань!
Мы поверили и так
В поросёнка, упавшего с небес.
Да и вниз головой на потолке
Не сиди - не расходуй время зря!
Мы ведь верим,
Что у тебя в руке
В трубку свёрнуты страны и моря.
Не играй с носорогом в домино
И не ешь растолчённое стекло,
Но втолкуй нам, что чёрное - черно,
Растолкуй нам, что белое - бело.
А ночь над цирком
Такая, что ни зги;
Точно двести
Взятых вместе
Ночей…
А в глазах от усталости круги
Покрупнее жонглёрских обручей.
Ах ты, фокусник, фокусник-чудак!
Поджигатель бенгальского огня!
Сделай чудное чудо; сделай так,
Сделай так, чтобы поняли меня!
1962
Словес многовековые наносы
Виной тому, что образ овдовел, -
Пергаментом повеяло от розы
И соловей над ней осоловел.
А был Гафиз: поили розу росы.
Был Саади - и соловей звенел.
Она цвела беспомощно, без позы,
Он пел без фразы. Просто брал - и пел.
Их любит мир. Весна без них не может.
Их не берут ни войны, ни века.
И всё ж они зачахли. Отчего же?
От шума штамповального станка.
Не чёрта я боюсь, а трафарета:
Он глуп, смешон, но в нём - кончина света.
1961
Дождь,
Дождь вечерний
Сквозь водосточные трубы,
Мокрые стены,
Зелёная плесень да мох…
Ах, эти трубы!
Сделали трубочкой губы,
Чтобы
Прохожим
Выболтать тайны домов.
Трубы вы, трубы!
Я вашим тайнам не рада!
Ржавые трубы!
Вы бросьте про тайны трубить!
Я вас не знаю,
Мне ваших секретов не надо:
Зная секреты,
Трудно мечтать и любить.
Верю, ах, верю
Тому, что за этою дверью
И в том окошке
Измена, обида, обман…
Верю, ах, верю! -
Но почему-то… не верю.
И улыбаюсь
Каменным этим домам.
Верю надежде,
Даже как будто напрасной,
Даже напрасной,
Совсем невозможной мечте…
Вижу я город,
Вижу я город прекрасный
В белом тумане,
В чёрном вечернем дожде.
Трубы вы, трубы!
Бедные!
Вы ещё стары!
Вся ваша плесень -
Лишь первый пушок над губой;
Вы ещё стары,
А мы уже юными стали,
Хоть мы узнали
Самую старую боль.
…Дождь,
Дождь вечерний
Сквозь водосточные трубы;
Мокрые стены,
Зелёная плесень да мох…
Ах, эти трубы!
Сделали трубочкой губы,
Чтобы
Прохожим
Выболтать тайны домов.
1961
Не хвастай, мумия, что уцелела ты
И у бессмертия как будто не в обиде:
Хоть не рассыпались во прах твои черты,
Ты тот же самый прах,
Но только в твёрдом виде.
Черты. А что очерчено? Скажи!
Зачем ты в наших днях?
Послом какого дела?
Зачем лишь тело -
след твоей души
В том мире,
где душа должна быть следом тела?
Кого земля уже давным-давно взяла,
Того и в мёртвых нет;
он связь порвал с могилой.
Живою, глупая, недолго ты была.
Зачем же мёртвою так долго быть?!
Помилуй!
Заметь: и у конца бывает свой конец,
И в нём опять начало шевелится…
Не глупо ль навсегда в конце закоренеть,
В ничтожестве навеки укрепиться!
Нет!
Лучше стать травой в налёте дождевом,
Землёй, кузнечиком, роднёй речному илу,
Чем куклой страшною с шафранно-жёлтым лбом,
Способной пережить свою могилу…
Вот если бы до нас
теперь,
через века,
Порыв истории (пускай уже неясный)
С египетским теплом
принёс издалека
Твой голос молодой
и подвиг твой прекрасный,
Тогда бы не могла -
всем ямам вопреки -
Я всей душой к тебе, далёкая, не влечься
И звать преградою такие пустяки,
Как три былых тысячелетья.
[1961]
Дворник листья неохотно ворошит
Под наплывом облетающих аллей;
Полог неба предвечернего прошит
Обрывающейся ниткой журавлей.
За рекою, отражённые в реке,
Люди с вилами подъехали к стогам,
Точно карлы к великаньим пирогам
С великанистою вилкою в руке.
Веет свежестью обоих берегов,
Странной яркостью
И сказкой дышит быт;
За телегами по зелени лугов
Тучей ливневою бродит чёрный бык…
Ухожу среди слабеющих берёз.
Нет улыбки в их безликой белизне,
Тем томительнее за сердце берёт
Эта бледность, равнодушная извне…
Дети кукол рассадили возле пня
И, забыв о них, ушли за бузиной;
Куклы зябнут и, уставясь на меня,
Отсыревшие, сидят передо мной.
1960 - 1965
Два лагеря в различии глубоком,
Два разных мира, мы в одном равны:
Мы все под бомбой ходим, как под Богом,
Все.
Вплоть до поджигателей войны.
Как лошадей ковбой техасский гонит,
Вооруженье с присвистом гоня,
Вы мните, сэр, что вас война не тронет?
Не опрокинет вашего коня?
Ну, хорошо!
Допустим для примера,
Что нежит вас улыбка револьвера,
Взаимность бомбы, добродушье мин,
Что взрыв не враг вам,
Ибо вам же - сын.
Допустим, поджигатель несгораем, -
Твердь треснула от жара, но не он.
И вот картина:
Мир необитаем,
А в центре мира - вы -
Увы! -
Громадного масштаба Робинзон.
О, с оговоркой!
Паруса не ждёте
И Пятницы для вас потерян след
(Что, впрочем, применимо и к субботе,
И к воскресенью; нет ни дней, ни лет, -
Смешались времена, как пел поэт).
Что станете вы делать в мире этом?
Чем торговать-то?
Че-ем?
Небытиём?
Бессмертьем?
Пеплом?
Но каким предметом
Мы тот же пепел с вами соберём?
Опять допустим:
Вы свершили чудо -
Нашли совочек.
Подцепив товар,
Несёте.
Но зачем? Куда? Откуда
Кто это купит?
Чем заплатит вам?
Все рынки, сэр,
Все ярмарки, базары,
Торговцы,
Покупатели,
Товары,
Банк,
Биржа –
Всё
У вас в одной руке, -
В одном совке.
Так что же вам еще?!
Монархи жирной нефти,
Цари угля -
Всё призрак,
Всё мираж…
Торгуйте же!
Не бойтесь конкуренции!
Весь уголь - ваш,
Весь дым, весь пепел - ваш!
1960
Боюсь совершенства, боюсь мастерства,
Своей же вершины боюсь безотчётно;
Там снег, там уже замерзают слова
И снова в долины сошли бы охотно.
Гнетёт меня ровный томительный свет
Того поэтического Арарата,
Откуда и кверху пути уже нет,
И вниз уже больше не будет возврата.
Но мне, в утешенье, сказали вчера,
Что нет на земле совершенства. И что же?
Мне надо бы радостно крикнуть: «Ура!»,
А я сокрушённо подумала: «Боже!»
1957 - 1964
Биография
Родилась 7 октября 1934 года в Царском Селе (ныне - город Пушкин) Ленинградской области. Отец, Матвеев-Бодрый Николай Николаевич, был историком-краеведом Дальнего Востока, действительным членом Всесоюзного географического общества, по мировоззрению романтик (отсюда имена детей - Новелла и Роальд). Мать - Матвеева-Орленева Надежда Тимофеевна, поэтесса.
Дед, Николай Петрович Матвеев-Амурский, также был писателем и автором первой «Истории города Владивостока», долгие годы жил в Японии. Двоюродный брат - Иван Елагин, поэт русского зарубежья. Супруг - Киуру Иван Семёнович (1934-1992), поэт.
С 1950 по 1957 год Новелла Матвеева работала в детском доме в Щёлковском районе Московской области.
Писать она стала под влиянием матери. Надежда Тимофеевна была личностью незаурядной во многих отношениях, человеком большой культуры и большого артистизма. Она очень любила поэзию, прекрасно читала стихи. Именно из её уст, в её удивительной декламации впервые Новелла услышала стихи Пушкина. В доме Матвеевых не всегда было радио, тем не менее благодаря матери музыка звучала постоянно. У неё был романсовый звонкий голос. Она пела цыганские, русские и итальянские песни.
Вообще Новелла Матвеева происходит из знаменитой литературной семьи русского Дальнего Востока: её дед Николай Петрович Матвеев-Амурский был поэтом и автором первой «Истории города Владивостока». Её мать, младший брат Роальд Николаевич, её дядя Венедикт Николаевич, супруг - тоже поэты…
Свои первые стихотворения Новелла Матвеева сочинила ещё ребенком, во время войны. Это было в Монинском госпитале, где она лечилась от острого авитаминоза, подействовавшего ей на глаза. Она показала стихи отцу, который работал там же, в госпитале, политруком. В детстве же пыталась сочинять музыку на свои стихи, а также на стихи А. Гладкова, В. Агнивцева, У. Шекспира, М. Лермонтова, А. Фета…
Первой её публикацией в 1957 году стала пародия на песенку «Пять минут» из кинофильма «Карнавальная ночь». Вскоре последовали публикации стихов в газете «Советская Чукотка» (1958) и журнале «Енисей». С 1959 года её стихи стали регулярно печататься в центральных газетах и журналах. В продвижении первых больших подборок стихов Новелле Матвеевой помогли поэты Игорь Грудев и Давид Кугультинов, а также работники ЦК комсомола Виктор Бушин и Лен Карпинский. Далее в судьбе поэтессы принимали участие С. Маршак, К. Чуковский, М. Атабекян, В. Чивилихин, Н. Старшинов, Б. Слуцкий, Ю. Воронов. Корней Иванович, когда ему прочитали «Солнечного зайчика», даже прыгал от радости через стул.
У Новеллы Матвеевой - счастливая творческая судьба. Её вовремя заметили и сразу полюбили. Девушка из провинции с необычным завораживающим голосом и гитарой в руках завоевала в начале 1960-х годов столицу, а затем и всю страну. Её песни, зазвучавшие на любительских магнитофонах, довольно быстро воплотились в пластинку «Песни» (М.: Мелодия, 1966). То была первая бардовская пластинка в Советском Союзе, впоследствии неоднократно выпускавшаяся, но так и оставшаяся раритетом.
С 1972 года Новелла Матвеева стала сочинять песни также и на стихи поэта Ивана Киуру. Наиболее известными и популярными песнями Новеллы Матвеевой стали: «Песня погонщика мула» («Ах, как долго, долго едем…»), «Ветер» («Какой большой ветер…»), «Водосточные трубы» («Дождь, дождь вечерний…»), «Девушка из харчевни» («Любви моей ты боялся зря…»), «Окраина» («Летняя ночь была…»), «Капитаны без усов» («Вот передо мною море голубое…»), «Страна Дельфиния» («Набегают волны синие…»), «Фокусник» («Ах ты, фокусник…»), «Цыганка» («Развесёлые цыгане по Молдавии гуляли…»), «Шарманщик» («На землю падал снег…») и др.
В 1962 году Новелла Матвеева окончила Высшие литературные курсы при Литературном институте имени А. М. Горького. Она стала профессиональным литератором. В 1961 году её приняли в Союз писателей СССР.
В поэзии Новеллы Матвеевой преобладает лирико-романтическое начало. Она отражает высокие гуманистические чувства человека, его мечты и фантазии, окружающий его красочный мир природы. Много пишет она и для детей. Кроме того, Новелла Матвеева занимается переводами, пишет пародии и эпиграммы, выступает со статьями по вопросам литературы и искусства.
Всего её перу принадлежит более 30 книг стихов, прозы и переводов. Среди них: «Лирика» (1961), «Кораблик» (1963), «Душа вещей» (1966), «Солнечный зайчик» (1966), «Ласточкина школа» (1973), «Река» (1978), «Закон песен» (1983), «Страна прибоя» (1983), «Кроличья деревня» (1984), «Избранное» (1986), «Хвала работе» (1987), «Нерасторжимый круг» (1991), «Мелодия для гитары» (1998), «Кассета снов» (1998), «Сонеты» (1998), «Караван» (2000), «Жасмин» (2001).
Как автор-исполнитель Н. Матвеева записала пластинки: «Песни» (Мелодия, 1967), «Стихи и песни» (Мелодия, 1966), «Дорога - мой дом» (Мелодия, 1982), «Музыка света» (в соавторстве с И. Киуру, Мелодия, 1984), «Баллады» (в соавторстве с И. Киуру, Мелодия, 1985), «Мой воронёнок» (в соавторстве с И. Киуру, Мелодия, 1986), «Рыжая девочка» (в соавторстве с И. Киуру, Мелодия, 1986) и компакт-диски «Какой большой ветер» (ASP, 1997), «Девушка из харчевни» (ASP, 1997), «Новелла Матвеева» (Moroz Records, 1999), «Лучшие песни» (Московские окна, 2000), «Отчаянная Мэри», «Трактир «Четвереньки».
В 1984 году в Центральном детском театре в Москве была поставлена пьеса Н. Матвеевой «Предсказание Эгля» - свободная фантазия по мотивам А. Грина, содержащая 33 её авторские песни.
Перу Новеллы Матвеевой принадлежат сотни публикаций в периодической печати. Её творчеству посвящено более сотни статей известных поэтов, литераторов, критиков и литературоведов. Среди их авторов Е. Евтушенко, Л. Аннинский, Е. Винокуров, В. Огнев, З. Паперный, В. Лакшин, С. Маршак, С. Чупринин, Г. Красников, Б. Окуджава, Е. Камбурова, Д. Гранин, Я. Смеляков, В. Цыбин, Б. Слуцкий, В. Берестов, А. Урбан, Ю. Смелков и др.
Личные невзгоды, встречавшееся подчас непонимание некоторых критиков, искусствоведов, редакторов и издателей не сломили волю Новеллы Николаевны. Она продолжает активно работать на радость многочисленных поклонников её творчества.
В 1998 году Н. Н. Матвеева удостоена звания лауреата Пушкинской премии в области поэзии.
Скончалась 4 сентября 2016 года на своей даче недалеко от г. Химки. 13 сентября состоялось отпевание в Храме Космы и Дамиана в Шубине, затем - прощание в малом зале ЦДЛ. Похоронена на Троекуровском кладбище (участок 25).
Родилась 7 октября 1934 года в городе Пушкин Ленинградской области. С детских лет пишет стихи. Печатается с 1958. Первый сборник вышел в свет в 1961; затем последовал второй сборник - «Кораблик» (1963).
Матвеева сразу стала необыкновенно популярной - она была одним из первых поэтов-бардов, клавших свои стихи на музыку и исполнявших их под гитару. Песни Матвеевой в 1960-х пела буквально вся студенческая молодёжь страны, нередко не зная их автора.
В 1966 выходит её сборник стихов «Душа вещей», пользовавшийся большим спросом.
В 1970-е выходят книги «Ласточкина школа», «Река» и др. В 1980-е - «Закон песен», «Страна прибоя» и др. Новелла Матвеева заочно окончила Литературный институт им. М. Горького.
В последние годы были опубликованы стихотворения «Волны и скалы», «Множимый сводами вздох», «Ночные фиалки», «Открытие», «Рисунки для чайного сервиза», проникнутые тонким лиризмом и изяществом.
В 1996 вышла книга воспоминаний - «Мяч, оставшийся в небе».
Н. Матвеева живёт и работает в Москве.
Русские писатели и поэты. Краткий биографический словарь. Москва, 2000
МАТВЕЕВА, Новелла Николаевна (р. 7.X.1934, г. Пушкин Ленинградской области) - русская советская поэтесса. Стихи начала писать в детстве. Печатается с 1958. В 1961 вышел первый сборник «Лирика», в 1963 - сборник «Кораблик». Матвеева - поэтесса с активным романтическим темпераментом и смелой фантазией. Прославление подвига, жажда полноты и яркости бытия, неприятие всякой инертности - таково настроение, окрашивающее её философскую лирику («Гимн перцу», «Мумия», «Краски», «Дирижабль», «Древесина», «Всё сказано на свете…»). Матвеева - тонкий лирик-пейзажист («Зима», «Дубрава», «Лес», «Медленная весна»). Яркая метафоричность языка сочетается в стихах Матвеевой со строгостью стихотворной формы, с волевой, иногда патетической интонацией. Матвеева - автор поэм на антиколониальную и антиимпериалистическую темы: «Мера за меру» и «Выселение из вселенной», а также слов и мелодий оригинальных лирических песен.
Соч.: Душа вещей. Книга стихов, М., 1966.
Лит.: Лавлинский Л., Этим и интересны…, «Мол. гвардия», 1961, № 11; Камов Б., «Лирика». [Рец.], «Звезда», 1962, № 3; Воронкова О., На пороге новой книги, «Комс. правда», 1963, 24 авг.; Рунин Б., Далёкое и близкое, «Новый мир», 1964, № 5; Бабёнышева С., Кораблик поднимай паруса, «Знамя», 1964, № 5; Обертынский А., Сколько счастья в деревьях!.., «Москва», 1964, № 8; Паперный З., Сказка на окраине города. (О стихах Н. Матвеевой), «Лит-pa в школе», 1965, № 1; Медынский Г., Песенная поэзия Новеллы Матвеевой, «Юность», 1966, № 7; Дудинцев В., Презрев случайные дары, «Комс. правда». 1967, 3 марта.
И. Б. Роднянская
Краткая литературная энциклопедия: В 9 т. - Т. 4. - М.: Советская энциклопедия, 1967
