Он говорит
И страстно и глубоко,
Но странно видеть
Сытого пророка.
?
Как мы пишем?
Как летаем мы?
Все по-разному смелы:
Воробьи летают стаями,
Одинокими - орлы.
?
Не ходим
В эстетической уздечке,
Изысканность -
На кой нам чёрт нужна!
О женщине красивой,
Как о печке,
Мы говорим:
- Неплохо сложена…
?
Тем, жалким,
Что не нам поют,
Тем, что с врагами
Втайне ладят,
Тем, что Россию предают,
За рубежом
Неплохо платят.
Узнав цену
Измен своих,
Слепцы,
Вы думали спесиво,
Что платят вам
За вас самих,
А вам платили
За Россию!
?
Поэзия -
Не профессия,
Поэзия, как любовь:
Если уж есть,
Так есть она,
А нет -
И не суесловь.
Ах, поэты,
Проказники,
Как вам строчить не лень!
Поэзия - это праздники,
А праздник
Не каждый день.
?
Все замечают:
Я добрею.
Не понимают,
Что старею.
Друзья,
А что здесь понимать,
Умрём - аукай не аукай!..
Как перед вечною разлукой,
Мне хочется
Всех обнимать.
Не полукавить,
Не польстить,
Нет, нет, но тем, что досадили,
Сегодня хочется простить,
Простить,
Чтоб и меня простили.
Наглеют
Недруги-враги,
Заметив в буйных прядях проседь,
Друзья мои, пора отбросить
Раздоров наших
Пустяки.
Любовь и дружба -
Вот блаженство!
Мне даже кажется, ей-ей,
Почти что верхом совершенства
Скандальный
Марков Алексей.
Все замечают:
Я добрею.
Кто знает,
Может быть, мудрею.
?
Прозябаю на ветру,
На миру, словам внимая.
Истин сверху не беру,
Я их снизу поднимаю.
Испытанья не страшны.
Чтобы светом возгораться,
Наши истины должны
Только снизу подниматься.
Истины не входят в стих
От общения с богами.
Нет, я каждую из них
Отрабатывал боками.
?
В пустынном небе
Журавлиный крик,
Тоскливый плач
В осенней непогоде.
Давно утратив кудри,
Как старик,
Подсолнух сгорбился
На огороде.
Лицом в лицо
На солнце не глядит, -
Где стать его
И где его гордыня?
Он смотрит вниз,
Ему глаза слезит
Упавшим солнышком
На грядке дыня.
На ней он видит
Пятна-светлячки,
Но подойдут
Беспесенные сроки -
Его солнцелюбивые зрачки
Повыклюют
Беспечные сороки.
Впадая весь
В сочувственную дрожь,
Я замечал
В осеннем увяданье,
Что журавлиный крик
Всегда похож
На чей-то стон
И бабье причитанье.
?
Давно ль
Гордился сам,
Что я деревне близкий.
Завидую певцам,
Поющим без прописки.
Им равно,
Где брать мёд,
Была бы лишь охота
Да был бы самолёт
Для дальнего облёта.
О Марьевка моя,
Догадкой оглаушен:
Ты родила меня,
А я тебе не нужен.
Ну что моя строка
Для всех твоих рассветов!
Сам вижу, что пока
Тебе не до поэтов.
Тебя и не виню,
Ведь надо ж не по слову
Выкармливать свинью,
Выдаивать корову.
Ведь надо ж для потреб
Космического века
Натружный сеять хлеб
И убирать до снега.
Но были же дела
И в той поре кипучей,
Когда ты родила
Меня на всякий случай.
Но я же твой, как свет
От твоего же пыла,
Иль случая всё нет,
Что обо мне забыла.
Не время,
Ну и что ж,
Одно мне сердце студит:
Боюсь, что позовёшь,
Когда меня не будет.
?
Я в городах
Строенья возводил,
Выравнивал на улицах неровность.
Я в городах
По улицам ходил -
Не человек,
А некая условность.
Я зачерствел
От гладкого житья,
На чёрствых людях
Притупил я жало.
По вечерам милиция моя
Меня от всяких страхов ограждала.
И только в наших
Сумрачных лесах
В ночную темь,
Идя по звёздным вехам,
Вдруг ощутил неодолимый страх…
И снова стал я
Чутким человеком.
?
Ещё вчера
Манил размах вселенский,
А подошел к нему -
И не до звёзд.
Он цел ещё -
Мой старый,
Деревенский,
Давным-давно
Воспетый мною мост.
Он цел ещё,
Как экспонат музейный.
Уже и колеи-то
Нет на нём.
А рядом новый,
Ставший на шоссейной,
Стремительно взлетающей
На взъём.
А ведь бывало,
Пил здесь воду каждый,
Когда ещё бурлачил
Тот живой,
Подверженный
Усталостям и жажде,
Неторопливый
Транспорт гужевой.
Причастьем
И к работам,
И к заботам
Была вода речонки,
Та вода
У первой кручи
Исходила пОтом,
Случалось, что и кровью
Иногда.
Для роздыха
Коротенькие сроки
Давала жизнь,
Но помнились мосты
Так, будто посидел я
На уроке
Неслыханной
Любви и красоты.
Мост новый - просто мост,
Хоть он и шире.
Есть в новизне
Своя печаль потерь:
Где чувство то, что я
Всей жизнью - в мире,
А не над миром где-то,
Как теперь?
Всё хорошо.
Мост новый
Ладно сложен,
Дорога по нему
Во всей красе.
Всё хорошо,
Добротно всё,
А всё же
Такая грусть,
Хоть падай на шоссе.
?
Как шумно птицы
На дворе галдят,
Предсказывают что-то -
Счастье ль, беды ль?
Да, птицы меж собою говорят.
Они мой двор
Избрали для беседы.
Мой двор им по душе,
Хоть в нём не густо,
Но знают птицы
По сравненью лиц:
Я им не враг,
Я человек искусства,
А все искусства -
От зверей и птиц.
Сороки верещат,
Летят к окошку,
Крылами бьют
О рамный переплёт:
«Ч-чужак!..»
«Ч-чужак!..»
Ну, что за шум?
Ах, кошка!..
Вернее, озорник
Соседский кот.
Обескуражен
На стезе зоренья,
Лениво по картофельной ботве
Уходит он,
Исполненный презренья
К безудержной
Сорочьей болтовне.
На столбушке
Средь травок опушённых,
Раззявя зев,
Кургузым упырём
Сидит большой
Голодный кукушонок,
И две синички малые
При нём.
Он их сынок.
Зев красный - прямо прорва:
Синички, прилетев издалека,
Чуть-чуть не залетают
Сыну в горло,
Передавая с лёту червяка.
Синички
На сынка не надивятся.
Нет у других синиц таких детей.
Снуют,
Порхают,
Кормят тунеядца…
Ну, одним словом,
Всё, как у людей.
Строга природа,
Всё в ней к ладу, к ходу,
Всё к чистоте,
А здесь такой туман.
Как может с позволения природы
Происходить
Столь тягостный обман?
Восходит солнце.
Двор мой огласила
Иная песня сердца и души.
Летят стрижи,
В которых всё красиво:
Жизнь и полёт.
Да здравствуют стрижи!
?
Когда ты
В Марьевке живёшь,
Обхаживая грядки,
Мне кажется,
Что мир хорош
И в мире
Всё в порядке.
Когда гора
Горит в заре,
А грудь рассветом дышит,
На той Назаркиной горе
Мы к правде
Чуть поближе.
Здесь тишина средь лопухов
И запаха капусты
Высоким криком петухов
Приправлена
Так вкусно.
Когда же
Солнце на закат, -
Вздыхая аппетитно,
Пылит молочный комбинат,
Рогатый
И копытный.
И рад я,
Что тебя привёз
К земле первично-личной:
Первичных дел,
Первичных слёз
И радостей первичных.
?
Нет, друзья мои, вас
Я ещё не забыл
И столичную жизнь
Иногда вспоминаю.
Деревенский я весь,
Даже больше, чем был
До того, как увидел трамваи…
Не скажу,
Чтоб завидным
Казалось житьё,
Но зато и корова
Здесь голос имеет.
Как тягуче-пахуче
Глухое мычанье её,
На меня оно
Вечностью веет.
Здесь
Царят мотоциклы,
Дороги как трек,
Но увижу в оглоблях
Добрягу конюгу,
Как я рад,
Что не предал ещё человек
Своего вековечного друга.
Трактор - сила!..
Что надо,
Как надо, везёт,
А не грех и подумать
В машины влюблённым:
Там, где трактор стоял,
Ничего не растёт,
Там, где лошадь,
Растут шампиньоны.
Время сено косить,
А дожди - как из рек.
Говорят, что в совхозе
Тряхнули мошною:
Составляется смета
На Ноев ковчег,
Ищут старца
На должности Ноя.
Не идёт, когда просят,
Дождь идёт, когда косят.
Не идёт, когда ждут,
А идёт, когда жнут.
Наших встреч,
Нашей дружбы
Разорвана нить.
Не пытайтесь:
Заботы моей
Не поймёте.
Ну а если ещё
По газетам судить,
Вы, наверно, уже
В коммунизме живёте.
У поэтов, как слышу,
Высокий престиж.
Узнаю из газет,
Что, на радость культуре,
Кто-то вылетел срочно
В Брюссель и Париж,
Кто-то рифму нашёл
В Сингапуре.
Ах «Урал»,
Мой «Урал»,
Трёхколёсный Пегас,
Ты на привязи нынче -
В дожде закавыка.
Где нам дальние страны,
Тогда как у вас
Что ни третий -
Почти что Громыко.
Здесь всё зримо,
Здесь жизни основа основ
Мне становится как-то
Намного яснее.
Как ни властна
Капризная магия слов,
Запах хлеба
Бывает сильнее.
И в раздумьях
Приходят минуты тоски…
Помню, в юности,
Книжки читая,
Я хотя бы мечтал
Где-то стать городским,
А теперь
И о том не мечтаю.
?
Сопротивляясь тёмной силе,
Её жестокости тупой,
Мы друг за друга заплатили
Ценою слишком дорогой.
Шли,
Не искали, где полегче.
Того, что взяли, не спасли.
Шли долго, и до нашей встречи
Мы юности
Не донесли.
Дорога та
Полжизни длилась.
Она такой глухой была,
Что терпеливая наивность
Отстала
И не догнала.
В любви попутной
Спозаранку
Забылась где-то чистота,
И горделивую осанку
Сменила
Просто прямота.
Бывало,
Что слабели силы,
Когда шагали через боль,
Оглядываясь на могилы
Тех, с кем делили
Хлеб и соль.
И все потери,
Все утраты,
Всё, что лишь в памяти таю,
Мы жизни отдали в уплату
За позднюю любовь свою.
Не говори,
Что отлюбили,
Что сердцу
Время на покой.
Мы друг за друга заплатили
Ценою слишком дорогой.
?
Мы не подумали о том…
Мы не подумали о том,
Хоть и нетрудно догадаться,
Что если поджигают дом,
То страшно
В доме оставаться.
Игра любви,
Игра до слёз.
Довольно бы,
Но поздно…
Поздно…
И начинается всерьёз,
Что начиналось
Несерьёзно.
И сердится по доброте,
И упрекает:
«Грубый!.. Грубый!..»
А губы ищут в темноте
Уже заждавшиеся губы…
И запоздалое «уйди»,
Но молодость,
Но звёзды с нами…
И я прижал её к груди,
Как потухающее пламя.
?
Наше время такое:
Живём от борьбы
До борьбы.
Мы не знаем покоя, -
То в поту.
То в крови наши лбы.
Ну, а если
Нам до ста
Не придётся дожить,
Значит, было не просто
В мире
Первыми быть.
1975
Вот попробуй
И душу вырази,
Если ночью,
И ночь не впрок,
У соседа
На строгой привязи
Плачем плачет
Малый щенок.
Отучают его
От радостей,
Приучают
В страхе ночей
К дикой злости,
К волчьей зубастости,
А щенок не поймёт
Зачем.
Ты на злость
Его не натаскивай,
Ржавой цепью
Его не бей.
Я ведь знаю щенка,
Он ласковый,
Ищет дружбы
У всех людей.
Мой Варяг,
Это, брат, собачище,
Да и то не бывал
В цепях.
У меня собаки
В товарищах,
И щенки у меня
В друзьях.
Ночь холодная
Пасть раззявила.
Ты не плачь, щенок, -
Сам реву…
Я убью
Твоего хозяина,
Цепь железную
Разорву.
1975
Отдам народу
Сердце,
Руки,
Но только пусть не говорят,
Что я слуга народа…
Слуги
Всегда с хозяином хитрят.
1974
Природа
Не очень спешила
Провидеть свою благодать,
Пока, заскучав, не решила
Себе Человека создать.
Природа
В работе неспорой,
Незримое что-то творя,
Предгорья
Вздвигала на горы,
Бросала моря
На моря.
В горячке,
В бреду,
В наважденье
Земля, потерявшая стыд,
Так мучилась
В корчах рожденья,
Что даже срывалась
С орбит.
Громада
Кружилась,
Металась,
Глазеющих звёзд
Не стыдясь,
Чтоб некая
Малая малость
Однажды живой родилась.
Не смея
В удачу поверить,
Ей некого было спросить,
Как малую малость лелеять,
Как ей
Человека растить.
Чтоб тело
Над миром парило,
Чтоб воды давались, легки,
Она ему крылья дарила,
Кроила ему плавники.
В заботе
И счёт потеряла
Периодам,
Эрам,
Векам,
Когда не спеша
Примеряла,
Где быть
И ногам и рукам.
И снова
Дымила,
Чадила,
Крепила,
Чтоб сила была.
Сначала она начудила:
Трёхглазым его создала.
И снова
Дышала могутно,
Чтоб свет его жизни
Не мерк.
Рождённый
Вот так многотрудно,
Чем занялся он,
Человек?
Чем?
С первой извилиной мозга
Он стал сучковатым древьём
Губить черновые наброски
Себя -
То, что стало зверьём.
За жизнь
Научившийся драться,
Губил он и рвал на куски
Улики недавнего братства,
Рожденья
Из той же музги.
Как нелюди,
Жившие в нетях,
Едва отойдя от горилл,
Природы нахальные дети
С дубиной
Полезли в цари.
Они
С первобытным пристрастьем,
Уже посягнув на миры,
Царят с превышением власти
С тех пор
И до нашей поры.
1971
Ни в благодушии ленивом,
Ни в блеске славы,
Ни в тени -
Поэт не может быть счастливым
В тревожные для мира дни.
Беря пророческую лиру,
Одно он помнит
Из всего,
Что всё несовершенство мира
Лежит на совести его.
1971
Мне казалось,
Что ты молода,
Что тебя
Не коснулись года.
Помнишь,
Был я не хилой породы,
Но обветрил,
И, видишь, - седой.
Ты лишь в памяти
Все эти годы
Оставалась
Ещё молодой.
Да, лишь память
В заветном извиве,
Как солдат
На бессменном посту,
С каждым годом
Нежней и ревнивей
Охраняла
Твою красоту.
Запоздалая встреча убила,
И надежде
И вере назло,
То, что память моя
Сохранила,
То, что сердце моё
Сберегло.
1971
Знакомо,
Как старинный сказ,
Уходят женщины от нас.
Они уходят
И уносят
Холодный блеск
Холодных глаз.
Была нежна
И влюблена,
Была так долго
Мной пьяна.
Так неужель
В ней не осталось
Ни капли
Моего вина?
Зачем любить?
Зачем гореть?
Зачем в глаза
Другой глядеть?
Увы! Уму непостижимы
Две тайны:
Женщина и смерть!
1971
А я когда-то думал,
Что седые
Не любят,
Не тоскуют,
Не грустят.
Я думал, что седые,
Как святые,
На женщин
И на девушек глядят.
Что кровь седых,
Гудевшая разбойно,
Как речка,
Напоившая луга,
Уже течёт
И плавно
И спокойно,
Не подмывая
В страсти берега.
Нет,
У седой реки
Всё то же буйство,
Всё та же быстрина
И глубина…
О, как меня подводит седина,
Не избавляя
От земного чувства!
1971
Всё чаще, чаще падаю,
Всё чаще грудь болит.
Уже вино не радует.
А только тяжелит.
Любил и пил запальчиво
И разгадал давно,
Что женщины обманчивы,
Как сладкое вино.
А жизнь была не гладенькой,
Не чистеньким кювет.
Уже кому-то дяденька,
Уже кому-то дед.
Здесь новые возможности.
Но горько между тем,
Поскольку к новой должности
Я не готов совсем.
1971
Утром - Любкой,
Ночью - Любочкой…
Отряхнув с души золу,
С виноватою улыбочкой
Проходила по селу.
Шла неспешно,
Будто с вёдрами,
Выводя за шагом шаг,
И покачивала бёдрами
По привычке,
Просто так.
Обзывали Любку шлюхою
Злые женщины порой.
Начинали слово буквою
Из алфавита второй.
Мужики с недоброй шуточкой
Свой дневной вершили суд.
Шла и знала:
Ночью Любочкой,
Утром Любкой назовут…
Шла отпетая, небрежная,
Под лузгу недобрых ляс,
Всю себя, нахально грешную,
Выставляла
Напоказ.
Отметая ночи ложные,
На меже вблизи села,
На другие непохожая
Ночь у Любочки была.
В играх звёздного свечения,
С перепевом петухов
Ночь любви и очищения
Ото всех былых грехов.
Ночь, не сделавшая просева,
Ночь, не вспомнившая зла.
Ничего с души не сбросила,
Всё с собою понесла.
Тихо, полная смирения,
Понесла в рассветный дым
Новое сердцебиение
Рядом,
Рядом со своим.
Сын приспел.
Нужны и метрики.
Вот, припав теплом к теплу,
С белым ситцевым конвертиком
Мать ступала по селу.
Мать ступала.
В знак прощения
Приподняли старики
Троеперстно, как крещение,
Лаковые козырьки.
Мать ступала.
И глумливые
Смолкли бабы у дверей,
Даже самые ревнивые
Стали к Любочке добрей.
Эти добрые и дружные
В мальчике
Из доброты
Всё простили б,
Даже мужние,
Даже мужние черты…
Шла,
Впервые некоримая,
И несла, забывши всё,
На судах неоспоримое
Оправдание своё.
1971
Опять я начудил,
Разлил себя,
Как пиво пенясь.
Кто старость
В детстве ощутил,
Тот и до старости
Младенец.
Не торжествуй
И не стыди,
Иначе стану
Безрассудней.
Пусть виноват,
Но не суди,
И без тебя
Так много судей.
И без тебя,
В конце концов,
Найдётся тот,
Кто глянет строго.
Мне ль в мудрецы,
Ведь мудрецов
На всей земле
Не так уж много.
Мне жить,
Как пало на роду:
Расплёскиваясь
И волнуясь,
С годами
В детство не впаду,
А если и впаду,
То в юность!
1965
Она не может не играть,
Задумавшись, она не может
Наш снежный край не вспоминать
И трудный срок,
Что с нами прожит.
И я ведь тоже берегу
И в памяти несу сквозь годы
Костры на голубом снегу,
Где в холод
Строились заводы.
Она могла не полюбить
Немую строгость наших елей,
Но те костры,
Но плач метелей
Она не может позабыть.
Льёт дождь,
Он хлещет по лицу,
Плащ мокрый
Липнет к мокрым брюкам.
Две ночи
От дворца к дворцу
Шагаю Невским,
Чуткий к звукам.
Рояль заслышу и бегу,
А где-то
Новый завлекает…
По звукам рассказать могу,
Кто,
Где,
Когда
И как играет.
Вот эта:
До чего ж юна!..
Рыбёшкой в чешуе нарядной
Всё хочет вглубь,
А глубина
Выносит, лёгкую, обратно.
Отчаясь в глуби заглянуть,
Она без муки повторенья
Спешит на солнышке блеснуть
Своим красивым опереньем.
А этот
Всё постиг уже
И, неприступный и холодный,
На самом нижнем этаже
Живёт, как сом глубоководный.
Там воды тяжки и темны,
Но с ними нелегко расстаться…
В нём сердце может разорваться
От недостатка глубины.
1965
Одинок я,
Где моя родня?
Все близки,
И все в далёкой дали.
Женщины не верили в меня
И моих детей
Не сберегали.
Что ж, скажу,
Печаль невелика,
Просто были мы
Душевно разны.
Те, что рассуждали свысока,
Думали, как все:
Гуляка праздный!
Лишь одну
Ославить не хочу -
Ту, что видела
Всегда крылатым,
Но и та ждала, что улечу
В некий час
Маршрутом невозвратным.
Что ж, скажу,
Не мне - другим урок,
Чтобы прочитавший эти строки
Не был в жизни
Так же одинок:
Будто близкий всем
И всем далёкий.
1965
Мне житейская мудрость
Известна давно:
Грусть и боль -
Это сёстры незнанья.
Когда сердце
Всему вопреки влюблено,
А в ответ
И надежды любви не дано,
Вместо радости -
Только страданье.
Голос разума
Сердцу умолкнуть велел.
Не сержусь,
Что с тобою разняли.
Благодарен за то,
Что ты есть на земле,
Знал я то,
Что другие не знали.
Сердце было
Случайной улыбкой пьяно.
Счастье жду
Терпеливо опять я.
Когда ты на земле,
То возможно оно.
Ясным утром
Не веришь, что было темно,
Что у ночи
Мы были в объятьях.
Разум сердцу внушал:
Эту ночь не пройти,
Она землю
Кругом охватила.
Благодарен за то,
Что на трудном пути
Ты недолго,
Но ярко светила.
1965
Любовь к тебе,
Стыдясь, не спрячу.
Что ж, если сможешь - отбери!
Своей поэзии незрячей
Я брал тебя в поводыри.
Но незаслуженной обиде
Теперь надолго в сердце тлеть.
Я так хотел тебя увидеть,
Что смог и без тебя прозреть.
Но долог путь,
Тоска сильнее, -
Кто знает, может, до седин…
Мне будет без тебя труднее,
Пойми!..
Ведь я пойду один.
Иду с надеждою на встречу…
В моё лицо,
В глаза,
Как в цель,
Стреляя белою картечью,
Метёт,
Метёт,
Метёт метель…
А вдруг придёшь
И встанешь близко,
Уже спокойна и тиха,
Как равнодушная приписка
К моим взволнованным стихам.
1965
Любит совесть?
Нам не в новость
Доброта людей таких.
Негодяи любят совесть,
Когда совесть -
У других.
1965
Любил,
Как сон,
Прелестную,
С мечтой
И грустью в облике,
Любил полунебесную,
Стоящую на облаке.
Не видел,
Как менялася
С бедою неутешною,
Не видел,
Как спускалася
С небес
На землю грешную.
Не тихою,
Не слабою,
Но рано песню спевшую,
Увидел просто бабою,
Уже отяжелевшую.
Такая
И встречается,
Такая мне и любится.
Мой вкус
Перемещается
От Рафаэля
К Рубенсу.
1965
Влюблённых шумно -
Лёгок воз,
Зато любовь влюблённых тихо -
Как горе горькое без слёз,
Как боль, болящая без крика.
Таюсь.
Молчу.
Боюсь наскучить.
Иным признанье - трын-трава.
Меня же долго будут мучить
В груди застрявшие слова.
Иной споёт
И отпоётся,
А у меня гудит душа,
И сердце тяжелее бьётся,
Готовое для мятежа.
1965
Любовь мне -
Как блистание
Звезды над миром зла.
Любовь мне -
Как признание
За добрые дела.
Чтоб мир
Отмылся дочиста,
Душа тревогу бьёт.
Любовь мне -
Как пророчество,
Зовущее вперёд.
Любовь -
Как жажда истины,
Как право есть и пить.
Я, может быть,
Единственный,
Умеющий любить.
1965
Измаянная тишиной,
Мысль за тобою гонится.
За радость ночи
Той,
Одной,
Плачу
Сплошной бессонницей.
За страсть,
Сжигавшую дотла,
Я б согласился с карою,
Что узаконена была
Царицею Тамарою.
Счастливец
Много ли терял,
Когда от стона светлого
С её груди
Летел в Дарьял,
Уже ко стону
Смертному.
И знал он,
Брошенный на дно,
Что после расставания
Его убили б всё равно
Потом
Воспоминания.
Не длил бы я
Постылых дней,
Когда бы не иллюзия,
Что ты нежней,
Что ты умней,
Добрей царицы Грузии.
1965
Как наяву точь-в-точь,
Шальное сердце билось.
Подряд из ночи в ночь
Ты, грешная, мне снилась.
Шептала: «Помолчи!..
Не предавай огласке…»
И были горячи
Неистовые ласки.
Но взял я не своё.
Под ласками моими
Чужое, не моё
Ты повторяла имя.
Я скованный лежал,
Стыдясь тебя коснуться,
Как будто крепко спал
И не хотел проснуться.
1965
Как второе пришествие,
Как сто крыльев на взлёте,
О весёлое сумасшествие
Торжествующей плоти!..
Нежность
До первозданного
Побледнения лика,
До глухого, гортанного
Лебединого клика.
И восторг
До отчаянья,
До высокого очень,
До немого молчания,
До безмолвия ночи.
Лебедь
Крылья разбросила,
Замедляя движенье…
Как на заводи озера,
Ты - моё отраженье.
1965
О женщина,
Краса земная,
Родня по линии прямой
Той, первой,
Изгнанной из рая,
Ты носишь рай
В себе самой.
Я говорю
Библейским стилем
И возглашаю горячо:
Не Пётр-ключарь,
А я, Василий,
Заветным
Наделён ключом.
Мы любим
По земным законам,
И соблазняешь ты меня
Не яблочком одним,
Зелёным,
А сразу спелыми
Двумя.
О женщина,
Душа томится,
И жажда мучит
Всё сильней.
Пить!..
Пить!..
Мне пить
И не напиться
Бедовой радости твоей.
1965
На трамвайной дороге плакат:
«Осторожнее - листопад!»
Опадают
И скверы и рощи,
Мокнут листья
В дождливой тоске.
Что трамваю!
Душе моей проще
Поскользнуться
На жёлтом листке.
Под стальные
Трамвайные оси,
На холодную гладь колеи,
Точно так же вот
Каждую осень
Опадали надежды мои. -
А по вёснам,
Похожим на юность,
Когда солнце
Ласкало и жгло,
Сколько старых надежд
Не вернулось,
Сколько новых надежд
Не пришло!
И, тревоги уже
Не скрывая,
Повторяю немножко не в лад
Те слова,
Что прочёл из трамвая:
«Осторожно, душа,- листопад!»
1964
Как цветы на заре,
Так и люди в любви хорошеют.
Неразгаданный взгляд
Моё вольное сердце потряс.
Руки пьяно, как хмель,
Оплели мою гордую шею,
И глаза почему-то
Нельзя оторвать мне
От глаз.
Всё гляжу и гляжу -
И никак не могу наглядеться.
Так в причудливом мире
Робеет душа новичка.
Вижу робость и зов,
Вижу юность и детство,
Опрокинутый мир,
Отражённый
В огромных зрачках.
Всё гляжу и гляжу,
Оторваться не в силах
От весёлых-весёлых,
Бесовских во плясе кудрей,
От бесстыдно зовущих,
От страстно и сладостно милых:
Милых губ,
Милых глаз
И летящих бровей.
Ну люби!
Ну люби!
От любви
Никуда нам не деться.
Ну люби же, люби!..
Я давно этой радости ждал.
Мы одни. Никого.
Убежало стыдливое детство.
Страх метался в заре
И за краем земли пропадал.
1964
Как хорошо,
Что за крутыми
За гребнями
Далёких гор
Меня, забытого другими,
Ты вспоминаешь
До сих пор!
О, вспоминай!
В строках послушных
О нежных чувствах
Святословь.
Люби меня!
Средь равнодушных
Мне так нужна
Твоя любовь!
Бывало часто,
С жизнью споря,
Слабел я, горе затаив,
Мне чудились
В минуты горя
Цыганские глаза твои.
И было в них
Так много света,
Огня, как в золотом вине.
Как хорошо,
Что где-то, где-то
Ты вспоминаешь
Обо мне!
1964
По главной сути
Жизнь проста:
Её уста…
Его уста…
Она проста
По доброй сути,
Пусть только грудь
Прильнёт ко груди.
Весь смысл её
И мудр и прост,
Как стебелька
Весенний рост.
А кровь солдат?
А боль солдатки?
А стронций
В куще облаков?
То всё ошибки,
Всё накладки
И заблуждения
Веков.
А жизни суть,
Она проста:
Её уста,
Его уста…
1963
Упадёт голова -
Не на плаху, -
На стол упадёт,
И уже зашумят,
Загалдят,
Завздыхают:
Дескать, этот устал,
Он уже не дойдёт…
Между тем
Голова отдыхает.
В темноте головы моей
Тихая всходит луна,
Всходит, светит она,
Как волшебное око.
Вот и ночь сметена,
Вот и жизнь мне видна,
А по ней
Голубая дорога.
И по той, голубой,
Как бывало, спешит налегке,
Пыль метя подолом,
Пригибая берёзки,
Моя мама…
О, мама! -
В мужском пиджаке,
Что когда-то старшой
Посылал ей из Томска.
Через тысячи вёрст,
Через реки, откосы и рвы
Моя мама идёт,
Из могилы восставши,
До Москвы,
До косматой моей головы,
Под весёлый шумок
На ладони упавшей.
Моя мама идёт
Приласкать,
Поругать,
Ободрить,
Прошуметь надо мной
Вековыми лесами.
Только мама
Не может уже говорить,
Мама что-то кричит мне
Большими глазами.
Что ты, мама?!
Зачем ты надела
Тот старый пиджак?
Ах, не то говорю!
Раз из тьмы непроглядной
Вышла ты,
Значит, делаю что-то не так,
Значит, что-то
Со мною неладно.
Счастья нет.
Да и что оно!
Мне бы хватило его,
Порасчётливей будь я
Да будь терпеливей.
Горько мне оттого,
Что ещё никого
На земле я
Не сделал счастливей.
Никого!
Ни тебя
За большую твою доброту,
И не тех, что любил я
Любовью земною,
И не тех, что несли мне
Свою красоту,
И не ту, что мне стала женою.
Никого!
А ведь сердце
Весёлое миру я нёс
И душой не кривил
И ходил только прямо.
Ну, а если я мир
Не избавил от слёз,
Не избавил родных,
То зачем же я,
Мама?..
А стихи!..
Что стихи?!
Нынче многие пишут стихи,
Пишут слишком легко,
Пишут слишком уж складно.
Слышишь, мама,
В Сибири поют петухи,
А тебе далеко
Возвращаться обратно.
Упадёт голова -
Не на плаху, -
На тихую грусть.
И пока отшумят,
Отгалдят,
Отвздыхают -
Нагрущусь,
Настыжусь,
Во весь рост поднимусь,
Отряхнусь
И опять зашагаю!
1963
Нас развела
Её несмелость.
Когда весь мир
Стонал в огне
И содрогался,
Так хотелось,
Чтоб кто-то
Думал обо мне.
О, равнодушье!
Пусть измает,
Но если тело
К телу вплоть,
То плоть твоя
Сама признает
Мою тоскующую Плоть.
Молил:
«Останься!»
Сердце стыло,
В крови гудел
Девятый вал.
Я заклинал
Рожденьем сына,
Землёй и Небом
Заклинал.
Пусть будут
Муки и лишенья,
Пусть судят
Лживые уста.
Бог тоже шёл
На прогрешенье
В рожденье
Своего Христа.
Роди мне сына!
Сны пророчат
Величие земле моей.
Мой сын на Небо
Не захочет,
Он вечно
Будет верен ей.
Он будет верен
Вере павших,
Своею смертью
Смерть поправших,
Он будет верен
Славе их
И верен
Чаяньям живых.
Просил,
Но умирало слово,
Исторгнутое из груди.
Вымаливал:
«Роди такого.
Ты можешь,
Ты должна.
Роди!»
Смысл
До жестокости суровый
Она в ответ
Вложила свой:
«Я вижу,
Как страдают вдовы.
Мне, милый,
Страшно стать вдовой».
Расстались мы,
И я не очень
Её, пугливую, виню.
С тех пор
Среди достоинств прочих
В любви
Я мужество ценю.
1961
Скажи, моё сердце,
Кому ты верно?
Зачем я от каждой пьянею?
Ответь, почему дорогое вино
Сберечь для одной
Не умею?
По нашему краю
Красавиц не счесть,
Но сердце, вперёд увлекая,
Стучит и стучит:
«У меня уже есть
Другая,
Другая,
Другая…»
Молчи.
Не хочу я твой призрак ласкать,
Вздыхать без надежд и отрады.
А сердце всё гонит:
Мол, надо искать.
И я соглашаюсь,
Что - надо!
Веди меня, сердце,
Скорее веди,
Иначе разлука измает.
Так маленький деспот
В немалой груди
Любовью моей управляет.
1961
Сочиняем,
Пишем,
Строчим,
Заседаем.
Все - родня.
А в буфете, между прочим,
Смеляков, как строгий отчим,
Косо смотрит на меня.
От поэзии любимой
Отлучённый за грехи,
На базарах со слепыми
Стану петь свои стихи.
Не в ладах с литературой,
Брать начну из добрых рук
Не деньгами, а натурой:
Сладкий блин
И горький лук.
Будут женщины к базарам
По дорогам грязь месить;
Обо мне, ещё не старом,
Разговоры разносить.
Пропою самозабвенно,
Зарыдав и загрустив,
Про любовь и про измены
На моей родной Руси.
Пропою про урожаи
И про Вегу, как фантаст.
Глядь, какой-нибудь Державин
Заприметит
И воздаст.
И тогда,
Обретши слово,
Неподвластное суду,
С бородою Льва Толстого
К вам, товарищи,
Приду.
1961
Не знаю, как вы,
Но случалось со мной,
Что вспомню её и краснею.
Давно это было.
За партой одной
Три года сидели мы с нею.
Был мягок,
Был тонок волос её лён,
Простую лишь знавший укладку.
Скажу откровенно,
Что был я влюблён
До крайности в каждую прядку.
Но ей
Ничего я тогда не сказал,
И, чтоб не казаться беднягой,
Уехал в деревню и землю пахал
Простою двуконною тягой.
Пьянила земля,
И тепла и черна,
Смутила хмельное сознанье,
И в город, где стала учиться она,
Моё полетело признанье.
С надеждою
Ждал я от милой ответ,
Предавшись фантазии яркой.
Однажды мне подали синий конверт
С огромной красивою маркой.
Читать побежал
В молодой березняк,
Где часто бродил одинокий.
Не очень-то нежный,
Я сердцем размяк,
Увидев приветные строки.
Пока о стороннем беседа велась,
Был почерк её одинаков;
Пошло про любовь - и увидел я вязь
Неясных готических знаков.
Что делать?
Вдруг свет в мою душу проник.
От счастья лицо разулыбив,
Любовное слово я чудом постиг,
Прочёл по-немецки:
«Их либе…»
И помню, тогда же
В любовной тоске
Решил я, о школе мечтая,
Что эту строку
На чужом языке
Когда-нибудь всю прочитаю.
Два года
Сквозь дебри глаголов чужих
Спешил я к строке сбережённой.
Письмо развернул я.
«Их либе дих нихт!» -
Прочёл, огорченьем сражённый.
О, знать бы тогда,
В том зелёном леске,
Чтоб совесть не знала уколов,
Что все отрицанья
В чужом языке
Ставятся после глаголов.
За многие годы
Изжил я вполне
Остатки наивности детской.
Но всё же краснею,
А главное - мне
С тех пор не даётся немецкий…
1961
Я видел:
Ещё до рассвета
Он шёл от тебя, точно вор…
Как только увидел я это,
Тебя ненавижу с тех пор.
О, как ненавижу!
Ну, кто ты?!
И так, ненавидя, люблю,
Что вымажу дёгтем ворота
И окна тебе разобью.
В подъезде забесятся львицы,
Твою сторожившие честь.
Плевать мне на то,
Что в столице
Смешна деревенская месть.
1961
Я жил - не заметил
Ни дня,
Ни причину,
Что первую мне
Прописала морщину.
Я жил - не заметил,
Пора спохватиться,
Что было мне двадцать,
Что стало мне тридцать.
Я жил - не заметил;
Заметив, не плачу,
Что много утратил,
Что больше утрачу.
Желанному счастью
Шагая на встречу,
Я, может быть,
Встретив его,
Не замечу.
1961
Как в чаще,
В юности тревожной,
Не глядя слишком далеко,
О жизни думается сложно,
А совершается легко.
Зато теперь,
Как в старой роще,
Просторней стало и видней.
О жизни думается проще,
А совершается трудней.
1961
Говорят,
Моя строка
Про любовь,
Что так горька,
Детям хуже яда…
Детям
Дайте Маршака,
А меня
Не надо.
1961
Стройным
Хвастая станом,
Высотою груди,
Очень уж иностранно
На меня не гляди.
Моё имя
Василий,
И должна понимать, -
Моё имя с Россией
Хорошо рифмовать.
1961
- Не изменяй! -
Ты говоришь, любя.
- О, не волнуйся.
Я не изменяю.
Но, дорогая…
Как же я узнаю,
Что в мире нет
Прекраснее тебя?
1961
В этом
Нет моей вины,
И отчаиваться нечего.
У поэта нет жены,
У поэта только Женщина,
Только Женщина - да, да! -
Пусть простит мне жизнь убогая,
Только-только та одна,
Недоступная,
Далёкая.
Только та,
Что темноту
Отгоняла светом вымысла,
Только та, что красоту
Из моих мечтаний вынесла.
Мой порыв её вознёс
Выше нашей повседневности,
Выше горя,
Выше слёз,
Выше страха,
Выше ревности.
В ней -
Всё чудо,
Всё моё.
Но тебя люблю ведь тоже я,
Потому что на неё
Ты немножечко похожая.
1960
Боюсь не смерти я.
Нет, нет!
И не предсмертного мученья,
Боюсь до смерти отлученья
От увлечений юных лет.
Не то боюсь,
Что жизнь утрачу,
Но без любви и без огня,
Боюсь того, что не заплачу,
Когда разлюбишь
Ты меня.
Не страшно,
Что приду к излому,
Что стану нем и недвижим.
Страшней всего
Всему живому
Вдруг сразу
Сделаться чужим!
1960
Жалуются девы:
Стало-де сложней
Для души и тела
Выбирать мужей.
Жалуются мужи,
Страхом сражены:
Дескать, стало хуже
С выбором жены.
Бог Адама выпорол
Не по той вине.
У Адама выбора
Не было в жене.
И у Евы в доме
Друга своего
Был Адам, а кроме -
Тоже никого.
Впрочем, два наива
Весь библейский срок
Жили бы счастливо -
Не вмешайся Бог.
1960
Где-то ходим,
Чем-то сердце студим,
Ищем сказку не в своей судьбе.
Лет с двенадцати пошёл по людям
И в конце концов
Пришёл к себе.
И всего на свете интересней
Стало то,
Что было от сохи…
Здравствуйте, покинутые песни!
Здравствуйте, забытые стихи!
[1960-1961]
С душой,
Не созданной
Для драк и споров,
С неробкою,
Но доброю душой,
Я в этот мир
Печалей и раздоров,
Должно быть,
Преждевременно
Пришёл.
И потому,
Чтоб недругу
Не вторить,
Я научился
Гневаться
И спорить.
Для той любви,
И светлой
И наивной,
Был создан я
На празднике ночей,
А приходил лишь
На её руины
И склеивал
Обломки кирпичей.
И склеил я.
Не оробел.
Не сник.
Своей любви
Я здание воздвиг.
1959
Рассвет.
Ещё улицы немы,
И город в безмолвии строг…
Он, как пушкинская поэма,
Из которой не выбросишь строк.
Окна
Моют светлые блики.
Мне же с глаз моих
Ночи не смыть…
Вот и утро,
О, город великий,
Ты проснулся - давай говорить.
Как мне быть?
Если, горем согнут,
В суд приду я с болью своей,
Мне суды твои не помогут,
Нет у них подходящих статей.
Я приехал
Из дальней дали
И уеду, о том скорбя,
Что её у меня украли…
Но украли и у тебя!..
И не думаю, что случайно
В тот же миг за моей спиной
Засмеялся звонок трамвайный -
Ну, конечно же, надо мной.
Дескать,
Эй, оглянись, прохожий!
Так и замер я на мосту
Перед девушкою, похожей
На потерянную мечту.
Вышла,
Словно её и ждали,
Ещё сонная поутру,
В той же кофточке,
В той же шали,
С прядкой, вьющейся на ветру.
И любовью той же любима,
Той же песней увлечена…
Но уже,
Пробегая мимо,
Не признала меня она.
1959
Прощай!
Нам слёз не лить
От горя и отчаянья.
Быть нежной,
Доброй быть
Не надо на прощанье.
Прощай!
Не буду ждать,
Не ждать - душе честнее.
Не надо целовать,
Пусть сердце очерствеет.
Надеждой
Не делись,
Оставь без лишней ноши,
Хорошей не кажись,
Останься нехорошей!
Так можно
Всё внушить,
Поверить в святость ада,
А люди будут жить
И думать:
Так и надо.
1959
Всё речи да речи…
Молчи, фарисей!..
Никто не поверит,
Имея понятье,
Что дети родятся
От жарких речей,
От жарких речей,
А не жарких объятий.
Душа да душа!..
Замолчи ты, ханжа!
Мы тоже святые,
Но разве же худо,
Что к жёнам нас манит
Не только душа,
А женского тела
Горячее чудо.
Ты книжный,
Ты скучный.
Должно, не любя,
Тебя зачинали,
Когда заскучалось…
Все люди как люди,
И, кроме тебя,
Ошибок в природе
Ещё не случалось.
1959
Семнадцать…
Двадцать…
В годы те,
Что понимал я в красоте?!
Румянца ль видя густоту
Иль бровь, приподнятую круто,
Я счастлив был,
Я красоту
С беспечной молодостью путал.
Теперь мне далеко за тридцать,
И потому тоскливей пса
Бездомного
Гляжу я в лица,
Ищу любимые глаза.
Ровесниц вижу увяданье,
Уже не юности расцвет,
А пережитого страданья
Милей мне
Благородный след.
Давно забылись
Дни свиданий,
Но то стыдливей, то бойчей
Свет запоздалых ожиданий
Всё светится в глуби очей.
Румянец спал
Пыльцой цветочной,
И бровь не просто приподнять.
Та красота была непрочной,
А эта…
Эту не отнять.
1959
До того,
Как средь множества прочих
На твоей появиться земле,
Мимо звёзд, набегавших из ночи,
На стальном я летел корабле.
Наши сроки межзвёздные кратки:
Там минута - здесь жизнь.
Не таю,
Лишь на время одной пересадки
Забежал я на землю твою.
Забежал,
У огня отогрелся
И так многое сделать хотел,
Но в глаза я твои загляделся
И успеть
Ничего не успел.
А меня уже -
Ты ведь не слышишь -
Мой корабль отдохнувший зовёт;
Тише ветра,
Дыхания тише
Он сигналы свои подаёт.
И хочу я,
Согласно науке,
Чтобы ты уже с первого дня
Бесконечной
Последней разлуки
Улетевшим считала меня.
1959
Как умру,
Моё забудь ты имя.
После ласк
В полночной тишине
С лучшими, чем я…
Да, да, с другими
Говорить не надо обо мне.
Жёны о мужьях,
Чтоб стыд утишить,
Нежно говорят, других любя.
Мне,
Когда случалось это слышать,
Больно было так,
Как за себя.
Если спросят,
Что так мало жил я,
Ты в своём ответе не таи
То, что я страдания чужие
Принимал всё время,
Как свои.
1959
Твердишь ты,
Что расстаться нам пора,
Что ты в своих надеждах обманулась,
Что вся моя любовь к тебе -
Игра.
Не слишком ли игра подзатянулась?
Игра в любовь,
Я знаю, не к добру,
Игра в любовь коротенького срока.
Семь лучших лет потратить на игру,
Семь лучших лет!
Не слишком ли жестоко?
Старею я,
Люблю тебя одну.
Седею я до времени, до срока.
Семь лучших лет отдать за седину,
Семь лучших лет!
Не слишком ли жестоко?
1959
Ещё недавно нам вдвоём
Так хорошо и складно пелось.
Но вот гляжу в лицо твоё
И думаю:
Куда всё делось?
Но память прошлое хранит,
Душа моя к тебе стремится…
Так, вздрогнув,
Всё ещё летит
Убитая в полете птица.
1959
Я целовал твоё письмо,
Не унимая нервной дрожи.
В нём наказание само,
В нём отречение - и всё же
Я целовал твоё письмо.
Могло бы быть совсем иначе.
Не плачу я и не корю.
Но, и не плача, говорю:
Могло бы быть совсем иначе.
Мне говорят мои года,
Что бесполезен поздний опыт,
Что я нигде и никогда
Не повторю любовный ропот…
Так говорят мои года.
Я не тебя,
Я мир теряю.
Не жалуясь и не сердясь,
Тебе я горе поверяю:
Поэзии живая связь
Оборвана…
Я мир теряю!
1959
Я тебя представляю
Поспешно шагающей к дому и
На поклоны отзывчивой.
Голову часто клоня,
Ты кому-то киваешь.
Я знаю, твои все знакомые
Посмелели с тех пор,
Как в столице
Не стало меня.
Я тебя представляю
И дома,
Неслышно ступающей,
Представляю за книгой,
Под лампою - в светлом кругу.
Я тебя представляю
Немножко-немножко скучающей,
Но влюблённой в меня
Я представить тебя
Не могу.
1959
Всё равно
Нам с тобою не слиться,
Как сливаются вольные реки.
Ревновать буду часто и злиться,
Как ревнуют и злятся
Калеки.
Дорогая,
Волной серебристой
Мы, сойдясь, не покатимся оба.
Даже в речке, большой,
Но не быстрой,
Ты осталась бы речкой особой,
Беспокойной,
Всегда серебристой.
Но и тихие реки весною,
До краёв наполняя излуки,
По долинам,
Дразня белизною,
Тянут к милым
Разливные руки…
Без тебя мне
И больно и грустно.
Навсегда расставаясь с тобою,
Я своё помелевшее русло
Берегами крутыми прикрою.
1959
Немало я видел
Красавиц бедовых.
Что ж гонит меня
В переулки Садовых
По свежему снегу,
По свежему насту?..
Такое со мною
Бывает не часто.
Не поздно ли?
Поздно.
В любовные сети
Не надо запутывать
Добрых соседей.
Не лучше ли тихо,
Сторожко-сторожко,
Условною дробью
Пройтись по окошку.
Крадусь пустырями,
А сердце всё ноет:
Откроет ли поздно?
Откроет!
Откроет!
Когда бы спешил,
Не увидел бы мету,
Что шёл я к окну
По готовому следу.
Тогда б не услышал,
Сойдясь со стеною,
Что весело милой
С другим,
Как со мною.
Не надо стучаться.
Не надо стучаться.
Не надо встречаться.
Не надо встречаться.
С любовью такою
Теперь не ужиться.
Пойду за метелью
Свистеть и кружиться.
Насмешкой
Над нежностью
Чувств непочатых
Пятнает мне сердце
Следов отпечаток,
Пылает обида
Ночного размена.
Кричу всему свету:
Измена!
Измена!
Сегодня метель
Для неверной подмога,
Она заметает
Следы до порога,
А снег,
Что в открытую душу
Влетает,
Всё тает,
Всё тает,
Коснётся - и тает…
1959
Когда в печи
Большого дома
В рождественские холода
Горит ячменная солома,
А не дрова горят,
Тогда
Истопникам
Не счесть терзаний.
Чтоб стало в доме том теплей,
Вгоняют в мыло лошадей,
Рвут хомуты,
Ломают сани.
Всё чаще, милая,
Всё чаще
Прошу тепла,
Прошу огня…
Так, может быть,
Не настоящей
Любовью греешь ты меня?
1959
Есть такой порыв неодолимый,
Когда всё высокой страстью дышит.
Пишет сын стихи своей любимой,
Только писем
Он тебе не пишет.
Не писать же в них,
Что не на шутку,
Как отец кулачный бой и пьянку,
Полюбил он, вопреки рассудку
Лёгкую, как ветер,
Москвитянку.
Вся она
Сплошное заблужденье.
Нужно - до чего невероятно! -
Возвратиться с ней
К её рожденью,
А потом
Вести её обратно.
Верю я,
Что люди очень скоро
Подобреют в мудрости глубокой,
Но любовь, как яблоко раздора,
Навсегда останется
Жестокой.
Ты прости,
Совсем небоязливым
Прикоснулся я
К такому стану
И такому сердцу,
Что счастливым
Никогда, наверно,
Я не стану.
1959
Мне рваные брюки
Сегодня приснились,
Взгрустнул я: заплата нужна.
Но Муза тогда надо мной наклонилась,
И вот что сказала она:
«Ты молод,
И помощь мою не отбрасывай.
За всех вас болея душой,
Я брюки чинила поэту Некрасову
И опыт имею большой.
Не каждому
С песнями жить припеваючи,
Не каждому - море любви.
Некрасов был гений,
А ты начинающий…
Терпи, мой хороший, терпи!»
1959
Мы с нею
Повстречались вновь,
Но легкомысленная женщина
Забыла, что её любовь
Была мне
В юности обещана.
Лишь разговор -
И вновь прощанье.
Глаза лукавые цветут
Всё тем же
Милым обещаньем,
Которого три года ждут.
1958
На меня удивлённо глядит
Глазами широкими,
Будто знала, что был я убит,
Будто знала, что был я зарыт,
И, как многие многими,
Был за давностью ею забыт.
С огоньками-зарничками
Вижу те же глаза и не те…
Будто кто-то шалит в темноте
Отсыревшими спичками.
Как прежде, при встрече
К груди не прижат.
Вот и рядом, а так далека!..
И губы дрожат,
И ресницы дрожат,
И дрожит золотая серьга…
Даже соболя
Тронула лёгкая дрожь:
На плечах удержаться не мог.
На огонь потухающий
Был он похож,
Чуть заметный сквозь сизый дымок.
Предо мной
Распахнулась сибирская даль,
Где мне встретилось горе моё,
Мне припомнилась
Старая-старая шаль,
Согревавшая плечи её.
Образ тот
На тяжёлом стальном полотне
Девять лет я алмазом врезал.
А она:
Дескать, кто вам сказал обо мне?..
Кроме сердца,
Никто не сказал!..
Удивляешься?
Полно!
С любовью моей
Было просто тебя подстеречь.
Так охотник
По следу прошёл соболей,
Что твоих удостоены плеч.
…Представь себе, в глуши лесов
Нет соболиных адресов.
Там соболь по снегу петляет,
Потом, глядишь, найдёт дупло.
И если только в нём тепло,
Он прячется и отдыхает.
Охотнику не шлёт он весть
Ни прямо почтой, ни окольно…
Охотник знает: соболь есть -
И этого уже довольно.
И ест охотник на бегу,
И засыпает на снегу.
Зверь то внизу,
То в тёмной кроне
Среди разлапистых ветвей…
В тяжёлом поиске, в погоне
Проходит много-много дней…
Когда усталый зверь в пути
Между корягами забьётся,
Охотник ставит сеть.
К сети
Подвешивает колокольца.
Трещит мороз, и снег идёт.
Охотник ждёт, и соболь ждёт.
Ночь…
Зверю мнится: нет засад…
И раздаётся звон, похожий
На тот, что полчаса назад
Вдруг зазвенел
В твоей прихожей.
Охотник тот настойчив был,
Чтобы твои украсить плечи…
А он тебя ведь не любил
И не мечтал, как я, о встрече.
Ему от чьей-то красоты
Ни сладко не было, ни больно.
Я знал, что в Ленинграде ты, -
И этого уже довольно.
1958
Я не знаю сам,
Что делаю…
Красота твоя, -
Спроси её.
Ослепили
Груди белые,
До безумия красивые.
Ослепили
Белой жаждою.
Друг от друга
С необидою
Отвернулись,
Будто каждая
Красоте другой
Завидует.
Я не знаю сам,
Что делаю…
И, быть может,
Не по праву я
То целую эту, левую.
То целую эту, правую…
1958
Во имя всех живых -
А все мы тленны -
Не будьте ни корыстны,
Ни мелки…
Была война,
И в битве многодневной
Погибли сенегальские полки.
Под крик ворон
И воронов круженье,
Где штабелем,
Где кое-как - броском,
Их уложили
В длинные траншеи
И прикопали
Глиной и песком.
Когда и кости
В их могилах тесных
Успело время
Сжечь и перегрызть,
На горе людям
У крестьян окрестных
В душе практичной
Вызрела корысть.
И вот однажды
Эти погребенья
Невесть за что
Сражавшихся солдат,
Крестьяне подняли
На удобренье,
Чтоб хлеб тучнел
И зеленел шпинат.
Земля была жирна
И липла к пальцам,
К подошвам ног…
Был урожай всему.
Но ветер с прахом
Бедных сенегальцев
Разнёс по миру
Пагубу-беду…
О, месть бацилл!
Кровь африканцев страстных
В себе самой
Ещё смиряла их.
Что сенегальцам
Было не опасно,
Теперь смертельно стало
Для других.
Костры горели,
Стлался дым мертвячий,
Мать расставалась с сыном,
Муж с женой.
Другая смерть
Встречалась громким плачем,
А эта -
Суеверной тишиной.
Во имя всех живых -
В избытке ль силы,
В избытке ль гнева,
В простоте ль святой, -
Не ворошите старые могилы,
Они чреваты
Новою бедой.
1958
Пусть
Мы друг друга
Разлюбили.
Но жизнь мою,
Любовь мою
Не торопись
Толкать к могиле, -
И так качаюсь
На краю.
Я, в счастье
Веривший глубоко,
Себя от счастья
Отрешил.
Уйду из жизни
Без упрёка,
Довольный тем уже,
Что жил.
Довольный тем,
Что полной мерой
Мне было радости дано.
А без любви мне,
Как без веры,
И безысходно
И темно.
Всё унесу,
Твой добрый гений,
Твой легковерный
И смешной.
Всю горечь
Многих заблуждений
Ты можешь схоронить
Со мной.
Пусть экскаватор
Полной горстью,
Однажды вороша погост,
Мои изломанные кости
Швырнёт
На глинистый откос.
И пусть!
Пусть будет всё,
Что будет.
Приму любую из порух,
Чтоб стали радостнее
Будни,
Хотя бы
Одному из двух.
1958
Не пора ли,
Не пора ли
Нам игрушки собирать.
Мы все игры доиграли,
Больше не во что играть.
И в любви
Не портить крови,
Ибо знаю наперёд,
Что количество любовей
В качество не перейдёт.
1958
Пришла
И чуткою
И нежною
Ошеломить
И потрясти.
Пришла ко мне,
Чтоб душу грешную
От самого себя
Спасти.
А у моей души
Есть правило,
И я воздать
Не прочь ему:
Коль ничего в ней
Не оставила,
То и стучаться
Ни к чему.
С изменами,
С любовью,
С чарами
Душа моя, -
Что к ней влечёт?! -
Как лавка
С хрупкими товарами,
Закрыта
На переучёт.
1958
Угар любви
Мне мил и близок,
Но как смешон
Тот сердцеед,
Что составляет
Длинный список
Своих «любвей»,
Своих побед.
Марина,
Нина,
Саша,
Маша.
Меж тем
При встречах,
Как у птиц,
Была с ним
Всё одна и та же,
Размноженная
На сто лиц.
Мне радость
Выпала иная,
Мне жребий
Выдался иной:
Меняясь,
Но не изменяя,
Сто женщин
Видел я в одной.
1958
Всё вижу.
Твой немой укор…
Ты смотришь,
Будто ждёшь ответа:
Где живость,
Где горящий взор,
Где озарение поэта?
Глаза тусклы,
Почти что злы,
Как у пропойцы до загула.
О, ужас!
На плебейских скулах
Застыли желваков узлы.
Ты думала:
Неотразимый.
Ни в чём не знавшая потерь,
Ты думала,
Что я красивый.
Не отворачивайся.
Верь.
Красивы мы,
Светлей, чем зимы,
Иконописнее, чем Спас.
В том и беда,
Что мы красивы,
Когда никто
Не видит нас.
И кровь кипит,
Душа парит.
В ней, чуткой,
Всё находит отклик.
Как у идущего на подвиг,
Лицо отвагою горит.
Но вот погасло вдохновенье,
И, к людям открывая дверь,
Мы вновь темны,
Мы снова тени
Самих себя…
Как я теперь.
1958
Тебе обычный
День ненастный
Страшнее наших зимних вьюг.
Я не люблю, когда ты праздный,
Беспечно говорливый Юг.
На пляжах
Я не стал весёлым,
От блеска солнца не ослеп.
Тот сдержан,
Кто трудом тяжёлым
Свой зарабатывает хлеб.
Я даже ласкам непокорен.
Мне завтра, счастью вопреки,
От солнца и объятий моря
Идти в объятия пурги.
Чем ты теплей,
Тем горше мысли,
Тем тяжелей мне твой полон.
Так с буднями суровой жизни
Нас ссорит
Слишком лёгкий сон.
[1958-1960]
Уйти?
Уйду!
Такой тропою,
Чтобы сам чёрт
Найти не смог.
Да, это правда,
И с тобою
Бывал я часто одинок.
Бывало, надвое расколот,
Сидел я в смутной тишине,
И часто отчужденья холод
Закрадывался в душу мне.
Пойми,
От сладкого начала
До этих поздних горьких дней
Ты безотчётно расточала
Мою любовь,
Не дав своей.
И нисходило
К изголовью
Виденье юности…
Тогда
Перед её большой любовью
Во тьме
Сгорал я со стыда.
И на тебя глядел я строже
Как на минувшую беду…
Ну, что же, милая,
Ну, что же,
Ты говоришь — уйти?
Уйду!
[1958-1960]
Своё достоинство храня,
Как с гостем говорит случайным,
И за столом
Сервизом чайным
Отгородилась от меня.
Заводит речь о жизни райской,
О безупречности своей,
О муже…
И фарфор китайский
Как бы поддакивает ей.
И я заметил на стене:
Добавкою к семейной притче
Из рамки улыбался мне
Семьи удачливый добытчик.
Безделицами окружён,
Которым так легко разбиться,
Задумчиво, как умный слон,
Сижу, боясь пошевелиться.
Её оглядывая «рай»
И прошлое припоминая,
Прошу доверчиво:
- Сыграй!..
- О нет… Давно уж не играю!..
И, чтоб упрашивать не стал,
Лениво повела рукою…
«Но кто же, думаю, играл,
Но кто же бредил здесь пургою?
Чьи руки воскресить сумели
Те ночи давние, те дни:
Непотухавшие огни,
Незатихавшие метели?»
А в это время из дверей,
Где лак рояля засветился,
Несмелый мальчик вышел к ней
И, сделав шаг, остановился.
В лице незрелой красоты
Слились, сплелись,
Как звуки в гамме,
Её красивые черты
С чужими смутными чертами.
И понял я
Сознаньем всем:
Меж нами
В маленькой квартире
Легло пространство
Больше, чем
От Ленинграда до Сибири.
Опять далёкая!..
И жаль,
Что даже не с кем
Мне проститься:
Той девушке, носившей шаль,
Здесь не позволят появиться.
А что без той любовь моя?..
Безрадостна и сиротлива!..
Дверь,
Лестница…
Очнулся я
На жёстких космах
Львиной гривы.
Мои ли тронули слова,
Но плакал зверь,
Большой и грозный.
Я видел, как по морде льва
Катились каменные слёзы.
Себя в дороге веселя,
И так беспечно,
Так не к месту
Пел кто-то, подходя к подъезду:
«Тру-ля-ля-ля!.. Тру-ля-ля-ля!..»
При встрече,
Сделав поворот,
Успел заметить я,
Что это
Беспечно трулюлюкал тот,
Глядевший у неё с портрета…
1957
Вместе с той,
Что в борьбе проливалась,
Пробивалась из мрака веков,
Нам, свободным,
В наследство досталась
Заржавелая рабская кровь.
Вместе с кровью
Мятежных,
Горячих,
Совершавших большие дела,
Мутноватая жижица стряпчих,
Стремянных
В нашу кровь затекла.
Не ходил на проверку к врачу я,
Здесь проверка врача не нужна.
Подчинённого робость почуяв,
Я сказал себе:
Это она!
Рос я крепким,
Под ветром не гнулся,
Не хмелел от чужого вина,
Но пришлось -
Подлецу улыбнулся
И почувствовал:
Это она!
Кровь раба,
Презиравшая верность,
Рядом с той,
Что горит на бегу, -
Как предатель,
Пробравшийся в крепость,
Открывает ворота врагу,
Как лазутчик,
Что силе бойцовой
Прививает трусливую дрожь.
Не убьёшь её пулей свинцовой
И за горло её не возьмёшь.
Но борюсь я,
Не днями - годами
Напряжённая длится борьба.
Год за годом,
Воюя с врагами,
Я в себе
Добиваю раба.
1957
Не за слёзы ли,
Что лила,
Меня женщина
Прокляла…
Телефон звонил оголтело,
Будто колокол с каланчи.
«Проклинаю вас!» - долетело,
И всё смолкло в глухой ночи.
Засмеялся.
Заснуть бы снова,
Дикий выкрик,
Как сон, заспать,
Только стало ночное слово
Странной тяжестью обрастать.
Есть слова,
Они роковые,
Когда люди их говорят,
В них на сроки все вековые
Отлагается жизни яд.
Смысл их древний бывает жуток,
Злая магия входит в дых.
С ними, тёмными, не до шуток.
Кто ж мне бросил
Одно из них?
Мне казалось,
Мои объятья
Ни одну не сделали злей.
Но я проклят, и то проклятье
С каждым годом всё тяжелей.
Всё сильнее догадки мают,
Всё труднее избыть мне их:
Посторонних не проклинают,
Отверженьем не бьют чужих.
Не за слёзы ли,
Что лила,
Меня женщина
Прокляла…
1955
Всё испытав,
Мы знаем сами,
Что в дни психических атак
Сердца, не занятые нами,
Не мешкая займёт их враг,
Займёт, сводя всё те же счёты,
Займёт, засядет,
Нас разя…
Сердца!
Да это же высоты,
Которых отдавать нельзя.
1955
Если б
Богом я был,
То и знал бы,
Что творил
Женщину!
Если б
Скульптором стал,
Высек бы
Из белых скал
Женщину!
Если б
Краски мне дались,
Рисовала б
Моя кисть
Женщину!
Но
Не бывшую со мной
И не ставшую женой
Женщину!
1953
Чему сердце молилось,
Отошло навсегда.
Надо мною звезда закатилась,
Закатилась звезда.
И горела нежарко,
Не давала тепла,
И светила неярко,
Но всё же была.
Я стоял под звездою,
Дожидался зари.
А теперь только место пустое,
Смотри не смотри…
1953
За позднюю вину,
За то, что грудь остыла,
Того не прокляну,
Что прежде Счастьем было.
Пусть рана
Жжёт в глуби,
Но всё ж за эту рану
Я прошлое любви
Обкрадывать не стану.
Припомню те черты,
И сердце тронет жалость.
Кто виноват, что ты
Той, прежней,
Не осталась!
1950
Не удивляйся,
Что умрёшь.
Дивись тому,
Что ты живёшь.
Дивись тому,
Что к сердцу близко
Однажды ночью голубой
Горячая упала искра
И стала на земле тобой.
Не скифом
И не печенегом,
Минуя сотни скорбных вех,
Ты сразу гордым человеком
Явился
В наш двадцатый век.
- Мы - люди.
Нас легко обидеть. -
Но ты подумал ли хоть раз,
Что я бы мог и не увидеть,
Мой друг,
Твоих печальных глаз?
Нас, гордых,
Жизнь не стала нежить,
Нам горький выдался посол.
Мы люди,
Нас легко утешить
Напоминаньем больших зол.
В любви,
В крови,
В огне боренья,
Со славой тех, кто первым пал,
Сменялись,
Гибли поколенья
За это всё, что ты застал.
Всё чудо:
Солнце, вёсны, зимы.
И звёзды, и трава, и лес.
Всё чудо!
И глаза любимой -
Две тайны
Двух земных чудес.
Да будь я камнем от рожденья,
Я б в жажде всё одолевать
Прошёл все муки превращенья,
Чтоб только
Человеком стать.
Не удивляйся,
Что умрёшь.
Дивись тому,
Что ты живёшь.
1948
