Она читала, я внимал
То с восхищеньем, то с тоскою…
Нет, смысла я не понимал,
Но впечатленье — колдовское.
?
Шёл трамвай десятый номер
По Бульварному кольцу.
Мимо ехал на машине
Сам писатель Михалков.
?
Как не остановить бегущего бизона,
Так не остановить поющего Кобзона.
?
Мог ногой
Топнуть
И зажечь
Солнце…
Но меня
Дома
Ждёт
Лорен Софа.
Роберт Рождественский
Из книги «Всерьёз»…
…А меня
Дома
Ждёт
Лорен Соня.
Мне домой
Топать
- Что лететь
К солнцу.
А она
В слёзы,
Скачет как мячик:
- Что ж ты так
Поздно,
Милый мой
Мальчик?
Я ей
Спокойно:
- Да брось ты,
Соня…
Постели койку
И утри
Сопли.
А она плачет,
Говорит:
- Робик!..
- И
- долой платье,
И меня
- в лобик…
Задремал
Утром,
Так устал
За ночь…
Вдруг меня
Будто
Кто-то
Хвать
За нос!
Рвут меня
Когти,
Крики:
- Встань,
соня!
Я тебе,
Котик,
Покажу
Соню!!
1979
Смотрел сегодня танец живота.
Красивая девчонка, да не та,
Что спать не даст одной короткой фразой.
Восточная красавица, прости.
Восточная красавица, пусти
К непляшущей, к нездешней, к светлоглазой.
Лев Ошанин
В далёкой экзотической стране,
Где всё принципиально чуждо мне,
Но кое-что достойно уваженья,
Смотрел сегодня танец живота.
Живот хорош, но в общем - срамота.
Сплошное, я считаю, разложенье!
Не отведя пылавшего лица,
Я этот ужас вынес до конца,
Чуть шевеля сведёнными губами:
Восточная красавица, зачем
Ты свой живот показываешь всем?!
С тобой бы нам потолковать на Баме…
Восточная красотка хороша!
Но кровью облилась моя душа,
Ведь так недалеко и до конфуза…
Халат взяла бы или хоть пальто,
А то нагая… Это же не то,
Что греет сердце члена профсоюза!
Восточная красавица, прости,
Но я хотел бы для тебя найти
Достойное эпохи нашей дело.
Чтоб ты смогла познать любовь и труд,
Но я боюсь, что этот факт сочтут
Вмешательством во внутреннее тело…
1979
Я видел раз в простом кафе нарпита,
Как человек корпел над холодцом,
Трагическую маску Эврипида
Напоминая сумрачным лицом.
Евгений Винокуров
Я видел, как под ливнем кошка мокла.
Хотел поймать её, но не поймал…
Она напоминала мне Софокла,
Но почему его - не понимал.
И видел, как из зарослей укропа
Навстречу мне однажды вылез крот,
Разительно напомнивший Эзопа
И древний, как Гомер и Геродот.
А раз видал, как с кружкою Эсмарха
Старушка из аптеки шла к метро.
Она напоминала мне Плутарха,
Вольтера, Острового и Дидро.
Я мог бы продолжать. Но почему-то
Не захотел… Я шницель уминал,
Сообразив - но поздно! - что кому-то
Кого-то же и я напоминал!
1979
Не ведая мотива,
Не зная слов, пою.
А песнь легка на диво
И вся - про жизнь мою.
Лев Озеров
Без всякого мотива,
Без всяких слов пою.
И это всё на диво
Коллегам издаю.
Но вдруг один читатель
Мне прошептал, скорбя:
Когда нет слов, приятель,
Ты пой, но про себя…
?
Говорят, что плохая примета
Самого себя видеть во сне.
Прошлой ночью за час до рассвета
По дороге я встретился мне
Вадим Шефнер
Безусловно не веря приметам,
Чертовщиной мозги не губя,
Тем не менее перед рассветом
По дороге я встретил себя.
Удивился, конечно, но всё же
Удивления не показал.
Я представился: «Шефнер». Я тоже
Поклонился и «Шефнер» сказал.
Мы друг другу понравились сразу.
Элегантны и тот и другой.
Я промолвил какую-то фразу,
Я ответил и шаркнул ногой.
Много в жизни мы оба видали,
Но свидание пользу сулит.
Я себе рассказал о Дедале,
Я поведал себе о Лилит.
Я и я очарованы были,
Расставались уже как друзья.
Долго шляпы по воздуху плыли,
Долго я улыбался и я.
К чудесам мы приучены веком,
Но такое - не просто суметь!
С умным, знаете ли, человеком
Удовольствие дело иметь!
1979
Непрерывно, с детства, изначально
Душу непутёвую мою
Я с утра кладу на наковальню,
Молотом ожесточенно бью.
Анисим Кронгауз
Многие (писать о том противно;
Знаю я немало слабых душ!)
День свой начинают примитивно -
Чистят зубы, принимают душ.
Я же, встав с постели, изначально
Сам с собою начинаю бой.
Голову кладу на наковальню,
Молот поднимаю над собой.
Опускаю… Так проходят годы.
Результаты, в общем, неплохи:
Промахнусь - берусь за переводы,
Попаду - сажусь писать стихи…
1979
Когда б любовь мне солнце с неба стёрла,
Чтоб стали дни туманней и мрачней,
Хватило б силы взять её за горло
И задушить. И не писать о ней!
Владимир Солоухин
Итак, любовь. Восторг души и тела.
Источник вдохновенья, наконец!
И всё ж был прав неистовый Отелло:
«Молилась ли ты на ночь?…» И - конец.
И у меня случилось так. Подпёрло.
Она сильна как смерть. Но я сильней.
Хватило б силы взять её за горло
И задушить. И не писать о ней!
Но, полиставши уголовный кодекс,
Сообразил, что и любовь права.
И плюнул я тогда на этот комплекс.
И я свободен. И любовь жива.
1979
Как возможно с гордою душой
Целоваться на четвёртый вечер
И в любви признаться на восьмой?!
Пусть любовь начнётся. Но не с тела,
А с души, вы слышите, - с души!
Эдуард Асадов
Девушка со взглядом яснозвёздным,
День настанет и в твоей судьбе.
Где-то, как-то, рано или поздно
Подойдёт мужчина и к тебе.
Вздрогнет сердце сладко и тревожно.
Так чудесны девичьи мечты!
Восемь дней гуляйте с ним - и можно
На девятый перейти на «ты».
Можно день, допустим, на тридцатый
За руку себя позволить взять.
И примерно на шестидесятый
В щёку разрешить поцеловать.
После этого не увлекаться,
Не сводить с мужчины строгих глаз.
В губы - не взасос! - поцеловаться
В день подачи заявленья в загс.
Дальше важно жарких слов не слышать,
Мол, да ладно… Ну теперь чего ж…
Ты скажи: Покеда не запишуть,
И не думай! Погоди… Не трожь!…
Лишь потом, отметив это дело,
Весело, с родными, вот теперь
Пусть доходит очередь до тела.
Всё законно. Закрывайте дверь.
1979
С детских лет и мне завет завещан
Скромности. Его я берегу…
Но я видел раздеванье женщин
На крутом рассветном берегу.
Евгений Винокуров
Бесконечной скромностью увенчан,
В размышленьях проводящий дни,
Наблюдал я раздеванье женщин,
Не нарочно - боже сохрани!
Небосвод безбрежен был и ясен,
Вжавшись в землю я лежал за пнём,
Притаившись. Был обзор прекрасен,
Слава богу, дело было днём.
Весь сосредоточен, как дневальный,
Я сумел подметить, что хотел:
Эллипсообразны и овальны
Впадины и выпуклости тел!
Искупались… Волосы намокли.
Высохли. Оделись. Я лежу.
Хорошо, что с детства без бинокля
Я гулять на речку не хожу!
?
Шёл вчера я в толпе городской,
Показалось мне, трезвому, грустному:
В разношерстице речи людской
Разучился я русскому устному.
Сергей Макаров
Сердцем чувствую: что-то не так.
Стало ясно мне, трезвому, грустному:
я по письменной части мастак,
Но слабею по русскому устному.
В кабинетной работе я резв
И заглядывал в энциклопедии,
Но далёк от народа и трезв —
вот причина подобной трагедии.
Нет, такого народ не поймёт,
Не одарит улыбкою тёплою…
И пошёл я однажды в народ
С мелочишкой в кармане и воблою.
Потолкался в толпе у пивной —
так мечта воплотилась заветная.
И, шатаясь, ушёл: Боже мой,
Вот где устная речь многоцветная!
Что ни личность — великий знаток,
И без всякой притом профанации.
Слов немного — ну, может, пяток…
Но какие из них комбинации!
Каждый день я туда зачастил,
Распростясь с настроеньями грустными,
Кабинетную речь упростил
И украсил словами изустными.
У пивной мне отныне почёт,
А какие отныне амбиции!
И поставлен уже на учёт,
На учёт в райотделе милиции.
?
С лозы моей две виноградины
Твоими глазами украдены,
Два персика, яблока два…
Вчера увела ты ручьи,
Теперь они косы твои.
Раин Фархади
Ты месяц ко мне приходила,
Весь месяц по саду ходила.
Теперь я по саду брожу:
Тебя вспоминая, дрожу.
Две дыни, четыре арбуза
(Ещё называется Муза!),
Урюка шестнадцать мешков,
С айвой шестьдесят пирожков…
Не зря ты ходила по саду:
Двенадцать кг винограду,
Да персиков восемь кг,
Да центнер кизила — эге…
Приехала ты на Пегасе,
Он крыльями хлопал и пасся.
Расходов моих на фураж
Уже не окупит тираж.
Какие жестокие пытки —
Подсчитывать скорбно убытки.
Как после набега хазар,
Мне не с чем спешить на базар…
Однако, и дал же я маху!
Не бросить ли рифмы, к Аллаху?
Спокойно дехканином жить
Дешевле, чем с Музой дружить.
?
Давай, любимая, начнём,
Как говорится, всё сначала…
Пусть по Каляевской везёт
Нас вновь троллейбус двадцать третий.
За наш проезд, за нас двоих
Я в кассу брошу две монетки,
И вспыхнет свет в глазах твоих
Как солнышко на мокрой ветке.
Михаил Пляцковский
Я столько раз звонил тебе —
Ты на звонки не отвечала.
Давай войдём в троллейбус «Б»
И всё начнем с тобой сначала.
Сияет солнце в синеве,
Копеек горсть ладонь ласкает.
Беру четыре — две и две —
И в щёлку кассы опускаю.
Тень грусти на лице моём
Ты взглядом жалобным поймала.
Да, если едем мы вдвоём,
То одного билета мало.
Постой-ка, три копейки есть!
Ещё одна — всего четыре.
Прекрасно, что мужская честь
Ещё жива в подлунном мире.
А я мужчина и поэт,
На небе ни единой тучки.
Держи, любимая, билет!
Я верю: ты отдашь с получки.
Люби меня и будь со мной,
Поездка снова нас связала…
Как, у тебя был проездной?
Ну что ж ты сразу не сказала!
?
Её улыбка неземная
звучит, как исповедь моя…
И Афродита это знает
и не уходит от меня.
Андрей Дементьев, «Афродита»
Хоть о себе писать неловко,
но я недаром реалист;
ко мне пристала Пенелопа
как, извиняюсь, банный лист.
Она такая неземная,
и ясный взгляд, и чистый лоб.
И я, конечно, это знаю:
что я, не знаю Пенелоп?!
Я долго думал: в чём причина
моих успехов и побед?
Наверно, я такой мужчина,
каких и в Греции-то нет…
До этого была Даная…
За мной ходила целый год.
И Афродита это знает,
но от меня не отстает.
Шла бы ты домой, Пенелопа!
1979
Что делать со стихами о любви,
Закончившейся пошленьким скандалом?
Не перечитывая, разорви,
Отдай на растерзание шакалам.
Евгений Долматовский
Ни разу малодушно не винил
Я жизнь свою за горькие уроки…
Я был влюблён и как-то сочинил
Избраннице лирические строки…
Скользнула по лицу любимой тень,
И вспыхнул взгляд, такой обычно кроткий…
Последнее, что видел я в тот день,
Был чёрный диск чугунной сковородки.
Скандал? Увы! Но я привык страдать,
Поэтам ли робеть перед скандалом!
А как же со стихами быть? Отдать
На растерзанье критикам-шакалам?
Насмешек не боюсь, я не такой;
Быть может притвориться альтруистом,
Свои стихи своею же рукой
Взять и швырнуть гиенам-пародистам?
Но я мудрей и дальновидней был,
Я сохранил их! И в тайник не спрятал.
Не разорвал, не сжёг, не утопил,
Не обольщайтесь - я их напечатал!
1979
- Встречай, хозяйка! - крикнул Цыганов.
Поздравствовались. Сели…
В мгновенье ока юный огурец
Из миски глянул, словно лягушонок.
А помидор, покинувший бочонок,
Немедля выпить требовал, подлец…
- Хозяйка, выпей! - крикнул Цыганов.
Он туговат был на ухо.
Давид Cамойлов
- Никак Самойлов! - крикнул Цыганов
(он был глухой). - Ты вовремя, ей-богу!
Хозяйка постаралась, стол готов,
Давай закусим, выпьем понемногу…
А стол ломился! Милосердный бог!
Как говорится: всё отдай - и мало!
Цвели томаты, розовело сало,
Мочёная антоновка, чеснок,
Баранья ножка, с яблоками утка,
Цыплята табака (мне стало жутко),
В сметане караси, белужий бок,
Молочный поросёнок, лук зелёный,
Квашёная капуста! Груздь солёный
Подмигивал как будто! Ветчина
Была ошеломляюще нежна!
Кровавый ростбиф, колбаса салями,
Телятина и рябчик с трюфелями,
Лежали перепёлки как живые,
Копчёный сиг, стерлядки паровые,
Внесли в бочёнке красную икру!
Лежал осётр! А дальше - что я вижу!
Гигант омар (намедни из Парижа!)
На блюдо свежих устриц вперил глаз…
А вальдшнепы, румяные как бабы!
Особый запах источали крабы,
Благоухал в шампанском ананас!..
«Ну, наконец-то! - Думал я. - Чичас!
Закусим, выпьем, эх, святое дело!»
(В графинчике проклятая белела!)
Лафитник выпить требовал тотчас!
Я сел к столу… Смотрела Цыганова,
Как подцепил я вилкой огурец,
И вот когда, казалось всё готово,
Тут Иванов (что ждать от Иванова?!)
Пародией огрел меня, подлец!…
1979
Бесконечными веками -
есть на то причина -
разговаривал руками
любящий мужчина.
Римма Казакова
Повстречался мне нежданно
И лишил покоя.
И что я ему желанна,
Показал рукою.
Молча я взглянула страстно,
Слова не сказала
И рукой, что я согласна,
Тут же показала.
Образец любовной страсти
Нами был показан.
Разговор влюблённым, к счастью,
Противопоказан.
А потом горела лампа,
Молча мы курили,
Молча думали: «и ладно,
И поговорили…»
Так вот счастье и куётся
Издавна, веками…
Всем же только остаётся
Развести руками.
1979
Нет, жив Дантес. Он жив опасно,
Жив вплоть до нынешнего дня.
Ежеминутно, ежечасно
Он может выстрелить в меня.
Николай Доризо
Санкт-Петербург взволнован очень.
Разгул царизма. Мрак и тлен.
Печален, хмур и озобочен
Барон Луи де Геккерен.
Он молвит сыну осторожно:
- Зачем нам Пушкин? Видит бог,
Стреляться с кем угодно можно,
Ты в Доризо стрельни, сынок!
С улыбкой грустной бесконечно
Дантес взирает на него.
- Могу и в Доризо, конечно,
Какая разница, в кого…
Но вдруг лицо его скривилось,
И прошептал он как во сне:
- Но кто тогда, скажи на милость,
Хоть словом вспомнит обо мне?!.
1979
Когда, смахнув с плеча пиджак,
Ложишься навзничь на лужок, -
Ты поступаешь, как Жан-Жак,
Философ, дующий в рожок.
Александр Кушнер
Когда пьёшь кофе натощак
И забываешь о еде,
Ты поступаешь как Бальзак,
Который Оноре и де.
Когда в тебе бурлит сарказм
И ты от гнева возбуждён,
Ты просто вылитый Эразм,
Что в Роттердаме был рождён.
Когда, освободясь от брюк,
Ложишься навзничь на диван,
То поступаешь ты, мой друг,
Как мсье Гюи де Моппасан.
Когда ты вечером один
И с чаем кушаешь безе,
Ты Салтыков тире Щедрин
И плюс Щедрин тире Бизе.
Когда ж, допустим, твой стишок
Изящной полон чепухи,
То поступаешь ты, дружок,
Как Кушнер, пишущий стихи.
1979
Мы все свои. К нам лишний не допущен.
Я в гении, ей-богу, не суюсь,
Но говорю, как ваш домашний Пушкин:
«Друзья мои, прекрасен наш союз!»…
Друзья, я стал ужасно знаменитым, -
Не раз я, впрочем, был и буду битым,
Но это мне всегда на пользу шло.
Евгений Евтушенко
Друзья мои! Я стал известным слишком,
Меня за это незачем корить.
Мы все - свои. Гоните к чёрту лишних,
Я буду откровенно говорить.
За сорок мне. Случалось, рисовался,
Но дико популярности боюсь;
Скажите мне, куда я не совался?!
Да и теперь по-прежнему суюсь…
Уроки Братска мною не забыты,
Я на орбите, я спешу в зенит.
Не раз я, впрочем, был красиво битым,
Поэтому и буду не забыт!
Друзья мои, а всё-таки недаром
Меня ругают недруги, сипя.
Себя я подставляю под удары,
Но с неизменной пользой для себя.
Я неуёмен. Я привычен к дракам,
Могу и сам кому-то припаять…
Стою я Сирано де Бержераком,
Стоял, стою и буду впредь стоять!
И если даже мной просчёт допущен,
То кто же усомнится из друзей:
Я гениален менее, чем Пушкин,
Но на бесптичье Женя - соловей!
?
А в полынье, в наплыве мрака,
В воде, густеющей как мёд,
Живая плавает собака,
Стараясь выбраться на лёд…
Молчит толпа. Мальчишка хнычет,
Клубится снег. Тускнеет свет…
И все расходятся по делу.
А я - неведомо куда…
Михаил Дудин
Сугроб пружинил, как подушка,
Я размышлял о бытие.
И вдруг увидел, как старушка
Барахтается в полынье.
Нет, не купается… Одета.
Ручонками ломает лёд.
Но грациозна, как Одетта,
В воде густеющей как мёд.
Как человек и как писатель
Я был немало огорчён.
Со мною был один приятель,
И он был тоже удручён.
Стояли мы. Чего-то ждали
На тротуаре у столба.
И сокрушённо рассуждали,
Что это, видимо, судьба…
Не в силах превозмочь рыданье,
Я закричать хотел: «Плыви!»
Но в горле - ком от состраданья,
От зимней стужи и любви.
И вот с отчётливостью тяжкой
Я понял: близится беда…
И не ошибся - над бедняжкой
Сомкнулась чёрная вода.
Потом и прорубь затянулась,
Снежинки падали, тихи…
Душа в страданье окунулась,
И - потянуло на стихи.
?
Мы будем жить, покамест Пушкин с нами,
Мы будем жить, покамест с нами Блок…
И нищим надо подавать,
Покамест есть они на свете.
Станислав Куняев
Покамест Пушкин есть и Блок,
Литература нас врачует.
Литература нам не впрок,
Покамест Кобзев есть и Чуев.
Покамест все чего-то ждут,
И всяк покамест что-то ищет,
Покамест нищие живут
И на кладбище ветер свищет,
Мы будем жить, а выйдет срок,
То пусть земля нам будет пухом.
И в жизни тот не одинок,
Кто уважает нищих духом.
Покамест жив, цени свой труд,
В бессмертье душу окуная…
А пародисты не умрут,
Покамест не иссяк Куняев.
1979
Витой верёвочкой доверья
Ко мне привязан старый пёс.
Его глаза - глаза не зверя
Всё понимают наперёд.
Он верит в то, во что я верю…
Владимир Костров
Мой пёс и я!
Нельзя словами
Нас достоверно описать.
Есть много общего меж нами -
Чутьё и верность, ум и стать.
Есть даже общее в обличье,
Не то чтоб сходство, а чуть-чуть…
Но ряд существенных различий
Я не могу не подчеркнуть.
Не курит он, хоть это жалко,
А то ведь мог бы угощать.
Мой пёс не ездит на рыбалку
Денька на три, четыре, пять…
Всё понимает он отлично,
Но молчуном слывёт зато.
Он ест всё то, что я обычно,
Но пьёт совсем, совсем не то…
Короче, лишена собака
Нам, людям, свойственных грехов.
Но что ценней всего, однако, -
Не пишет, умница, стихов!
1979
Биография
Поэт и публицист Александр Александрович Иванов родился 9 декабря 1936 года в Москве, в семье художника. Известность ему принесли стихотворные пародии, кстати, именно с них начался в конце 1962 года его творческий путь.
Затем Александр Иванов начал писать эпиграммы, и эти два иронических жанра стали его литературной профессией, хотя перу писателя принадлежит ещё целый ряд статей, памфлетов, заметок.
В 1968 году была опубликована его первая книжка пародий - «Любовь и горчица», затем выходили сборники «Смеясь и плача», «Не своим голосом», «Откуда что…».
Александр Иванов много лет выступал на эстраде со своими юмористическими произведениями, сыграл несколько небольших ролей в кино, тесно сотрудничал с «Литературной газетой».
Большую и воистину всенародную популярность принесла ему юмористическая программа «Вокруг смеха», которую Иванов вёл на телевидении тринадцать лет, с 1978 по 1991 годы.
Скончался Александр Александрович Иванов 13 июня 1996 года после обширного инфаркта.
ИВАНОВ, Александр Александрович (р. 9.XII.1936, Москва) - русский советский писатель. Окончил факультет рисования и черчения Московского заочного педагогического института (1960). Печатается с 1963. Автор сборников пародий «Любовь и горчица» (1968), «Смеясь и плача» (1970), «Не своим голосом» (1972), «Откуда что…» (1975), а также книги эпиграмм «О двух концах» (1969, совместно с А. Рейжевским). Пародии Иванова тонко воспроизводят особенности стиля пародируемого автора, язвительно высмеивают слабые стороны оригинала.
Лит.: Васильев С., Пародия - не забава!, «Лит. газета», 1972, 1 янв.; Лифшиц В., «Не своим голосом». [Рец.], «Новый мир», 1973, № 7; Молдавский Дм., Весёлое литературоведение, «Лит. обозрение», 1973, № 4; Асадов Э., Пародист должен быть писателем, «ВЛ», 1974, № 7.
Н. А. Богомолов
Краткая литературная энциклопедия: В 9 т. - Т. 9. - М.: Советская энциклопедия, 1978
