Домой Вниз Поиск по сайту

Афанасий Фет

ФЕТ(настоящая фамилия Шеншин) Афанасий Афанасьевич [23 ноября (5 декабря) 1820, усадьба Новосёлки Мценского уезда Орловской губернии - 21 ноября (3 декабря) 1892, Москва; похоронен в деревне Клевнево Мценского уезда Орловской губернии], русский поэт, член-корреспондент Петербургской АН (1886).

Афанасий Фет. Aphanasy Fet

Насыщенные конкретными приметами картины природы, мимолётные настроения человеческой души, музыкальность: «Вечерние огни» (сборники 1-4, 1883-91). Многие стихи положены на музыку.

Подробнее

Фотогалерея (20)

СТИХИ (74):

ЕЩЁ СТИХИ (16):

Вверх Вниз

***

Не могу я слышать этой птички,
Чтобы тотчас сердцем не вспорхнуть;
Не могу, наперекор привычке,
Как войдёшь, - хоть молча не вздохнуть.

Ты не вспыхнешь, ты не побледнеешь,
Взоры полны тихого огня;
Больно видеть мне, как ты умеешь
Не видать и не слыхать меня.

Я тебя невольно беспокою,
Торжество должна ты искупить:
На заре без туч нельзя такою
Молодой и лучезарной быть!

16 февраля 1892


***

Ель рукавом мне тропинку завесила.
     Ветер. В лесу одному
Шумно, и жутко, и грустно, и весело, -
     Я ничего не пойму.

Ветер. Кругом всё гудёт и колышется,
     Листья кружатся у ног.
Чу, там вдали неожиданно слышится
     Тонко взывающий рог.

Сладостен зов мне глашатая медного!
     Мёртвые что мне листы!
Кажется, издали странника бедного
     Нежно приветствуешь ты.

4 ноября 1891


***

Я слышу - и судьбе я покоряюсь грозной,
Давно я сам себе сказал: не прекословь;
Но перед жертвою покорною и слёзной
Зачем же замолчать совсем должна любовь?

Пусть радость хоть на миг не слышит порицанья,
Пусть завтра - строгий чин, всё тот же, как вчера, -
Но ныне страсть в глазах, и долгие лобзанья,
И пламенных надежд отважная игра!

27 февраля 1891


***

Ещё люблю, ещё томлюсь
Перед всемирной красотою
И ни за что не отрекусь
От ласк, ниспосланных тобою.

Покуда на груди земной
Хотя с трудом дышать я буду,
Весь трепет жизни молодой
Мне будет внятен отовсюду.

Покорны солнечным лучам,
Там сходят корни в глубь могилы
И там у смерти ищут силы
Бежать навстречу вешним дням.

1890


***

Мама! глянь-ка из окошка -
Знать, вчера недаром кошка
	Умывала нос:
Грязи нет, весь двор одело,
Посветлело, побелело -
	Видно, есть мороз.

Не колючий, светло-синий
По ветвям развешан иней -
	Погляди хоть ты!
Словно кто-то тороватый
Свежей, белой, пухлой ватой
	Все убрал кусты.

Уж теперь не будет спору:
За салазки, да и в гору
	Весело бежать!
Правда, мама? Не откажешь,
А сама, наверно, скажешь:
	«Ну, скорей гулять!»

9 декабря 1887


***

Одним толчком согнать ладью живую
С наглаженных отливами песков,
Одной волной подняться в жизнь иную,
Учуять ветр с цветущих берегов,

Тоскливый сон прервать единым звуком,
Упиться вдруг неведомым, родным,
Дать жизни вздох,
                  дать сладость тайным мукам,
Чужое вмиг почувствовать своим,

Шепнуть о том, пред чем язык немеет,
Усилить бой бестрепетных сердец -
Вот чем певец лишь избранный владеет,
Вот в чём его и признак и венец!

28 октября 1887


***

Как беден наш язык! - Хочу и не могу. -
Не передать того ни другу, ни врагу,
Что буйствует в груди прозрачною волною.
Напрасно вечное томление сердец,
И клонит голову маститую мудрец
Пред этой ложью роковою.

Лишь у тебя, поэт, крылатый слова звук
Хватает на лету и закрепляет вдруг
И тёмный бред души и трав неясный запах;
Так, для безбрежного покинув скудный дол,
Летит за облака Юпитера орёл,
Сноп молнии неся мгновенный
                            в верных лапах.

11 июня 1887


***

Светил нам день, будя огонь в крови…
Прекрасная, восторгов ты искала
И о своей несбыточной любви
Младенчески мне тайны поверяла.

Как мог, слепец, я не видать тогда,
Что жизни ночь над нами лишь сгустится,
Твоя душа, красы твоей звезда,
Передо мной, умчавшись, загорится,

И, разлучась навеки, мы поймём,
Что счастья взрыв мы промолчали оба
И что вздыхать обоим нам по нём,
Хоть будем врознь стоять у двери гроба.

9 июня 1887


Муза

Мы рождены для вдохновенья,
Для звуков сладких и молитв.
Пушкин
Ты хочешь проклинать, рыдая и стеня,
	Бичей подыскивать к закону.
Поэт, остановись! не призывай меня, -
	Зови из бездны Тизифону.

Пленительные сны лелея наяву,
	Своей божественною властью
Я к наслаждению высокому зову
	И к человеческому счастью.

Когда, бесчинствами обиженный опять,
	В груди заслышишь зов к рыданью, -
Я ради мук твоих не стану изменять
	Свободы вечному призванью.

Страдать! - Страдают все - страдает тёмный зверь,
	Без упованья, без сознанья, -
Но перед ним туда навек закрыта дверь,
	Где радость теплится страданья.

Ожесточённому и чёрствому душой
	Пусть эта радость незнакома.
Зачем же лиру бьёшь ребяческой рукой,
	Что не труба она погрома?

К чему противиться природе и судьбе? -
	На землю сносят эти звуки
Не бурю страстную , не вызовы к борьбе,
	А исцеление от муки.

8 мая 1887


Эпиграфом взяты последние строки стихотворения Пушкина «Чернь».

Тизифона (греч. миф.) - богиня кровной мести, одна из трёх фурий - богинь мщения.

***

Моего тот безумства желал, кто смежал
Этой розы завОи, и блёстки, и росы;
Моего тот безумства желал, кто свивал
Эти тяжким узлом набежавшие косы.

Злая старость хотя бы всю радость взяла,
А душа моя также пред самым закатом
Прилетела б со стоном сюда, как пчела,
Охмелеть, упиваясь таким ароматом.

И, сознание счастья на сердце храня,
Стану буйства я жизни живым отголоском.
Этот мёд благовонный - он мой, для меня,
Пусть другим он останется топким лишь воском!

25 апреля 1887


Завои - завитки.

***

Жду я, тревогой объят,
Жду тут на самом пути:
Этой тропой через сад
Ты обещалась прийти.

Плачась, комар пропоёт,
Свалится плавно листок…
Слух, раскрываясь, растёт,
Как полуночный цветок.

Словно струну оборвал
Жук, налетевши на ель;
Хрипло подругу позвал
Тут же у ног коростель.

Тихо под сенью лесной
Спят молодые кусты…
Ах, как пахнуло весной!..
Это наверное ты!

13 декабря 1886


Светоч

Ловец, все дни отдавший лесу,
Я направлял по нём стопы;
Мой глаз привык к его навесу
И ночью различал тропы.

Когда же вдруг из тучи мглистой
Сосну ужалил яркий змей,
Я сам затеплил сук смолистый
У золотых её огней.

Горел мой факел величаво,
Тянулись тени предо мной,
Но, обежав меня лукаво,
Они смыкались за спиной.

Пестреет мгла, блуждают очи,
Кровавый призрак в них глядит,
И тем ужасней сумрак ночи,
Чем ярче светоч мой горит.

1885


Добро и зло

Два мира властвуют от века,
Два равноправных бытия:
Один объемлет человека,
Другой - душа и мысль моя.

И как в росинке чуть заметной
Весь солнца лик ты узнаёшь,
Так слитно в глубине заветной
Всё мирозданье ты найдёшь.

Не лжива юная отвага:
Согнись над роковым трудом -
И мир свои раскроет блага;
Но быть не мысли божеством.

И даже в час отдохновенья,
Подъемля потное чело,
Не бойся горького сравненья
И различай добро и зло.

Но если на крылах гордыни
Познать дерзаешь ты как бог,
Не заноси же в мир святыни
Своих невольничьих тревог.

Пари всезрящий и всесильный,
И с незапятнанных высот
Добро и зло, как прах могильный,
В толпы людские отпадёт.

14 сентября 1884


***

Я тебе ничего не скажу,
И тебя не встревожу ничуть,
И о том, что я молча твержу,
Не решусь ни за что намекнуть.

Целый день спят ночные цветы,
Но лишь солнце за рощу зайдёт,
Раскрываются тихо листы,
И я слышу, как сердце цветёт.

И в больную, усталую грудь
Веет влагой ночной… я дрожу,
Я тебя не встревожу ничуть,
Я тебе ничего не скажу.

2 сентября 1885


Положено на музыку 20-ю композиторами: Чайковский, Прейс, Ребиков, С.Рахманинов и др.

***

Не смейся, не дивися мне,
В недоуменье детски грубом,
Что перед этим дряхлым дубом
Я вновь стою по старине.

Не много листьев на челе
Больного старца уцелели;
Но вновь с весною прилетели
И жмутся горлинки в дупле.

1884


***

Ещё одно забывчивое слово,
Ещё один случайный полувздох -
И тосковать я сердцем стану снова,
И буду я опять у этих ног.

Душа дрожит, готова вспыхнуть чище,
Хотя давно угас весенний день
И при луне на жизненном кладбище
Страшна и ночь, и собственная тень.

[1884]


Ласточки

Природы праздный соглядатай,
Люблю, забывши всё кругом,
Следить за ласточкой стрельчатой
Над вечереющим прудом.

Вот понеслась и зачертила -
И страшно, чтобы гладь стекла
Стихией чуждой не схватила
Молниевидного крыла.

И снова то же дерзновенье
И та же тёмная струя, -
Не таково ли вдохновенье
И человеческого я?

Не так ли я, сосуд скудельный,
Дерзаю на запретный путь,
Стихии чуждой, запредельной,
Стремясь хоть каплю зачерпнуть?

[1884]


***

Учись у них - у дуба, у берёзы.
Кругом зима. Жестокая пора!
Напрасные на них застыли слёзы,
И треснула, сжимаяся, кора.

Всё злей метель и с каждою минутой
Сердито рвёт последние листы,
И за сердце хватает холод лютый;
Они стоят, молчат; молчи и ты!

Но верь весне. Её промчится гений,
Опять теплом и жизнию дыша.
Для ясных дней, для новых откровений
Переболит скорбящая душа.

31 декабря 1883


Осень

Как грустны сумрачные дни
Беззвучной осени и хладной!
Какой истомой безотрадной
К нам в душу просятся они!

Но есть и дни, когда в крови
Золотолиственных уборов
Горящих осень ищет взоров
И знойных прихотей любви.

Молчит стыдливая печаль,
Лишь вызывающее слышно,
И, замирающей так пышно,
Ей ничего уже не жаль.

8 октября 1883


***

Только в мире и есть, что тенистый
   Дремлющих клёнов шатёр.
Только в мире и есть, что лучистый
   Детски задумчивый взор.
Только в мире и есть, что душистый
   Милой головки убор.
Только в мире и есть этот чистый
   Влево бегущий пробор.

3 апреля 1883


***

Это утро, радость эта,
Эта мощь и дня и света,
	Этот синий свод,
Этот крик и вереницы,
Эти стаи, эти птицы,
	Этот говор вод,

Эти ивы и берёзы,
Эти капли - эти слёзы,
	Этот пух - не лист,
Эти горы, эти долы,
Эти мошки, эти пчёлы,
	Этот зык и свист,

Эти зори без затменья,
Этот вздох ночной селенья,
	Эта ночь без сна,
Эта мгла и жар постели,
Эта дробь и эти трели,
	Это всё - весна.

1881 (?)


А. Л. Бржеской

Далёкий друг, пойми мои рыданья,
Ты мне прости болезненный мой крик.
С тобой цветут в душе воспоминанья,
И дорожить тобой я не отвык.

Кто скажет нам, что жить мы не умели,
Бездушные и праздные умы,
Что в нас добро и нежность не горели
И красоте не жертвовали мы?

Где ж это всё? Ещё душа пылает,
По-прежнему готова мир объять.
Напрасный жар! Никто не отвечает,
Воскреснут звуки - и замрут опять.

Лишь ты одна! Высокое волненье
Издалека мне голос твой принёс.
В ланитах кровь, и в сердце вдохновенье. -
Прочь этот сон, - в нём слишком много слёз!

Не жизни жаль с томительным дыханьем,
Что жизнь и смерть? А жаль того огня,
Что просиял над целым мирозданьем,
И в ночь идёт, и плачет, уходя.

28 января 1879


***

Ты отстрадала, я ещё страдаю,
Сомнением мне суждено дышать,
И трепещу, и сердцем избегаю
Искать того, чего нельзя понять.

А был рассвет! Я помню, вспоминаю
Язык любви, цветов, ночных лучей. -
Как не цвести всевидящему маю
При отблеске родном таких очей!

Очей тех нет - и мне не страшны грОбы,
Завидно мне безмолвие твоё,
И, не судя ни тупости, ни злобы,
Скорей, скорей в твоё небытиё!

4 ноября 1878


Стихотворение, очевидно, навеяно воспоминанием о М.К.Лазич.

Alter Ego

Как лилея глядится в нагорный ручей,
Ты стояла над первою песней моей,
И была ли при этом победа, и чья, -
У ручья ль от цветка, у цветка ль от ручья?

Ты душою младенческой всё поняла,
Что мне высказать тайная сила дала,
И хоть жизнь без тебя суждено мне влачить,
Но мы вместе с тобой, нас нельзя разлучить.

Та трава, что вдали, на могиле твоей,
Здесь, на сердце, чем старе оно, тем свежей,
И я знаю, взглянувши на звёзды порой,
Что взирали на них мы как боги с тобой.

У любви есть слова, те слова не умрут.
Нас с тобой ожидает особенный суд;
Он сумеет нас сразу в толпе различить,
И мы вместе придём, нас нельзя разлучить!

Январь 1878


Alter Ego - Второе я (лат.).

***

Сияла ночь. Луной был полон сад. Лежали
Лучи у наших ног в гостиной без огней.
Рояль был весь раскрыт,
                        и струны в нём дрожали,
Как и сердца у нас за песнею твоей.

Ты пела до зари, в слезах изнемогая,
Что ты одна - любовь, что нет любви иной,
И так хотелось жить, чтоб, звука не роняя,
Тебя любить, обнять и плакать над тобой.

И много лет прошло, томительных и скучных,
И вот в тиши ночной твой голос слышу вновь,
И веет, как тогда, во вздохах этих звучных,
Что ты одна - вся жизнь, что ты одна - любовь,

Что нет обид судьбы и сердца жгучей муки,
А жизни нет конца, и цели нет иной,
Как только веровать в рыдающие звуки,
Тебя любить, обнять и плакать над тобой!

2 августа 1877


Среди звёзд

Пусть мчитесь вы, как я покорны мигу,
Рабы, как я, мне прирождённых числ,
Но лишь взгляну на огненную книгу,
Не численный я в ней читаю смысл.

В венцах, лучах, алмазах, как калифы,
Излишние средь жалких нужд земных,
Незыблемой мечты иероглИфы,
Вы говорите: «Вечность - мы, ты - миг.

Нам нет числа. Напрасно мыслью жадной
Ты думы вечной догоняешь тень;
Мы здесь горим, чтоб в сумрак непроглядный
К тебе просился беззакатный день.

Вот почему, когда дышать так трудно,
Тебе отрадно так поднять чело
С лица земли, где всё темно и скудно,
К нам, в нашу глубь, где пышно и светло».

22 ноября 1876


***

Только встречу улыбку твою
Или взгляд уловлю твой отрадный, -
Не тебе песнь любви я пою,
А твоей красоте ненаглядной.

Про певца по зарям говорят,
Будто розу влюблённою трелью
Восхвалять неумолчно он рад
Над душистой её колыбелью.

Но безмолвствует, пышно чиста,
Молодая владычица сада:
Только песне нужна красота,
Красоте же и песен не надо.

1873 (?)


Майская ночь

Отсталых туч над нами пролетает
Последняя толпа.
Прозрачный их отрезок мягко тает
У лунного серпа.

Царит весны таинственная сила
С звездАми на челе. -
Ты, нежная! Ты счастье мне сулила
На суетной земле.

А счастье где? Не здесь, в среде убогой,
А вон оно - как дым.
За ним! за ним! воздушною дорогой -
И в вечность улетим!

1870


***

Истрепалися сосен мохнатые ветви от бури,
Изрыдалась осенняя ночь ледяными слезами,
Ни огня на земле, ни звезды в овдовевшей лазури,
Всё сорвать хочет ветер, всё смыть хочет ливень ручьями.

Никого! Ничего! Даже сна нет в постели холодной,
Только маятник грубо-насмешливо меряет время.
Оторвись же от тусклой свечи ты душою свободной!
Или тянет к земле роковое, тяжёлое бремя?

О, войди ж в этот мрак, улыбнись, благосклонная фея,
И всю жизнь в этот миг я солью, этим мигом измерю,
И, речей благовонных созвучием слух возлелея,
Не признаю часов и рыданьям ночным не поверю!

Конец 60-х гг. (?)


Псевдопоэту

Молчи, поникни головою,
Как бы представ на страшный суд,
Когда случайно пред тобою
Любимца муз упомянут!

На рынок! Там кричит желудок,
Там для стоокого слепца
Ценней грошовый твой рассудок
Безумной прихоти певца.

Там сбыт малёванному хламу,
На этой затхлой площадИ, -
Но к музам, к чистому их храму,
Продажный раб, не подходи!

Влача по прихоти народа
В грязи низкопоклонный стих,
Ты слова гордого свобода
Ни разу сердцем не постиг.

Не возносился богомольно
Ты в ту свежеющую мглу,
Где беззаветно лишь привольно
Свободной песне да орлу.

1866


Стихотворение относится, очевидно, к Некрасову, который 16 апреля 1866 г., в целях спасения «Современника» от закрытия, прочёл поздравительное стихотворение М.Н.Муравьеву, назначенному председателем следственной комиссии по делу Каракозова.

***

Месяц зеркальный
                 плывёт по лазурной пустыне,
Травы степные унизаны влагой вечерней,
Речи отрывистей, сердце опять суеверней,
Длинные тени вдали потонули в ложбине.

В этой ночи, как в желаниях,
                             всё беспредельно,
Крылья растут
              у каких-то воздушных стремлений,
Взял бы тебя
             и помчался бы так же бесцельно,
Свет унося, покидая неверные тени.

Можно ли, друг мой,
                    томиться в тяжёлой кручине?
Как не забыть, хоть на время,
                              язвительных терний?
Травы степные сверкают росою вечерней,
Месяц зеркальный
                 бежит по лазурной пустыне.

1863


***

Какая грусть! Конец аллеи
Опять с утра исчез в пыли,
Опять серебряные змеи
Через сугробы поползли.

На небе ни клочка лазури,
В степи всё гладко, всё бело,
Один лишь ворон против бури
Крылами машет тяжело.

И на душе не рассветает,
В ней тот же холод, что кругом,
Лениво дума засыпает
Над умирающим трудом.

А всё надежда в сердце тлеет,
Что, может быть, хоть невзначай,
Опять душа помолодеет,
Опять родной увидит край,

Где бури пролетают мимо,
Где дума страстная чиста, -
И посвящённым только зримо
Цветёт весна и красота.

Начало 1862


***

Не избегай; я не молю
Ни слёз, ни сердца тайной боли,
Своей тоске хочу я воли
И повторять тебе: «люблю».

Хочу нестись к тебе, лететь,
Как волны по равнине водной,
Поцеловать гранит холодный,
Поцеловать - и умереть!

1862 (?)


Мотылёк мальчику

Цветы кивают мне, головки наклоня,
   И манит куст душистой веткой;
Зачем же ты один преследуешь меня
   Своею шёлковою сеткой?

Дитя кудрявое, любимый нежно сын
   Неувядающего мая,
Позволь мне жизнию упиться день один,
   На солнце радостном играя.

Постой, оно уйдёт, и блеск его лучей
   Замрёт на западе далёком,
И в час таинственный я упаду в ручей,
   И унесёт меня потоком.

1860


Старые письма

Давно забытые, под лёгким слоем пыли,
Черты заветные, вы вновь передо мной
И в час душевных мук мгновенно воскресили
Всё, что давно-давно утрачено душой.

Горя огнём стыда, опять встречают взоры
Одну доверчивость, надежду и любовь,
И задушевных слов поблёкшие узоры
От сердца моего к ланитам гонят кровь.

Я вами осуждён, свидетели немые
Весны души моей и сумрачной зимы.
Вы те же светлые, святые, молодые,
Как в тот ужасный час, когда прощались мы.

А я доверился предательскому звуку, -
Как будто вне любви есть в мире что-нибудь! -
Я дерзко оттолкнул писавшую вас руку,
Я осудил себя на вечную разлуку
И с холодом в груди пустился в дальний путь.

Зачем же с прежнею улыбкой умиленья
Шептать мне о любви, глядеть в мои глаза?
Души не воскресит и голос всепрощенья,
Не смоет этих строк и жгучая слеза.

1859 (?)


***

Если ты любишь, как я, бесконечно,
Если живёшь ты любовью и дышишь,
Руку на грудь положи мне беспечно:
Сердца биенья под нею услышишь.

О, не считай их! в них, силой волшебной,
Каждый порыв переполнен тобою;
Так в роднике за струёю целебной
Прядает влага горячей струею.

Пей, отдавайся минутам счастливым, -
Трепет блаженства всю душу обнимет;
Пей - и не спрашивай взором пытливым,
Скоро ли сердце иссякнет, остынет.

1859


***

Ещё акация одна
С цветами ветви опускала
И над беседкою весна
Душистых сводов не скругляла.

Дышал горячий ветерок,
В тени сидели мы друг с другом,
И перед нами на песок
День золотым ложился кругом.

Жужжал пчелами каждый куст,
Над сердцем счастье тяготело,
Я трепетал, чтоб с робких уст
Твоё признанье не слетело.

Вдали сливалось пенье птиц,
Весна над степью проносилась,
И на концах твоих ресниц
Слеза нескромная светилась.

Я говорить хотел - и вдруг,
Нежданным шорохом пугая,
К твоим ногам, на ясный круг,
Спорхнула птичка полевая.

С какой мы робостью любви
Своё дыханье затаили!
Казалось мне, глаза твои
Не улетать её молили.

Сказать «прости» чему ни будь
Душе казалося утратой…
И, собираясь упорхнуть,
Глядел на нас наш гость крылатый.

1859


Италия

Италия, ты сердцу солгала!
Как долго я в душе тебя лелеял, -
Но не такой душа тебя нашла,
И не родным мне воздух твой повеял.

В твоих степях любимый образ мой
Не мог, опять воскреснувши, не вырость;
Сын севера, люблю я шум лесной
И зелени растительную сырость.

Твоих сынов паденье и позор
И нищету увидя, содрогаюсь;
Но иногда, суровый приговор
Забыв, опять с тобою примиряюсь.

В углах садов и старческих руин
Нередко жар я чувствую мгновенный
И слушаю - и кажется, один
Я слышу гимн Сивиллы вдохновенной.

В подобный миг чужие небеса
Неведомой мне в душу веют силой,
И я люблю, увядшая краса,
Твой долгий взор, надменный и унылый.

И ящериц, мелькающих кругом,
и негу их на нестерпимом зное,
И страстного кумира под плющом
Раскидистым увечье вековое.

между 1856 и 1858


***

Заря прощается с землёю,
Ложится пар на дне долин,
Смотрю на лес, покрытый мглою,
И на огни его вершин.

Как незаметно потухают
Лучи и гаснут под конец!
С какою негой в них купают
Деревья пышный свой венец!

И всё таинственней, безмерней
Их тень растёт, растёт, как сон;
Как тонко по заре вечерней
Их лёгкий очерк вознесён!

Как будто, чуя жизнь двойную
И ей овеяны вдвойне, -
И землю чувствуют родную
И в небо просятся оне.

1858


Бал

Когда трепещут эти звуки
И дразнит ноющий смычок,
Слагая на коленях руки,
Сажусь в забытый уголок.

И, как зари румянец дальный
Иль дней былых немая речь,
Меня пленяет вихорь бальный
И шевелит мерцанье свеч.

О, как, ничем не укротимо,
Уносит к юности былой
Вблизи порхающее мимо
Круженье пары молодой!

Чего хочу? Иль, может статься,
Бывалой жизнию дыша,
В чужой восторг переселяться
Заране учится душа?

[1857]


Ещё майская ночь

Какая ночь! На всём какая нега!
Благодарю, родной полночный край!
Из царства льдов, из царства вьюг и снега
Как свеж и чист твой вылетает май!

Какая ночь! Все звёзды до единой
Тепло и кротко в душу смотрят вновь,
И в воздухе за песнью соловьиной
Разносится тревога и любовь.

Берёзы ждут. Их лист полупрозрачный
Застенчиво манит и тешит взор.
Они дрожат. Так деве новобрачной
И радостен и чужд её убор.

Нет, никогда нежней и бестелесней
Твой лик, о ночь, не мог меня томить!
Опять к тебе иду с невольной песней,
Невольной - и последней, может быть.

1857


***

На стоге сена ночью южной
Лицом ко тверди я лежал,
И хор светил, живой и дружный,
Кругом раскинувшись, дрожал.

Земля, как смутный сон немая,
Безвестно уносилась прочь,
И я, как первый житель рая,
Один в лицо увидел ночь.

Я ль несся к бездне полуночной,
Иль сонмы звёзд ко мне неслись?
Казалось, будто в длани мощной
Над этой бездной я повис.

И с замираньем и смятеньем
Я взором мерил глубину,
В которой с каждым я мгновеньем
Всё невозвратнее тону.

1857


***

Какая ночь! Как воздух чист,
Как серебристый дремлет лист,
Как тень черна прибрежных ив,
Как безмятежно спит залив,
Как не вздохнёт нигде волна,
Как тишиною грудь полна!
Полночный свет, ты тот же день:
Белей лишь блеск, чернее тень,
Лишь тоньше запах сочных трав,
Лишь ум светлей, мирнее нрав,
Да вместо страсти хочет грудь
Вот этим воздухом вздохнуть.

1857 (?)


Весенний дождь

Ещё светло перед окном,
В разрывы облак солнце блещет,
И воробей своим крылом,
В песке купаяся, трепещет.

А уж от неба до земли,
Качаясь, движется завеса,
И будто в золотой пыли
Стоит за ней опушка леса.

Две капли брызнули в стекло,
От лип душистым мёдом тянет,
И что-то к саду подошло,
По свежим листям барабанит.

1857 (?)


***

Весна и ночь покрыли дол,
Душа бежит во мрак бессонный,
И внятно слышен ей глагол
Стихийной жизни, отрешённой.

И неземное бытиё
Свой разговор ведёт с душою
И веет прямо на неё
Своею вечною струёю.

Но вот заря! Бледнеет тень,
Туман волнуется и тает, -
И встретить очевидный день
Душа с восторгом вылетает.

1856 или 1857 (?)


***

Только станет смеркаться немножко,
Буду ждать, не дрогнет ли звонок,
Приходи, моя милая крошка,
Приходи посидеть вечерок.

Потушу перед зеркалом свечи, -
От камина светло и тепло;
Стану слушать весёлые речи,
Чтобы вновь на душе отлегло.

Стану слушать те детские грёзы,
Для которых - всё блеск впереди;
Каждый раз благодарные слёзы
У меня закипают в груди.

До зари осторожной рукою
Вновь платок твой узлом завяжу,
И вдоль стен, озарённых луною,
Я тебя до ворот провожу.

1856 (?)


Положено на музыку композиторами: П.Булахов, Конюс, Направник, Пономарёв.

У камина

Тускнеют угли. В полумраке
Прозрачный вьётся огонёк.
Так плещет на багряном маке
Крылом лазурным мотылёк.

Видений пёстрых вереница
Влечёт, усталый теша взгляд.
И неразгаданные лица
Из пепла серого глядят.

Встаёт ласкательно и дружно
Былое счастье и печаль,
И лжёт душа, что ей не нужно
Всего, чего глубоко жаль.

1856


***

В темноте, на треножнике ярком
Мать варила черешни вдали…
Мы с тобой отворили калитку
И по тёмной аллее пошли.

Шли мы розно. Прохлада ночная
Широко между нами плыла.
Я боялся, чтоб в помысле смелом
Ты меня упрекнуть не могла.

Как-то странно мы оба молчали
И странней сторонилися прочь…
Говорила за нас и дышала
Нам в лицо благовонная ночь.

[1856]


Весна на дворе

Как дышит грудь свежо и ёмко -
Слова не выразят ничьи!
Как по оврагам в полдень громко
На пену прядают ручьи!

В эфире песнь дрожит и тает.
На глыбе зеленеет рожь -
И голос нежный напевает:
«Ещё весну переживёшь!»

[1855]


***

Ласточки пропали,
А вчера зарёй
Всё грачи летали
Да, как сеть, мелькали
Вон над той горой.

С вечера всё спится,
На дворе темно.
Лист сухой валится,
Ночью ветер злится
Да стучит в окно.

Лучше б снег да вьюгу
Встретить грудью рад!
Словно как с испугу
Раскричавшись, к югу
Журавли летят.

Выйдешь - поневоле
Тяжело - хоть плачь!
Смотришь - через поле
Перекати-поле
Прыгает, как мяч.

1854


Шарманщик

К окну я в потёмках приник -
Ну, право, нельзя неуместней:
Опять в переулке старик
С своей неотвязною песней!

Те звуки свистят и поют
Нескладно-тоскливо-неловки…
Встают предо мною, встают
За рамой две светлых головки.

Над ними поверхность стекла
При месяце ярко-кристальна.
Одна так резво-весела,
Другая так томно-печальна.

И - старая песня! - с тоской
Мы прошлое нежно лелеем,
И жаль мне и той и другой,
И рад я сердечно обеим.

Меж них в промежутке видна
Ещё голова молодая, -
И всё он хорош, как одна,
И всё он грустит, как другая.

Он предан навеки одной
И грусти терзаем приманкой…
Уйдёшь ли ты, гаер седой,
С твоей неотвязной шарманкой?..

1854


Ива

Сядем здесь, у этой ивы,
Что за чудные извивы
На коре вокруг дупла!
А под ивой как красивы
Золотые переливы
Струй дрожащего стекла!

Ветви сочные дугою
Перегнулись над водою,
Как зелёный водопад;
Как живые, как иглою,
Будто споря меж собою,
Листья воду бороздят.

В этом зеркале под ивой
Уловил мой глаз ревнивый
Сердцу милые черты…
Мягче взор твой горделивый…
Я дрожу, глядя, счастливый,
Как в воде дрожишь и ты.

1854


***

Как здесь свежо под липою густою -
Полдневный зной сюда не проникал,
И тысячи висящих надо мною
Качаются душистых опахал.

А там, вдали, сверкает воздух жгучий,
Колебляся, как будто дремлет он.
Так резко-сух снотворный и трескучий
Кузнечиков неугомонный звон.

За мглой ветвей синеют неба своды,
Как дымкою подёрнуты слегка,
И, как мечты почиющей природы,
Волнистые проходят облака.

1854


Змей

Чуть вечернею росою
Осыпается трава,
Чешет косу, моет шею
Чернобровая вдова.

И не сводит у окошка
С неба тёмного очей,
И летит, свиваясь в кольца,
В ярких искрах длинный змей.

И шумит всё ближе, ближе,
И над вдовьиным двором,
Над соломенною крышей
Рассыпается огнём.

И окно тотчас затворит
Чернобровая вдова;
Только слышатся в светлице
Поцелуи да слова.

?


***

Какое счастие: и ночь, и мы одни!
Река - как зеркало и вся блестит звездами;
А там-то… голову закинь-ка да взгляни:
Какая глубина и чистота над нами!

О, называй меня безумным! Назови
Чем хочешь; в этот миг я разумом слабею
И в сердце чувствую такой прилив любви,
Что не могу молчать, не стану, не умею!

Я болен, я влюблён; но, мучась и любя -
О слушай! о пойми! - я страсти не скрываю,
И я хочу сказать, что я люблю тебя -
Тебя, одну тебя люблю я и желаю!

1854


***

Ещё весны душистой нега
К нам не успела низойти,
Ещё овраги полны снега,
Ещё зарёй гремит телега
На замороженном пути.

Едва лишь в полдень солнце греет,
Краснеет липа в высоте,
Сквозя, березник чуть желтеет,
И соловей ещё не смеет
Запеть в смородинном кусте.

Но возрожденья весть живая
Уж есть в пролётных журавлях,
И, их глазами провожая,
Стоит красавица степная
С румянцем сизым на щеках.

[1854]


***

Какие-то носятся звуки
И льнут к моему изголовью.
Полны они томной разлуки,
Дрожат небывалой любовью.

Казалось бы, что ж? Отзвучала
Последняя нежная ласка,
По улице пыль пробежала,
Почтовая скрылась коляска…

И только… Но песня разлуки
Несбыточной дразнит любовью,
И носятся светлые звуки
И льнут к моему изголовью.

1853


***

Люди спят; мой друг, пойдём в тенистый сад.
Люди спят; одни лишь звёзды к нам глядят.
Да и те не видят нас среди ветвей
И не слышат - слышит только соловей…
Да и тот не слышит, - песнь его громка;
Разве слышат только сердце да рука:
Слышит сердце, сколько радостей земли,
Сколько счастия сюда мы принесли;
Да рука, услыша, сердцу говорит,
Что чужая в ней пылает и дрожит,
Что и ей от этой дрожи горячо,
Что к плечу невольно клонится плечо…

[1853]


На слова стихотворения написан известный романс С.И.Танеева.

***

                Напрасно!
Куда ни взгляну я,
                   встречаю везде неудачу,
И тягостно сердцу,
                   что лгать я обязан всечасно;
Тебе улыбаюсь,
               а внутренно горько я плачу,
                Напрасно.

                Разлука!
Душа человека
              какие выносит мученья!
А часто на них
               намекнуть лишь достаточно звука.
Стою как безумный,
                   ещё не постиг выраженья:
                Разлука.

                Свиданье!
Разбей этот кубок:
                   в нём капля надежды таится.
Она-то продлит
               и она-то усилит страданье,
И в жизни туманной
                   всё будет обманчиво сниться
                Свиданье.

                Не нами
Бессилье изведано слов
                       к выраженью желаний.
Безмолвные муки
                сказалися людям веками,
Но очередь наша,
                 и кончится ряд испытаний
                Не нами.

                Но больно,
Что жребии жизни
                 святым побужденьям враждебны;
В груди человека
                 до них бы добраться довольно…
Нет! вырвать и бросить;
                        те язвы, быть может, целебны, -
                Но больно.

1852


***

Шёпот, робкое дыханье.
     Трели соловья,
Серебро и колыханье
     Сонного ручья.

Свет ночной, ночные тени,
     Тени без конца,
Ряд волшебных изменений
     Милого лица,

В дымных тучках пурпур розы,
     Отблеск янтаря,
И лобзания, и слёзы,
     И заря, заря!..

1850


***

Ещё весна, - как будто неземной
Какой-то дух ночным владеет садом.
Иду я молча, - медленно и рядом
Мой тёмный профиль движется со мной.

Ещё аллей не сумрачен приют,
Между ветвей небесный свод синеет,
А я иду - душистый холод веет
В лицо - иду - и соловьи поют.

Несбыточное грезится опять,
Несбыточное в нашем бедном мире,
И грудь вздыхает радостней и шире,
И вновь кого-то хочется обнять.

Придёт пора - и скоро, может быть, -
Опять земля взалкает обновиться,
Но это сердце перестанет биться
И ничего не будет уж любить.

[1847]


***

Свеж и душист твой роскошный венок,
Всех в нём цветов благовония слышны,
Кудри твои так обильны и пышны,
Свеж и душист твой роскошный венок.

Свеж и душист твой роскошный венок,
Ясного взора губительна сила, -
Нет, я не верю, чтоб ты не любила:
Свеж и душист твой роскошный венок.

Свеж и душист твой роскошный венок,
Счастию сердце легко предаётся:
Мне близ тебя хорошо и поётся.
Свеж и душист твой роскошный венок.

1847


***

Непогода - осень - куришь,
Куришь - всё как будто мало.
Хоть читал бы - только чтенье
Подвигается так вяло.

Серый день ползёт лениво,
И болтают нестерпимо
На стене часы стенные
Языком неутомимо.

Сердце стынет понемногу,
И у жаркого камина
Лезет в голову больную
Всё такая чертовщина!

Над дымящимся стаканом
Остывающего чаю,
Слава богу, понемногу,
Будто вечер, засыпаю…

1847


***

Уж верба вся пушистая
   Раскинулась кругом;
Опять весна душистая
   Повеяла крылом.

Станицей тучки носятся,
   Тепло озарены,
И в душу снова просятся
   Пленительные сны.

Везде разнообразною
   Картиной занят взгляд,
Шумит толпою праздною
   Народ, чему-то рад…

Какой-то тайной жаждою
   Мечта распалена -
И над душою каждою
   Проносится весна.

[1844]


***

Когда мои мечты за гранью прошлых дней
Найдут тебя опять за дымкою туманной,
Я плачу сладостно, как первый иудей
	На рубеже земли обетованной.

Не жаль мне детских игр,
                         не жаль мне тихих снов,
Тобой так сладостно и больно возмущённых
В те дни, как постигал я первую любовь
	По бунту чувств неугомонных.

По сжатию руки, по отблеску очей,
Сопровождаемым то вздохами, то смехом,
По ропоту простых, незначащих речей,
	Лишь нам звучащих страсти эхом.

[1844]


***

О, долго буду я, в молчаньи ночи тайной,
Коварный лепет твой, улыбку, взор случайный,
Перстам послушную волос густую прядь
Из мыслей изгонять и снова призывать;
Дыша порывисто, один, никем не зримый,
Досады и стыда румянами палимый,
Искать хотя одной загадочной черты
В словах, которые произносила ты;
Шептать и поправлять былые выраженья
Речей моих с тобой, исполненных смущенья,
И в опьянении, наперекор уму,
Заветным именем будить ночную тьму.

[1844]


Положено на музыку композиторами: С.Рахманинов, Фитингоф-Шелль, Конюс, Николаев.

***

Я пришёл к тебе с приветом,
Рассказать, что солнце встало,
Что оно горячим светом
По листам затрепетало;

Рассказать, что лес проснулся,
Весь проснулся, веткой каждой,
Каждой птицей встрепенулся
И весенней полон жаждой;

Рассказать, что с той же страстью,
Как вчера, пришёл я снова,
Что душа всё так же счастью
И тебе служить готова;

Рассказать, что отовсюду
На меня весельем веет,
Что не знаю сам, что буду
Петь, - но только песня зреет.

1843


Музыка - М. Балакирев.

***

Облаком волнистым
Пыль встаёт вдали;
Конный или пеший -
Не видать в пыли!

Вижу: кто-то скачет
На лихом коне.
Друг мой, друг далёкий,
Вспомни обо мне!

1843


***

Шумела полночная вьюга
В лесной и глухой стороне.
Мы сели с ней друг подле друга.
Валежник свистал на огне.

И наших двух теней громады
Лежали на красном полу,
А в сердце ни искры отрады,
И нечем прогнать эту мглу!

Берёзы скрипят за стеною,
Сук ели трещит смоляной…
О друг мой, скажи, что с тобою?
Я знаю давно, что со мной!

1842


***

Не отходи от меня,
Друг мой, останься со мной!
Не отходи от меня:
Мне так отрадно с тобой…

Ближе друг к другу, чем мы, -
Ближе нельзя нам и быть;
Чище, живее, сильней
Мы не умеем любить.

Если же ты - предо мной,
Грустно головку склоня, -
Мне так отрадно с тобой:
Не отходи от меня!

[1842]


Положено на музыку 14-ю композиторами: Варламов, Н.Бородин, Дерфельдт, Чайковский и др.

***

Помню я: старушка-няня
Мне в рождественской ночи
Про судьбу мою гадала
При мерцании свечи,

И на картах выходили
Интересы да почёт.
Няня, няня, ты ошиблась,
Обманул тебя расчёт;

Но зато я так влюбился,
Что приходится невмочь…
Погадай мне, друг мой няня,
Нынче святочная ночь.

Что,- не будет ли свиданья,
Разговоров иль письма?
Выйдет пиковая дама
Иль бубновая сама?

Няня добрая гадает,
Грустно голову склоня;
Свечка тихо нагорает,
Сердце бьётся у меня.

1842


Деревня

Люблю я приют ваш печальный,
И вечер деревни глухой,
И за летом благовест дальный,
И кровлю, и крест золотой.

Люблю я немятого луга
К окну подползающий пар,
И тесного, тихого круга
Не раз долитой самовар.

Люблю я на тех посиделках
Старушки чепец и очки;
Люблю на окне на тарелках
Овса золотые злачки;

На столике близко к окошку
Корзину с узорным чулком,
И по полу резвую кошку
В прыжках за проворным клубком;

И милой, застенчивой внучки
Красивый девичий наряд,
Движение бледненькой ручки
И робко опущенный взгляд;

Прощанье смолкающих пташек
И месяца бледный восход,
Дрожанье фарфоровых чашек
И речи замедленный ход;

И собственной выдумки сказки,
Прохлады вечерней струю
И вас, любопытные глазки,
Живую награду мою!

1842


***

На заре ты её не буди,
На заре она сладко так спит;
Утро дышит у ней на груди,
Ярко пышет на ямках ланит.

И подушка её горяча,
И горяч утомительный сон,
И, чернеясь, бегут на плеча
Косы лентой с обеих сторон.

А вчера у окна ввечеру
Долго-долго сидела она
И следила по тучам игру,
Что, скользя, затевала луна.

И чем ярче играла луна,
И чем громче свистал соловей,
Всё бледней становилась она,
Сердце билось больней и больней.

Оттого-то на юной груди,
На ланитах так утро горит.
Не буди ж ты её, не буди…
На заре она сладко так спит!

[1842]


Положено на музыку: Варламов; Блейхман.

***

Чудная картина,
Как ты мне родна:
Белая равнина,
Полная луна,

Свет небес высоких,
И блестящий снег,
И саней далёких
Одинокий бег.

[1842]


Вверх Вниз

Биография

А. А. Фет родился в имении Новоселки Мценского уезда Орловской губернии. Был внебрачным сыном помещика Шеншина и в 14 лет по решению духовной консистории получил фамилию своей матери Шарлотты Фет, одновременно утратив право на дворянство.

Впоследствии он добился потомственного дворянского звания и возвратил себе фамилию Шеншин, но литературное имя - Фет - осталось за ним навсегда.

Учился Фет на словесном факультете Московского университета, здесь он сблизился с Аполлоном Григорьевым и входил в кружок студентов, усиленно занимавшихся философией и поэзией. Ещё студентом, в 1840 г., Фет издал первый сборник своих стихотворений - «Лирический Пантеон».

В 1845 - 1858 гг. он служил в армии, затем приобрёл большие земли и стал помещиком. По своим убеждениям Фет был монархистом и крепостником, крайним консерватором. Его статьи, в которых он ратовал за интересы помещиков, возбуждали негодование всей передовой печати.

Фет вошёл в историю русской поэзии как представитель так называемого «чистого искусства». Он утверждал, что красота - единственная цель художника. Природа и любовь были главными темами произведений Фета. Но в этой сравнительно узкой сфере талант его проявился с огромным блеском. Фет обогатил русскую лирику новыми ритмами, интонациями, новыми приёмами строфики. Он расширил возможности поэтического изображения действительности. Поэт большой эмоциональной силы, Фет особенно мастерски передавал нюансы чувств, смутные, беглые или едва зарождающиеся настроения. «Уменье уловить неуловимое» - так характеризовала критика эту черту его дарования. Подобно Тютчеву, Фет одушевляет природу: лирическое чувство поэта словно бы проникает в окружающий мир, разливается в нём. Фет очень музыкален, его стих часто уже самим подбором звуков, инструментовкой создаёт у нас то или иное настроение. «Что не выскажешь словами, звуком на душу навей», - писал Фет. Пейзаж в стихах Фета необычайно тонок, он сияет чистыми и свежими красками. По выражению С. Маршака, стихи Фета как бы «вошли в русскую природу, стали её неотъемлемой частью». Вместе с тем некоторый субъективизм в восприятии мира, «импрессионистичность» Фета уже прокладывала путь искусству русских символистов.

Лирику Фета высоко ценили его современники - Некрасов, Чернышевский, Лев Толстой. Она оказала значительное влияние на творчество А. Блока и других поэтов ХХ века. К поэзии Фета охотно обращались Чайковский и другие русские композиторы. На музыку положено более 180 стихотворений, - многие неоднократно.


ФЕТ (ШеншИн), Афанасий Афанасьевич [октябрь или ноябрь 1820, с. Новосёлки Орловской губерни, ныне Мценского района Орловской области, - 21. XI (3. XII). 1892, Москва] - русский поэт. Родился в семье помещика А. Н. Шеншина от Каролины Шарлотты Фёт, приехавшей из Германии. Вначале Фет был записан сыном Шеншина, но в 14 лет обнаружилась юридическая незаконность этой записи, что лишало Фета привилегий, дававшихся потомственным дворянам. В 1834-37 учился в немецкой школе-пансионе в г. Верро (ныне Выру Эстонской ССР), затем на словесном отделении философского факультета Московского университета (окончил в 1844), где сблизился с А. А. Григорьевым, Я. П. Полонским. С целью вернуть дворянское звание Фет поступил на военную службу (1845).

Первый сборник стихов Фета «Лирический пантеон» был опубликован в 1840, однако как оригинальный поэт он в полной мере проявил себя во второй книге стихов (опубликована в 1850). С 1853 Фет получает возможность жить вблизи Петербурга, устанавливает дружеские отношения с литераторами круга «Современника» (Н. А. Некрасовым, И. С. Тургеневым, В. П. Боткиным, А. В. Дружининым, позже - Л. Н. Толстым), много пишет. К началу 60-х гг., периоду резкого размежевания общественных сил, связанного с революционной ситуацией, относятся публицистические выступления Фета в защиту прав помещиков, сомкнувшиеся с позицией крепостников и уронившие его в общественном мнении. Оказывается в забвении Фет как поэт - «чистый лирик» по убеждению: итоговое собрание его стихотворений (ч. 1-2, 1863) так и не нашло своего читателя, многие годы оставаясь нераспроданным. Выйдя незадолго перед этим в отставку и женившись на М. П. Боткиной, Фет почти перестает печататься, мало пишет, занимается сельским хозяйством. Только на склоне жизни Фет вернулся к творчеству, выпустил 4 сборника стихов под общим названием «Вечерние огни» (1883, 1885, 1888, 1891).

«Поэт есть собственно человек, - писал Фет Я. П. Полонскому 3 октября 1892, - у которого видимо для постороннего взгляда изо всех пор сочится жизнь независимо от его воли». Человек в лирике Фета распахнут всякому проявлению «всевластной природы», «стихийной жизни», каждый миг существования он, говоря словами И. А. Бунина, «приобщается самой земли, всего того чувственного, вещественного, из чего создан мир». «Слышит сердце, сколько радости земли, сколько счастия сюда мы принесли», - писал Фет в стихотворении «Люди спят; мой друг, пойдём в тенистый сад» (1853). Человек у Фета погружён в природу, но не в историю. В поэзии Фета не найти картин социальной действительности, так же как нет прямого отражения современных ему идеологических вопросов, но до осязаемости ощутимо передана материальная реальность мира, данная человеку в его непосредственном восприятии. В творческой практике это значительно ограничивало мир лирики Фета, а в теоретических высказываниях привело его к доктрине «чистого искусства». Причина такой позиции, видимо, в том, что, как верно писал Тургенев, очень высоко ценивший талант Фета, «…ему недостаёт нечто весьма важное - а именно: такое же тонкое и верное чутьё внутреннего человека - его душевной сути - каковым он обладает в отношении природы и внешних форм человеческой жизни». Ощущая жизнь как всевластную захватывающую стихию («Весна и ночь покрыли дол», 1856?), поэт как бы растворяет своё «я» в буйстве органической жизни («Какое счастие: и ночь, и мы одни!», 1854, «Моего тот безумства желал», 1887, и др.). Необыкновенно острые лирические эмоции вызывает в Фете природа - «весны таинственная сила» («Ещё майская ночь», 1857, «Майская ночь», 1870), «чудные картины» зимы («Какая грусть! Конец аллеи», 1862), вечера и ночи («Шёпот, робкое дыханье», 1850; «На стоге сена ночью южной», 1857). Особенно напряжённо переживание природы, не отодвинутое в прошлое, а как бы записанное в данный момент, - отсюда культ мгновения, вечное «сейчас», когда жизнь сливается в единый миг и им мерится («Истрепалися сосен мохнатые ветви от бури», конец 60-х гг.; «Я слышу - и судьбе я покоряюсь грозной», 1891). Характерно: хотя «…личная, внутренняя жизнь - очень мало дает ему поэтических мотивов» , сам Фет утверждал, однако, что «предметом песни» могут быть и «личные впечатления», доказав это в таких шедеврах, как «В темноте, на треножнике ярком» (1856), «Сияла ночь. Луной был полон сад» (1877), «Ель рукавом мне тропинку завесила» (1891). Это объясняется тем, что, добиваясь художественного совершенства, поэт, по словам Фета, «отодвинет» от себя личные впечатления «как объект», видит их как бы отрешённо, не погружаясь в самоё чувство, не растворяясь в нём, ибо оно выступает в данном случае как чувственный материал, но не как заражающая, суггестивная сила. «Пейзаж души» дан у Фета в движении, насыщен живыми деталями предметного мира, наглядными образами, богат слуховыми, зрительнымии даже обонятельными («мой стих благовонный») ощущениями. Особенно ярко вкус к живописным, пластическим картинам проявился у Фета в антологических стихах («Вакханка», 1843; «Диана», 1847). Фет обладал изумительной вещной памятью; «человек, бесповоротно теряющий пережитые душевные моменты, не может называться поэтом», - писал он. Своеобразие психологизма Фета в том, что он с несвойственным дотоле русской поэзии мастерством воссоздал мимолётные настроения и состояния, пережитые им ранее. Эта жизненная конкретность составляет главную силу поэзии Фета, но она же в известной мере ограничивает её возможности, т. к. творческий акт, принося поэту самоцельное эстетическое удовлетворение, этим исчерпывался, тогда как, скажем, у Л. Н. Толстого, занимавшего активную этическую позицию, изображение «диалектики души» есть средство выявления сути человека и выражение нравственной оценки. «Природное» мироощущение Фета, необычайно чуткое к проявлениям прекрасного, плохо уживается с человечески-характерным. Не случайно, например, что портрет женщины в лирике Фета соткан из материальных подробностей («пробор», «прядь волос», «нежные ланиты» и т. п.), но не индивидуален: «Не тебе песнь любви я пою, а твоей красоте ненаглядной» (стихотворение «Только встречу улыбку твою», 1873 ?). «Казалось, Фет, - свидетельствует Т. А. Кузминская, - соединял как бы в одну единицу всех, с кем он общался».

В любовной лирике Фета выделяется цикл, посвящённый Марии Лазич (в мемуарах Фета - Елена Ларина): «Старые письма» (1859?), «Alter ego» (1878), «Ты отстрадала, я ещё страдаю» (1878), swetil«Светил нам день, будя огонь в крови» (1887) и др. Как известно из биографии Фета, молодые люди любили друг друга, но из-за материальной необеспеченности Фет не решился жениться на Лазич, которая вскоре трагически погибла. И по прошествии многих лет не тускнеет, не слабеет чувство, усугублённое муками совести, каждый раз заново переживаемое поэтом, но это конкретность психологической ситуации, а не характеров людей - участников разыгравшейся драмы.

Наряду с пафосом гедонистического жизнелюбия, у Фета нередки стихи, проникнутые мрачным фатализмом: человек уподобляется скудельному сосуду («Ласточки», 1884), он раб судьбы («Среди звёзд», 1876), жизнь для него - страдание («Муза», 1887). Но если исходить из единства фетовского ощущения мира, то человек в его поэзии действительно должен быть невольником «прирождённых числ», ибо он часть окружающей его стихийной органической природы, он живёт в её ритмах, блюдёт её законы. По-своему переосмысливает Фет мотив «невыразимого», свойственный романтизму и связанный в нём с полнотой и сложностью неподдающегося слову духовного переживания. Фет делает акцент на другом: естественная жизнь, природа обходятся без слова, оно им неадекватно; природа имеет свой язык, более ёмкий и точный, чем человеческая речь - «отблеск очей», «сжатие рук», «румянец ланит». «Что не выскажешь словами - звуком на душу навей» (стихотворение «Поделись живыми снами», 1847) - в этом ключ к музыкальности поэзии Фета, предпочитающей иметь дело не со смыслом, а со звуком - этим особенно податливым материалом в воссоздании сиюминутного состояния. Фет культивирует особый «музыкальный» жанр - мелодии.

Фет известен как переводчик Горация, Овидия, И. В. Гёте, Г. Гейне и других древних и новых поэтов; впервые перевел на русский язык трактат А. Шопенгауэра «Мир как воля и представление» (1881). Автор мемуаров «Мои воспоминания» (ч. 1-2, 1890), «Ранние годы моей жизни» (опубликовано в 1893). Однако в русскую литературу Фет вошёл прежде всего как поэт-лирик, опоэтизировавший обыденные предметы реальности, самые простые ощущения живой жизни.

Соч.: Стихотворения, СПВ, 1856; Полн. собр. стихотворений, [вступ. статьи Б. В. Никольского и Н. Н. Страхова], т. 1-3, СПБ, 1901; Полн. собр. стихотворений, [вступ. ст. В. Я. Бухштаба], Л., 1937; то же, 2 изд., Л., 1959; Стихотворения, [вступ. ст. П. Громова], М. - Л., 1963; Вечерние огни, [послесл. Д. Благого], М., 1971 (имеется библ. муз. произв. на стихи, вошедшие в это издание).

Лит.: Григорьев А., Стихотворения А. Фета, «Отечеств. записки», 1850, т. 68, № 2; Дружинин А., Соч., т. 7, СПБ, 1865, с. 115-30; Добролюбов Н. А., Собр. соч., т. 5, М. - Л., 1962, с. 28-29; Салтыков-Щедрин М. Е., Стихотворения А. А. Фета, Собр. соч., т. 5, М., 1966; Федина В. С., А. А. Фет (Шеншин). Материалы к характеристике, П., 1915 (имеется библ.); Дарский Д., «Радость земли». Исследование лирики Фета, М., 1915; Садовской Б., А. А. Фет, в его кн.: Ледоход. Статьи и заметки, П., 1916; Блок Г. П., Рождение поэта. Повесть о молодости Фета. По неопубликованным материалам, Л., 1924; Бухштаб Б., Судьба лит. наследства А. А. Фета, в кн.: Лит. наследство, т. 22-24, М., 1935; Эйхенбаум Б. М., Фет, в его кн.: О поэзии, Л., 1969; Лотман Л. М., Лирич. и историч. поэзия 50-70-х гг., в кн.: История рус. поэзии, т. 2, Л., 1969; Озеров Л., А. А. Фет. О мастерстве поэта, М., 1970; История рус. лит-ры XIX в. Библиографич. указатель, под ред. К. Д. Муратовой, М. - Л., 1962; Gustafson R., The imagination of spring. The poetry of Afanasy Fet, New Haven - L., 1966.

В. И. Масловский

Краткая литературная энциклопедия: В 9 т. - Т. 7. - М.: Советская энциклопедия, 1972


ФЕТ (Шеншин) Афанасий Афанасьевич [1820-1892] - известный русский поэт. Сын состоятельного родовитого помещика. Детство провёл в поместьи Орловской губернии. В Московском университете сблизился с кругом журнала «Москвитянин», где печатались его стихи. В печати выступил со сборником «Лирический пантеон» [1840]. Как «незаконнорожденный» Фет был лишён дворянства, права наследования и отцовского имени; с молодых лет до старости упорно добивался восстановления утраченных прав и благосостояния разными способами. С 1845 по 1858 служил в армии. В 50-х гг. сблизился с кругом журнала «Современник» (с Тургеневым, Боткиным, Л. Толстым и др.). В 1850 вышли «Стихотворения» под ред. Григорьева, в 1856 под ред. Тургенева. С 1860 Фет отдался усадебному «домостроительству». Враждебно настроенный к реформам 1861 и к революционно-демократическому движению, Фет разошёлся даже со своими либеральными друзьями и в 60-70-х гг. умолк как поэт. В эти годы он выступал лишь как реакционный публицист, в «Русском вестнике» Каткова (в письмах «Из деревни») порицал новые порядки и нападал на «нигилистов». В эпоху реакции 80-х гг. Фет возвратился к художественному творчеству (сб. «Вечерние огни», 1883, 1885, 1888, 1891, переводы).

В 40-50-х гг. Фет был крупнейшим представителем плеяды поэтов (Майков, Щербина и др.), которые выступали под лозунгом «чистого искусства». Как поэта «вечных ценностей», «абсолютной красоты» Фета пропагандировала эстетическая и отчасти славянофильская критика 50-х гг. (Дружинин, Боткин, Григорьев и др.). Для революционно-демократической и радикальной критики 60-х гг. стихи Фета были образцом поэтического пустословия, безыдейного щебетанья о любви и природе (Добролюбов, Писарев). Эта критика разоблачала Фета как певца крепостничества, который при крепостном праве «видел только одни праздничные картины» (Минаев в «Русском слове», Щедрин в «Современнике»). Тургенев же противопоставлял Фету, великому поэту, помещика и публициста Шеншина, «закоренелого и остервенелого крепостника, консерватора и поручика старого закала».

В 40-50-х гг. Фет (подобно Майкову, Щербине и др.) выступил продолжателем того нового классицизма, который складывался в поэзии Батюшкова, Дельвига и некоторых других поэтов пушкинского круга. Наиболее показательны для Фета в этот период - антологические стихи. В духе этого нового классицизма поэзия молодого Фета стремится запечатлеть отблески абсолютной красоты, вечных ценностей, противостоящих в своём покоящемся совершенстве «низкому», полному суетного движения бытию. Для поэзии молодого Фета характерны: «языческий» культ прекрасной «плоти», предметность, созерцание идеализированных, покоящихся чувственных форм, конкретность, наглядность, детализованность образов, их ясность, чёткость, пластичность; основная тема любви получает чувственный характер. Поэзия Фета покоится на эстетике прекрасного, - на принципах гармонии, меры, равновесия. Она воспроизводит душевные состояния, лишённые всякой конфликтности, борьбы, резких эффектов; рассудок не борется с чувством, «наивное» наслаждение жизнью не омрачается моральными побуждениями. Радостное жизнеутверждение принимает вид умеренного горацианского эпикуреизма. Задача поэзии Фета - раскрытие красоты в природе и человеке; ей не свойственен юмор или возвышенное, патетическое, она витает в сфере изящного, грациозного. Замкнутость формы часто получает у Фета выражение в кольцевой композиции стихотворения, архитектоничность, завершённость - в подчёркнутой строфичности (при крайнем разнообразии строф), особая лёгкость и в то же время стройность - в урегулированном чередовании длинных и коротких строк. В красоте для Фета осуществляется связь идеального и данного, «духовного» и «плотского»; гармоническое сочетание двух миров получает выражение в эстетическом пантеизме Фета. Постоянно у Фета стремление раскрыть «абсолютное» в индивидуальном, приобщить «прекрасное мгновение» к вечности. Просветлённое и умиротворённое лирическое созерцание - основная настроенность поэзии Фета. Обычные для молодого Фета объекты созерцания - пейзаж, античный или среднерусский, подчас с мифологическими фигурами, группы из античного и мифологического мира, произведения скульптуры и т. д. Огромную роль в поэзии Фета играет звукосозерцание, культ эвфонии, эвритмии. По богатству ритмики, разнообразию метрического и строфического построения Фет занимает одно из первых мест в русской поэзии.

Творчество Фета знаменует не только завершение, но и разложение дворянско-усадебной поэзии нового классицизма. Уже в стихах молодого Фета нарастают иные тенденции. От чёткой пластичности Фет переходит к нежной акварельности, всё более эфемерной становится «плоть» воспеваемого Фетом мира; его поэзия направлена теперь не столько на объективно данный внешний предмет, сколько на мелькающие, смутные ощущения и возбуждаемые ими неуловимые, тающие эмоции; она становится поэзией интимных душевных состояний, зародышей и отблесков чувств; она «Хватает на лету и закрепляет вдруг / И тёмный бред души, и трав неясный запах», становится поэзией бессознательного, воспроизводит сны, грёзы, фантазии; настойчиво звучит в ней мотив невыразимости переживания. Поэзия закрепляет мгновенный порыв живого чувства; однородность переживания нарушается, появляются сочетания противоположностей, хотя и гармонически примирённых («страдание блаженства», «радость страдания» и т. п.). Стихи приобретают характер импровизации. Синтаксис, отражая становление переживания, часто противоречит грамматическим и логическим нормам, стих получает особую суггестивность, напевность, музыкальность «дрожащих напевов». Он всё менее насыщен материальными образами, которые становятся лишь точками опоры при раскрытии эмоций. При этом раскрываются психические состояния, а не процессы; впервые в русскую поэзию Фет вводит безглагольные стихи («Шопот», «Буря» и др.). Характерные для этой линии поэзии Фета мотивы - впечатления от природы во всей полноте ощущений (зрительных, слуховых, обонятельных и др.), любовное томление, зарождающаяся, ещё невысказанная любовь. Эта струя поэзии Фета, продолжая линию Жуковского и отдаляя его от Майкова, Щербины, делает его предшественником импрессионизма в русской поэзии (оказав особенно сильное влияние на Бальмонта). В известной мере Фет оказывается созвучным Тургеневу.

К концу жизни Фета его лирика всё более становилась философской, всё более проникалась метафизическим идеализмом. Постоянно звучит теперь у Фета мотив единства человеческого и мирового духа, слияния «я» с миром, присутствия «всего» в «одном», всеобщего в индивидуальном. Любовь превратилась в жреческое служение вечной женственности, абсолютной красоте, объединяющей и примиряющей два мира. Природа выступает как космический пейзаж. Реальная действительность, изменчивый мир движения и деятельности, общественно-исторической жизни с её враждебными поэту процессами, «базар крикливый», предстают как «сон мимолётный», как призрак, как шопенгауэровский «мир-представление». Но это не грёза индивидуального сознания, не субъективная фантасмагория, это «всемирный сон», «один и тот же сон жизни, в который мы все погружены» (эпиграф Фета из Шопенгауэра). Высшая реальность и ценность переносятся в покоящийся мир извечных идей, неизменных метафизических сущностей. Одной из основных у Фета становится тема прорыва в иной мир, полёта, образ крыльев. Мгновение, запечатлеваемое теперь, - момент интуитивного постижения поэтом-пророком мира сущностей. В поэзии Фета появляется оттенок пессимизма в отношении к земной жизни; его приятие мира теперь это не непосредственное наслаждение праздничным ликованием «земной», «плотской» жизни вечно-юного мира, а философское примирение с концом, со смертью как с возвращением к вечности. По мере того, как почва ускользала из-под усадебно-патриархального мира, из поэзии Фета ускользало материальное, конкретное, реальное, и центр тяжести переносился на «идеальное», «духовное». От эстетики прекрасного Фет приходит к эстетике возвышенного, от эпикуреизма к платонизму, от «наивного реализма» через сенсуализм и психологизм - к спиритуализму. В этой последней фазе своего творчества Фет подошёл к порогу символизма, оказал большое влияние на поэзию В. Соловьёва, а затем - Блока, стилистически - на Сологуба.

Творчество Фета связано с усадебно-дворянским миром, ему присуща узость кругозора, равнодушие к общественному злу его времени, но в нём нет прямых реакционных тенденций, свойственных Фету-публицисту (если не считать нескольких стихотворений на случай). Жизнеутверждающая лирика Фета пленяет своей искренностью, свежестью, решительно отличаясь от искусственной, упадочной лирики импрессионистов и символистов. Лучшее в наследстве Фета - это лирика любви и природы, тонких и благородных человеческих чувствований, воплощённых в исключительно богатой и музыкальной поэтической форме.

Библиография: I. Издания стихов: Лирический пантеон [Автор обозначен: А. Ф.], М., 1840; Стихотворения, М., 1850; Стихотворения, СПБ, 1856; Стихотворения, ч. I и 2, М., 1863; Вечерние огни, вып. 1-4, М., 1883, 1885, 1888, 1891; Лирические стихотворения, ч. 1 и 2, СПБ, 1894; Полное собрание стихотворений, под ред. Б. В. Никольского, изд. А. Ф. Маркса, 3 тт., СПБ, 1901 (то же, 2 изд., СПБ, 1910); Полное собрание стихотворений, со вступит. статьями Н. Н. Страхова и Б. В. Никольского. Прилож. к журн. «Нива» на 1912, 2 тт., СПБ, 1912; Стихотворения, вступ. статья, ред. и примеч. Б. Бухштаба (в серии: Библиотека поэта. Малая серия, № 38), изд. «Советский писатель», Л., 1936; Полное собрание стихотв., вступит. ст., ред. и примеч. Б. Бухштаба (в серии: Б-ка поэта), изд. «Советский писатель», Л., 1937; Мемуары: Мои воспоминания, 2 чч., М., 1890; Ранние годы моей жизни, М., 1893.

II. Грот Я., Стихотворения А. Фета, «Отечественные записки», т. LXVIII, 1850, № 2; [Некрасов Н.], Русские второстепенные поэты. III. А. Фет, «Современник», т. XX, 1850, № 3; Боткин В., Стихотворения А. А. Фета, СПБ, 1856, «Современник», 1857, № 1; то же, в кн.: Боткин В., Сочинения, т. II, СПБ, 1891; Григорьев А., Сочинения, т. I, СПБ, 1876 [по указателю]; Щедрин Н., Полн. собр. соч., т. V, М., 1937, «Стихотворения А. Фета», стр. 330-334 [первоначально: «Современник», 1863, № 9]; Дружинин А., Сочинения, т. VII, СПБ, 1865; Н. В. Л-й [Лазурский], А. А. Фет (Шеншин) как поэт, переводчик и мыслитель, «Русская мысль», 1894, № 2; Саводник В. Ф., Фет (в кн.: «История русской литературы XIX в.», под ред. Д. Н. Овсянико-Куликовского, изд. «Мир», т. III, М., 1909); Брюсов В., Далёкие и близкие, М., 1912; Федина В. С., А. А. Фет (Шеншин). Материалы к характеристике, П., 1915; Эйхенбаум Б., Мелодика русского лирического стиха, П., 1922; Зайцев В., Избранные сочинения, т. I, М., 1934 (предварительно: «Русское слово», 1863, № 8); Федоров Л. А., К истории творчества Фета, «Сборник статей к сорокалетию учёной деятельности акад. А. С. Орлова», Л., 1934; Бухштаб Б., Судьба литературного наследства А. А. Фета, «Литературное наследство», кн. 22-24, М., 1935; Бухштаб Б., Эстетические взгляды Фета, «Литературная учеба», 1936, № 12; Жирмунский В., Гёте в русской литературе, ГИХЛ, Л., 1937 [стр. 440-448, Фет - переводчик Гёте; стр. 549-552 - о переводе «Фауста» Фетом].

III. Языков Д. Д., Обзор жизни и трудов русских писателей и писательниц. Двенадцатый выпуск, СПБ, 1912; Федина В. С., А. А. Фет (Шеншин). Материалы к характеристике, П., 1915 (с библиографией).

Б. Михайловский

Литературная энциклопедия: В 11 т. - [М.], 1929-1939

Админ Вверх
МЕНЮ САЙТА